Последний старец. Сталинградский снег. Черт побери!

– Мой фюрер, приношу вам свои извинения! – заставил всех обернуться хорошо поставленный, почти театральный баритон. Через открывшуюся дверь входил округлый, затянутый в белый мундир с сиреневыми атласными отворотами главнокомандующий люфтваффе, рейхсмаршал Геринг. Он на ходу вытянул в партийном приветствии левую руку. (Паулюс отметил, что пухлые пальцы были унизаны массивными перстнями. Свечение, которое исходило от камней, слепило глаза.) Правую руку с маршальским жезлом он прижал к выступающему животу. – Хайль! Движение военных эшелонов на польской границе – наш милый фон Шпеер и впрямь вознамерился завалить вермахт новыми танками! Отрадно! Как, вы здесь? – он сделал вид, что не увидел Шпеера. – Приветствую вас, милый друг! – он бесцеремонно взял за плечо элегантного министра вооружений. Тряхнул его так, что на голове у того нарушился безукоризненный пробор с бриллиантином. – Кейтель! Старая гвардия видит вас! Победа и только победа…

Геринг начал с того, что со всеми подробностями поведал фюреру и присутствующим как провёл сегодняшнее утро. Скольких оленей он застрелил на охоте в «Каринхолл»: в своей резиденции в Восточной Пруссии, названной так в честь покойной жены. Затем фюреру была предложена фотография: пузатый рейхсмаршал в кожаных шортах с подтяжками, в шляпке с тетеревиным пёрышком, опершись на лук (колчан со стрелами висел через плечо), стоял на поверженном олене. (Паулюс едва сдержал своё презрение.) Эмма Зоннеман, нынешняя супруга, бывшая актриса берлинского варьете с чистой биографией, передавала фюреру наилучшие пожелания. Гитлер был невероятно растроган. Он, прижав руки к груди (на митингах в Нюрнберге они скрещивались у причинного места), улыбался. Его голубые глаза слезились и лучились от ностальгии. Обременённый «заботой» о нации, фюрер лишь мечтал о семейном счастье у камина, с детьми и внуками, в тайне для себя и окружающих побаиваясь оного.

– Геринг! – фюрер взял себя в руки. – Командующий 6-й армией Паулюс приглашён мною на заседание ставки. Он прибыл к нам с берегов этой реки… Волга? О, да! Русские так и называют её – «Волга, Волга, великая русская река!» Помнится, Геббельс рассказывал мне до начала компании на востоке – в России есть песня с такими словами, – он мрачно усмехнулся. – Паулюс! У вас наверняка есть пожелания в своём докладе. Они могут быть отнесены как к Шпееру, так и к Герингу.

– Генерал —полковник! – рука Геринга с «палкой» жезла, украшенного золотыми листьями и увенчанного орлом, вскинулась под потолок. – Мои извинения! Я так увлёкся, что не заметил вас.

– Мой фюрер, я не могу добавить к сказанному ничего, – заметно нахмурившись, начал Паулюс. – В своём докладе я отразил основные положения нашей стратегии – движение танковых армий на Кавказ ослаблено сопротивлением русских. Мы наносим удар по расходящимся линиям. Это недопустимо с точки зрения тактики. Под Сталинградом, – Паулюс незаметно для себя правильно выговорил название города, – сконцентрированы два десятка танковых, моторизованных и пехотных дивизий. Кроме того – десятки венгерских, итальянских и румынских дивизий, – он очертил указкой на карте, что была расстелена на столе, круг, где змеилась голубая артерия Волги, которую, казалось, протыкали синие и красные стрелы. Там пестрели чёрные флажки с номерами дивизий вермахта и союзников. – Сталинград, несомненно, представляет стратегическую ценность. Сеть железных дорог: через Абганерово, Калач, Песковатку – связывает нас с центральной Россией и Кавказом. По Волге двигались транспорты с нефтеперегонных заводов. Теперь это невозможно, так как вермахт и люфтваффе, – тут Паулюс невольно польстил этому пузатому рейхсмаршалу, – контролируют движение судов. Мой фюрер! Создалась величайшая со времён истории войн возможность, – указка в руке Паулюса медленно переместилась южнее Сталинграда, очертила «сапожок» Крыма, скользнув по извилистому коричневому берегу Чёрного моря, упёрлась в зубцы кавказского хребта: Anapa, Gelendgik, Sochi, Suhumi. – Наши армии могут опрокинуть русскую оборону под Туапсе и пройти всё побережье. Выйти к турецкой границе. Агентура Абвер подготовила материалы. В Грузии, Абхазии возможны диверсионные акции и восстания против сталинского режима. Канарис убеждён, что это осуществимо. Тем более, что в составе вермахта и группы армий «Юг» уже сформированы первые национальные части из состава русских, калмыцких и казачьих добровольцев. Мой фюрер, если части вермахта выйдут к Грузии, это означало бы вступление в войну Турции, где действует агентура фон Папена. Мы могли бы…

– Я не верю этому изменнику! – Гитлер тряхнул чёлкой. Заходил в беспокойстве. – Этот Папен весьма подозрительный и гнусный тип. Он стремился развалить нашу партию ещё во времена республики. Только заступничество Геринга спасло его от возмездия! – он бросил недовольный взгляд на главного лесничего рейха, у которого сразу же зардели толстые щеки. – Что же теперь? Папен озабочен идеей втравить бывшую Оттоманскую империю в войну со Сталиным! Турки это не тот союзник, на которого нужно ставить в компании на юге. Дальше Кавказа они не пойдут. К тому же эти плодоносные земли и порты придётся отвоёвывать у них силой. А Британия непременно воспользуется этим! Стравит нас, чего и добивается Папен, – фюрер едва не сшиб стул. – Не понимаю, о чём думает адмирал Канарис! Его задача – организовать антибольшевистский заговор в Кремле. А он стремится к созданию казачьих, грузинских и абхазских дивизий в вермахте! Какое убожество мысли! Даже Гиммлер предложил мне сформировать мусульманскую дивизию в составе Waffen SS! Это что-то новое, господа! Похоже на заговор! О, эти заговоры… – он выдвинул тяжёлый стул и сел на него.

– Мой фюрер, я всего лишь… – Паулюс сделал попытку «достучаться» до фюрера через Геринга. Но тот лишь создал сложную систему складок на толстом, с двойным подбородком лице. – Уничтожая тысячи людей под Сталинградом, мы не достигаем цели летней компании. Мы втягиваемся в затяжные бои на 1943 год, не учитывая материальные и людские резервы…

– Вы устали от степных ветров, дорогой Паулюс! – с очаровательной простотой заметил Геринг. Он предусмотрительно встал между Паулюсом и Гитлером. – Там, где степи – повышенное давление на мозг. Солнце и сухой ветер дают о себе знать. Не удивительно, что вы не верите в свою победу, – он едва заметно подмигнул Паулюсу, поправив нашейный Железный крест 1-й степени.

– Я всего лишь проявляю заботу и солдатах, – уклончиво прокомментировал Паулюс. Усилием воли он заставил себя остановиться. Тем более, что щёки фюрера, прикрытые ладонью (он сидел в позе раденовского мыслителя, опершись локтем о стол) стали наливаться багровым. – Я нахожусь с солдатами. На поле боя, где многое заметней, чем здесь.

Молчавший Кейтель, прижав к животу свой жезл, так же укоризненно качнул головой. Он также был знаком Паулюсу по штабной работе в Цоссене и совместным отношениям с Гудерианом. Последний считал фельдмаршала отменным штабистом, но никудышным оператором. Последние выдвижения Вильгельма Кейтеля были связаны с его довоенным вступлением в NSDAP, а также безоговорочному подчинению доктрине фюрера. Это стало причиной обидных прозвищ «задница» и «лакей». Сменив на посту главнокомандующего OKV Франца Гальдера, этот бывший стажёр Академии им. Фрунзе, что в 20-х инспектировал от рейхсвера бронетанковые войска РККА и знал, что удары подобными соединениями наносятся лишь по сходящейся линии, не думал поправлять фюрера. Он ни в чём не прекословил ему. Как и Геринг, лишь поддакивал пиететам.

– Вам нужно отдохнуть, Паулюс, – устало выдавил из себя Гитлер. Он, наконец, оторвал руку ото лба и глаз. Взглянул на окружающий мир ничего не видящим, затуманенным взором. – Идите… Господа! Заседание ставки я вынужден прервать. Сложное состояние экзальтации посетило меня в ходе его. Вас вызовут. …Да, рейх непременно вырождается, как и всё мировое пространстве в целом… – заметил он кому-то невидимому.

– Генерал, вы свободны, – тихо сказал Борман. – Вы меня понимаете?

Этот низкорослый крепыш с мрачным, неулыбчивым лицом неслышно подошёл к нему вплотную. Загородил пространство между собой и Гитлером. Во время совещания он стоял в стороне у стенографистки, что механически записывала за фюрером, а также личного летописца «великого сына германского народа» – молодого человека с усиками, в синем костюме. Кроме того в ставке присутствовал полковник из военно-исторического отдела OKV. Он заносил в блокнот свои пометки, чтобы издать по завершению войны сборник речей и цитат под красноречивым названием – «Фюрер как великий стратег».

– Прекрасно понимаю, – также тихо ответил Паулюс.

Каблуки начищенных сапог послушно сдвинулись, а руки срослись с диагоналевыми бриджами с малиновым лампасом генеральштеблера. Он больше ничего не видел и не слышал. Перед его глазами продолжала жить помимо его воли картина из того недалёкого прошлого, что осталось «за кадром» в Сталинграде. Разрушенные, сожжённые коробки домов с обрушившимися перекрытиями, с «рёбрами» изогнутой арматуры, развороченные бомбами автомашины с обезображенными обрубками детских тел и многое другое.