Истории Стасяна. Мечты сбываются

Дедушка Вася и бабушка Дуня жили в подмосковном городе Пушкино. В необычном доме. Это был многоквартирный двухэтажный деревянный дом. Они жили на втором этаже. Был свой небольшой участок земли с садом и сарай. А вокруг дома пятиэтажки. Смотрелось странно. Такая сельская жизнь посреди города. В квартире не было горячей воды. А комната-кухня была отделена от комнат коридором в соседнюю квартиру.

Папа привозил меня к ним несколько раз в 1982 году. Мне было шесть лет. Дедушка строгий, но всегда припасал бутылочку газировки порадовать меня. Бабушка добрая, невысокая и неразговорчивая. Дедушка что-то спрашивал у меня, а я стеснялся. Однажды за обедом я умудрился запихнуть сосиску целиком в рот. Удивился, что она там вся поместилась.

Папа рассказывал, что дедушка – пенсионер республиканского значения, уважаемый человек, ведь он принимал участие в революции 1917 года в Казани. Дедушка в юности работал в Казани на пороховом заводе. А потом, после революции, получил высшее образование в Ленинграде.

Квартирный вопрос*

Папа, мама и я спали в 13-метровой комнате трехкомнатной квартиры пятиэтажного дома в Москве в районе Очаково. В этой же квартире во второй спальне проживала сестра мамы Любовь с сыном Костей. А в гостиной спал мой дед Вася, отец мамы и Любы. Его жена, мать сестер и, соответственно, моя бабушка, умерла задолго до моего рождения.

42,7 квадратных метра жилой площади на шесть человек. Было тесно, особенно на пятиметровой кухне, и утром – очередь в ванную. Мама часто ругалась с тетей Любой. Папа был бесправным в бытовых спорах с ней, так как не был прописан в квартире. Он был прописан в квартире в Пушкино у своих родителей.

Мама мечтала об отдельной квартире. Встать в очередь на получение квартиры от государства не позволял норматив. В существующем жилье должно было быть меньше 6 кв. м на человека, чтобы записали в очередь. У нас выходило больше.

Купить (кооперативную) квартиру дорого и сложно, но теоретически возможно. Но там тоже был какой-то норматив, к тому же папа прописан в Подмосковье, и значит, купить в Москве не получалось. Тетя Люба была категорически против того, чтобы прописать папу к нам в квартиру. Рынка аренды квартир не существовало вообще.

Мама надеялась как-то разменять квартиру на отдельные. Но разменять эту «трешку» можно было максимум на две «однушки», что формально ухудшало условия проживания и метраж на человека – обмен могли бы просто не разрешить. Более реалистичным казался маме вариант повторного замужества Любы с её последующим переездом к мужу. Мама как могла способствовала младшей сестре в этом.

Персонажи нашей квартиры*

Тетя Люба была в разводе с отцом Кости. Характер Любы, мягко говоря, не подарок. Постоянные наставления и упреки всем окружающим по любым поводам и без них. Напористая и пробивная. Работала она в военной организации, хотя и гражданская. Хвасталась, как «выбила» или вытребовала что-то в очередной раз у полковника или майора на работе. Дома ходила постоянно с перевязанной тряпкой головой и жаловалась на мигрень. Хорошо умела шить: кроила и строчила на швейной машинке с ножным приводом (самое «крутое» устройство у нас в квартире). Шила платья себе и на заказ за деньги. Выкройки брала из журнала Burda. С тетей Любой я часто спорил и ругался, хотя мама и запрещала мне отвечать на её провокации.

Костя – мой двоюродный брат, сын Любы. Люба мечтала, чтобы Костя занимался балетом, но он не продержался и года в балетной школе. А вот балетная походка у него осталась на всю жизнь. Костя старше меня на шесть с половиной лет. Мне было семь, а ему уже тринадцать с половиной. Костин талант оказался в другом: неистощимый кладезь технических решений. Он сам придумывал идеи и сам воплощал. Золотые руки. В ход шли все подручные материалы.

Например, однажды Костя слепил из пластилина десятки очень правдоподобных маленьких солдатиков, снабдил их ружьями из спичек, потом к иглам примотал нитками поролон – они стали снарядами духового ружья (трубки) для стрельбы по солдатикам. И начиналась игра – невиданная баталия с подключением бронетехники (игрушечный танк на батарейках), авиации и прочего. Я был в восторге. Костя для меня был то волшебником, то мучителем.

Дедушка Вася гнал самогон, играл на бегах и частенько использовал матерные слова.

Целыми днями дед сидел за столом и гадал на картах. У него было много колод карт в разных стилях. Играть ими никому не позволял. С его слов, не все колоды были одинаково способны в предсказаниях. Перед ним лежала программка бегов на предстоящие выходные. Он раскладывал карты и делал пометки в брошюрке по каждому забегу. Пометки непонятные, карандашами разных цветов. Иногда он звонил кому-то и обсуждал лошадь или наездника.

Никого из домашних он в это дело не посвящал и с собой не брал на ипподром. Ездил на бега по субботам и делал там небольшие ставки. Иногда что-то выигрывал. На вопрос, зачем же он с больными ногами столько сил тратит на дорогу (ездил, конечно, общественным транспортом), он отвечал: «А что я? Вот там на бега ездит дед, ему 85, так он еще и по воскресеньям приезжает!»

Самогон дед гнал редко, но, как он утверждал, качественно. В доказательство качества поджигал образец бесцветной жидкости в блюдце и радовался синим языкам пламени. Самогонный аппарат всегда хранил в сильно разобранном состоянии. Части в разных местах квартиры, так как опасался. Ведь самогоноварение считалось нелегальной деятельностью. Самогон сам употреблял редко. Угощал гостей и заготавливал для деревни. Летом в деревне водка и самогон были лучшей валютой для расчетов за услуги местных.

Еще дед любил чаевничать. Подолгу давал кипеть воде в чайнике на газовой плите. Уже туман стоит на кухне, а дед настаивает: пусть еще немного покипит. Пил чай из стеклянного стакана в металлическом подстаканнике и обязательно с лимоном. Любимый подстаканник был со Спасской башней. А после обеда днем дед Вася спал на диване, накрыв лицо газетой.

Тише! Соседи подслушивают

В нашей пятиэтажке жили в основном семьи военных министерства обороны. Дед Вася когда-то работал в министерстве снабженцем, но не был военным. В советское время снабженец доставал дефицитные товары. Дед напрямую подчинялся генералу, у которого и выпросил трехкомнатную квартиру, в которой мы сейчас жили. «Трешек» в доме было мало, и, по его словам, многие полковники и подполковники возненавидели за это деда. Мол, не по статусу этому гражданскому тут жить.

Архаровы, военные в двух поколениях, служили подтверждением тому. Они занимали сразу две квартиры, 55-ю и 57-ю. Мы жили в 56-й, то есть между ними. Они часто ходили из квартиры в квартиру мимо нашей двери. Мама утверждала, что Архаровы подслушивают нас. Когда у нас в квартире начинался крик с тетей Любой, мама просила: «Тише, нас подслушивают!» И указывала пальцем на общую с соседями стену. «Да и пусть подслушивают!» – в запале кричал я. Мама мне тихо объясняла: «Так ведь они радуются, что мы ссоримся». Лично я никакого негатива от Архаровых не ощущал.

В 55-й однокомнатной квартире жили дед и бабка, а в двухкомнатной 57-й молодая семья Архаровых с сыном Володей. Володя по прозвищу Буратино – мой ровесник. С ним мне не всегда удавалось найти контакт. Он не ходил в нашу школу, а учился в школе Олимпийской Деревни с углубленным изучением английского, где преподавала язык его мать. Во дворе он гулял редко, но я пытался вовлекать его играть в футбол. У Володи была старшая сестра, известная крупным телосложением и тем, что её укусила лошадь – сестра занималась конным спортом.

Володя во время редких прогулок во дворе постоянно умничал. Например, он утверждал, что скоро серебро станет дороже золота. Долго и нудно пересказывал какие-то статьи. За это его не любили дети. Пару раз ему доставалось, но не сильно, в основном снежками. Однажды Архаровы пришли жаловаться на меня за такое преступление. Я угодил Володе снежком в лицо.

Тихими летними вечерами молодые Архаровы всей семьей выходили во двор играть в бадминтон. В этом было что-то аристократическое в их исполнении. Я часто присоединялся к ним, ведь никто больше не играл у нас во дворе в бадминтон.

Хотя бывали экзотические игры. Несколько мужчин играли в городки и даже в лапту, но вместо мяча была четырехгранная деревяшка. Они казались пришельцами из прошлого. Но они играли на полном серьезе.

Глава 2. Начальная школа

Первая учительница

Первая моя школьная учительница запомнилась ритуалом. Раиса Георгиевна была женщина пожилая, невысокая, полная и, очевидно, нездоровая. Минут за десять до окончания второго урока в нашу классную комнату приносили завтрак: стакан теплого какао, вареная сосиска и кусок белого хлеба.

Учительница, не дожидаясь перемены, брала граненый стакан с какао и затем медленно и непрерывно пила из него, замерев в неподвижной позе, выпучив больные глаза и смотря куда-то вдаль поверх голов учеников. Так она стояла с минуту, продолжая пить и глядя в одну точку. Все дети в полной тишине, не отводя глаз, смотрели на нее. Было в этом ритуале что-то энергетически таинственное.

Раиса Георгиевна не доработала с нашим классом даже до конца второго учебного года по причине ухудшения здоровья. Почему-то именно меня выбрали отнести ей домой поздравительную открытку на 8 марта (или это были майские праздники?). В открытке было пожелание сибирского здоровья. Я удивился такому выражению.

Жила она в доме рядом со школой. Дома я Раису Георгиевну не застал и потому просто положил открытку в её почтовый ящик. В школе взрослые удивились, что её не оказалось дома. Больше эту учительницу я никогда не видел.

Первый «В» – в квас

Другая история с Анной Михайловной. Наша учительница на продленке. Мама устроилась на работу, и потому я стал ходить в группу продленного дня с первого класса. На продленке было много ребят и девчонок. Анну Михайловну любили все, и я в том числе. Очень приятная, интеллигентная и терпеливая женщина преклонного возраста гуляла с нами, помогала делать уроки, мирила поссорившихся, рассказывала истории и возила на экскурсии. Анна Михайловна частенько использовала немецкие слова, особенно для приветствия и прощания.

Как-то раз сидим в классной комнате. Анна Михайловна рассказывает нам, что в случае начала войны (с Америкой, например) нас известят громким воем сирен и за нами приедут автобусы, чтобы отвезти в безопасное укрытие. Как только она это сказала, тут же раздались громкие звуки сирен за окнами. Мы обмерли. Неужели война? Оказалось, свадьба – кортеж машин издавал протяжные гудки клаксонов.

Помню, водила она нас показать воронку в конце Озерной улицы, оставшуюся после взрыва бомбы во время Второй мировой войны. Было необычайно интересно. Все мы расстроились, узнав о переезде Анны Михайловны в другой район города – её барачный дом возле станции Очаково сносили.

Обычно на продленке мы гуляли рядом со школой, и когда приходило время возвращаться в класс, я и другие ребята иногда в шутку кричали гуляющим: «Первый „В“ – в квас!» («квас» вместо «класса»). После прогулки мы делали уроки в классе, а потом играли в настольные игры. Уйти домой раньше 18:00 было нельзя. Но я мог уйти раньше по своему усмотрению, так как у меня было письмо – доверенность от мамы на принятие такого решения. Анна Михайловна не возражала и отпускала меня. У остальных ребят такого не было.

Счетные палочки*

На первой неделе учебы выяснилось, что у каждого ученика должны быть счетные палочки. У меня их не было. Всю субботу с родителями на машине объезжали магазин за магазином. Все тщетно. Я рыдал в машине, представляя свою ущербность без палочек на уроках. Выручил сосед Вадик с 5-го этажа. Он был уже во втором классе и подарил свои палочки.

Однажды Вадик насмешил меня, сказав, что у них дома черно-белый телевизор. «Это как?» – удивился я. И, давясь от смеха, я уточнил: «А елки на таком телевизоре какого цвета? Черные или белые?» Дома-то у нас был цветной телевизор «Радуга», я других и не видел.

Другой раз Вадик понес глупость про то, что я прилипну языком к трубе. Дело было зимой около нашего подъезда. Я ткнул языком водосточную трубу и… не прилип. Вадик настоял на повторении эксперимента, но лизать трубу надо было медленно. Мы оба прилипли к трубе. Одновременно.

Главарь Череп*

Самый мелкий и внешне тщедушный мальчик в нашем классе Дима Черепнин по прозвищу Череп зарекомендовал себя как главарь мальчиков. На продленке Дима постоянно придумывал разные игры: в шпионов, в разведчиков, организовывали штабы и сочиняли пароли, рисовали удостоверения и многое другое. Было интересно. Фантазия Димы не иссякала.

Однажды ребята из соседнего класса стали мешать нам играть, и тогда Дима проявил себя еще как военачальник. Дима придумал для обидчиков западню на ледяной горке. План был успешно реализован, интервенты побеждены и унижены, и это при том, что в физическом плане обидчики немного превосходили нас.

Я считал себя вторым после Черепа в иерархии мальчиков нашей группы. Третьим был Макарона (Макаренко). Я и Макарона помогали Черепу придумывать и воплощать затеи. Случилось так, что я разошелся во мнении с Черепом в каком-то деле. Серьезно разругались. Макарона поддержал меня. Я был уверен, что ребята тоже пойдут за мной. Но нет, не пошли, а Макарона предал меня уже через несколько часов. Два или три дня я был в опале, избегал ребят из-за реальной угрозы быть побитым. Я считал, что все сделал правильно, но почему-то ребята не пошли за мной. Вот тогда первый раз закралось у меня подозрение, что мне как лидеру чего-то не хватает. Примирился с Черепом.

Прыжки в резиночку

Дима Черепнин с родителями переехал в другой район после первого класса. Без него я больше сдружился с девчонками из класса. На продленке мы вместе играли в казаки-разбойники, прыгали в резиночку и скакали в классики. В резиночку у меня хорошо получалось, даже лучше, чем у некоторых девчонок. Помню, я иногда специально поддавался. У нас образовалась компания: три мальчика и три девочки. Знали, кто где живет, так как иногда заходили что-то взять из дома или просто попить воды во время прогулки на продленке – территория школы не была огорожена, и потому мы ходили куда хотели. Делились секретами устройства тела наглядно: в чем разница между мальчиками и девочками.

Я – спринтер

Оказалось, что я быстрее других бегаю на короткие дистанции. На физкультуре в забеге на 60 метров я показал хороший результат. Потом, бегая с ребятами наперегонки, я оказывался первым, хотя никак не тренировался и вообще не думал об этом. Поверив в себя, я собирался так же легко выиграть соревнования по бегу, которые школа проводила в Олимпийской Деревне. Дистанция была более 1000 метров. Я сильно отстал от лидеров, потому что быстро выдохся.

Мои способности к бегу оказались ограничены лишь короткой дистанцией. Позже выяснилось, что длинные дистанции я вообще с большим трудом преодолеваю – хотя бы добежать до финиша. Однажды на уроке физкультуры во время бега вокруг Очаковского пруда я потерял сознание на секундочку и упал, разодрал коленку, но встал и побежал дальше.

Тридцать пять лет спустя я узнал, что у меня имеется генетическая предрасположенность к бегу на короткие дистанции, игре в футбол и гребле на каноэ.