Канувшие в вечность

Обернувшись на деревню, где осталась жена с двумя младшенькими сыновьями-погодками, Карп не увидел крыши своей избы, да и родной деревни не узнал. Избы стояли чёрные, слепые – буря разметала соломенные крыши крестьянских изб, разрушила ветхие сараи, уцелели лишь прочные бревенчатые амбары. Вётлы, что росли за околицей, вырвало с корнем.

Ещё не осознав до конца случившегося, имея наперёд мысль о жене и мальчиках – живы ли? – Карп благодарил Бога за то, что невредимы остались Егорка и Настёна, самого Бог миловал, и уже думал о том, цела ли корова-кормилица, чем прокормить её, когда не будет доставать сена, и как устроить новую крышу да хлев.

И только спустя некоторое время осознал, что Настёна дёргает его за подол рубахи, а Егорка без устали повторяет:

– Тятя, глянь, чё там, навроде лёда, сверкает?

Отворотив взгляд от порушенной деревни, Карп наконец взглянул, куда указывал сын. Совсем близко на пологом спуске к реке, посреди скошенной травы, раскинулось холмом, покрытым сверху снегом и льдом, нечто невиданное в здешних местах, непонятное и потому страшное, чего до бури на лугу не было и в помине. Какая-то тварь, принесённая бурей, туша, которая не могла быть коровой или лошадью, так как была в длину гораздо более – никак не меньше девяти аршин.

По мере того как под лучами вновь выглянувшего жаркого солнца снег и лёд таяли, оседая, взору открывалось продолговатое чешуйчатое тело с крупными зубьями вдоль хребта…

«Змий небесный – дьявольского порождения суть!» Чем дольше смотрел на чудище Карп, тем сильнее начинала бить его дрожь, а дети и вовсе спрятались за его спиной.

Кожаные крылья, словно у нетопыря, и тоже длиною аршин девять, а то и более того, на концах лапы с когтями, голова громадна, и зубы видны, ох какие зубищи, навроде щучьих, тоже кривые, и зело велики!

С косой, которую Карп не выпускал из рук и в бурю, преодолев страх, приблизился он к чудищу и ткнул легонько острым концом в хвост змия. Тот не шелохнулся, но из повреждённого места тонкой струйкой потекла жидкость.

«Кровя зелёная – текёт, значит живая тварь-то, только мёрзлая!»

И вспомнил Карп, как читан был народу ещё зимой Указ Божией милостию Государя Петра Алексеевича о куншткамере и сбору для неё диковин разных, монструзов и разных чудес. Муж учёный, должно, из самого Санктпитербурха, разъяснил, что твари эти не от дьявольского прельщения душ православных, а от хитрости природной и всяких ухищрений натуры бывают. А кто на чудо сие укажет, тот от власти два рубли серебром получит.

«Вот оно – счастье-то! Эхма – новую крышу да стаю справить! Послать немедля Егорку к помещику Осипу Ивановичу да к земскому комиссару Василию Штыкову!»

И вдруг за спиной Карпа голосок тонкий Настёны:

– Жалко, бедненький…

– Вот дурёха-то, нашла кого жалеть!

* * *

Из глаза чудовища, прикрытого морщинистым веком, из самого угла его, вдруг выкатилась прозрачная капля.

– Смотри, он плачет… Бедненький! – пожалела змея Настя, не отходя от Игоря и не отпуская его руки, в то время как отец Игоря, Андрей Чудаков, разговаривал с приятелем по мобильному телефону.

– Витя, ГАЗон не подойдёт, маловат, КАМАЗ нужен… Да, рефрижератор, да, до Москвы! Ты не представляешь себе, как это важно – событие мирового значения… А популярность твоей фирмы сразу вырастет на порядок!

Чудаков давно, с тех пор как ушёл с оборонного завода, не испытывал такого душевного подъёма, не был в таком волнующем возбуждённом состоянии, как в те ушедшие времена, когда вдруг получалось задуманное, рождалось новое изобретение. А тут – подумать только, перед ним на картофельном поле, полузамёрзшая, то ли реликтовая птица, то ли сказочный Змей Горыныч!

– Ну так что, даёшь КАМАЗ? С водителем я сам в Москву поеду, сопровождать буду это чудо… Добро, спасибо, дорогой, наука тебя не забудет! Жду в Заречном, только ты и грузчиков не забудь, человек шесть, ребят понадёжней, да брезент пусть захватят!

Змей был просто великолепен! Длиной больше восьми метров, такой же длины были перепончатые крылья, заканчивавшиеся четырьмя пальцами с когтями. Покрытое чешуёй тело змея сверкало всеми цветами радуги, а местами на теле видны были застывшие потёки изумрудного цвета.

– Настюш, вспомни, что там у Толкина, какого цвета кровь у драконов? – спросил Игорь.

– Может, зелёного? – попыталась вспомнить Настя.

– А живут они сколько?

– В сказках – тысячу лет, если конечно, не встретят какого-нибудь шустрого рыцаря!

КАМАЗ-рефрижератор ждали недолго; следом за ним на «Форде» подъехал и его хозяин Виктор. Пока Чудаков показывал ему змея, а Виктор качал головой и восхищённо повторял: «Вот это да!», грузчики времени не теряли. Они распахнули заднюю дверь рефрижератора и велели шофёру подогнать машину поближе к змею. Полюбовавшись на чудо, сложили, как зонтик, перепончатые крылья, перебинтовали широкой лентой (на всякий случай!) метровую зубастую пасть чудища. Пропустили под тело змея три прочных брезентовых полотнища и, расположившись по трое с каждой стороны, чтобы осторожно, не повредив, затащить змея в холодильную камеру, обнаружили вдруг, что небесная тварь на самом деле не такая уж и тяжёлая!

Затащили головой вперёд, но хвост свисал; пришлось изогнуть и свернуть длинное тело кольцом, при этом голова переместилась назад, к двери. Освободили змея от пут, размотали ленту на голове. Когда закрывали дверь камеры, один из грузчиков вдруг испуганно отпрянул назад: ему показалось, что существо шевельнуло хвостом.

Когда он рассказал об этом Чудакову, тот заметил:

– Известны случаи, когда тритоны, эти маленькие дракончики, пролежавшие во льду не одну тысячу лет, оттаивали и оживали. Может, и этот дракон оживёт, как знать, только не хотел бы я, чтобы это произошло в дороге…

Снова и снова благодарил друга:

– Спасибо тебе, Витя, теперь ты и сам видишь, какое это чудо! Пусть компрессор поработает от сети, до отъезда нагонит холода сколько можно, а в пути будем поддерживать от автономного источника. Отправимся часа в четыре, или даже раньше – светает рано…

Игорь пытался уговорить отца взять его с собой в Москву: «Мало ли какая помощь потребуется, да и учёные наверняка захотят побеседовать с очевидцем!», но Чудаков был непреклонен:

– В другой раз возьму и тебя и Настю, а сейчас самое главное – доставить змея в Академию наук. Домой как добираться будете, со мной или «Мангустов» оседлаете?

О велосипедах, с которых всё началось, ребята уже и думать забыли. Игорь полез в канаву, где ребята укрывались от смерча, вывел один за другим велосипеды, осмотрел.

– Всё нормально, доберёмся сами, да, Настюша?

– Конечно!

Проводив ребят, Андрей сел в машину и поехал домой, собираться в дорогу.

* * *

«Лета 1719 июня 4-го дня. Была в Арзамасском уезде буря великая, и день зделался яко ночь, и много домишек с анбары и всякого строения снесено, и смерч великий был и град, и многия скоты и всякая живая тварь погибли, и урон великий через то светопреставление имеем. И упал с неба змий, Божьим гневом опаленный…»

Земский комиссар Василий Штыков остановил бег гусиного пера по бумаге и задумался. Проще всего было бы, конечно, сделать, как отец Фёдор предлагал: «Диавольское порождение в церкви проклясть и, очистив от скверны, сжечь…»

Но ведь не исполнишь государева указа, найдутся завистники, доложат куда следует, должности лишишься, а то и похуже – умысел противу власти заподозрят. Нет, Штыков дело своё знает! Не зря бочка беремянная, чтобы змия запечатать, бондарю была заказана, и вино двойное. Так тому и быть:

«…А о змие сём донёс помещик Осип Иванович Лопатин и человек его Карпушка Холяпин место указал, где змий сей обретался, и дано ему за такое справное старание серебром два рубли, как Указ велит, с пошлины, с челобитен, исковых и явочных и с печатей, и со свадеб иноверческих, и с гербовой бумаги…»

Так, теперь подобает описать монструза, каков он был. Штыков вынул из кармана замусоленный клочок бумаги с цифирью и продолжил:

«А в длину сей монструз от пасти до хвоста девять аршин и более, а пасть в один аршин и пять вершков, и зубья в пасти той яко у щуки, но более того и кривые, а спереди ещё боле, в два вершка, а крылья яко у нетопыря, кожаные, и в длину тож девять аршин и боле, и лапы на крыльях четырехперстные с когтями, и ещё лапы голые с когтями великими, яко у орла и боле…»

И далее промашки не допустил комиссар: навес велел соорудить над змием, в месте, где он упал, от солнечного жара защитить; сторожа, того же Карпа Холяпина, поставил, стеречь монструза от лихих да любопытствующих людей…

Карп службу исправно нёс, домой не отлучался. Дома, слава Богу, всё обошлось, живы остались и жена, и сыновья, и корова, только двух кур буря унесла да гусыню с гусятами. Ну, конечно, как сразу ещё с луга заметил, крышу у избы снесло да хлев разметало. Так это уже ничего, два рубли серебром за монструза получил да как сторожу положили жалованье сорок копеек сверх того.

Егорка и Настёна в день по два раза, а то и чаще к отцу прибегали. Еду приносили да на змия через щели в загородке поглядывали. Страшно, но уж больно любопытно!

В полдень, как обед принесли, Настёна в щёлку заглянула – показалось ей, что дрожь по телу змия прошла, напугалась, страсть! Вечером, однако же, снова посмотреть на змия захотелось. Егорка ещё раньше пристроился, глазом к щели припал, только не там, где Настёна, а с другой стороны, где голова монструза. Смотрел, смотрел, да вдруг

отпрянул, крестным знамением себя осенил.