– Сегодня! – возмутилась его жена. – Кто опять не может? Филипп? Или же Ральф?!
– Я не могу, – улыбнулся муж. – Знаешь что? А возьми Верену. Ты всегда так мечтала иметь дочурку. Вот бери ее, и имей!
– Ты, что издеваешься? – возмутилась я, поскольку ради разнообразия, знала о каком ужине речь.
Маркус тоже был приглашен туда. Благотворительный гала-концерт и банкет для организаторов. Все деньги будут отправлены в фонд по борьбе за размножение диких устриц, или что-то подобное, но соберется сразу весь свет.
– Не хочешь светских мероприятий?
– Как я должна собраться на ужин с концептом, прямо сегодня? А парикмахер, а визажист? А платье? А украшения?! Такие события заранее назначают!
– Сделай хвостик, как неделю назад, – посоветовал этот тролль. – Я обожаю, когда ты просто собираешь волосы на затылке. Тебе ужасно идет. Да, милая?
Мы с Маритой возмущенно переглянулись.
Мужчины, правда, думают, что женщины просто хвост делают и идут на прием, слегка припудрив носик в дороге. А чтобы сделать тот хвост, мне три часа ровняли концы и заливали волосы кератином и распрямляли, чтоб они как надо легли.
– Хвостик, как неделю назад!? – повторила Марита, хватаясь за сердце.
– Да какие проблемы? – Себастьян, был полон веры в меня. – Ну, если хвост – это недостаточно благородно, сделай какие-нибудь кудряшки, как в тот обед, когда у нас была баронесса.
Я тоже взялась за сердце и с размаху села на реставрированный стул эпохи первой второй жены.
Просто кудряшки?!
Фердинанд подал нам с матерью по стакану воды и сочувственно погладил ее по плечику. Что эти глупые мужланы смыслят в стиле и красоте.
Эти просто кудряшки мне делали в четыре руки! Два сразу опытных парикмахера.
Себастьян издевался, зная, как я захочу пойти. Хотя бы ради того, чтобы показаться в обществе с двумя красивыми мужиками. Но он не знал, насколько глубоко ранит. Он, вообще, понятия о таких вещах не имел. Хотя сам возмутился бы, вели ему подготовить Цезаря к выставке; этим вечером. Просто почистить щеточкой и расчесать хвост.
– Я позвоню Селесте, – слабым голосом говорит Марита. – Это немыслимо…
– Ты уволила Селесту из-за Филиппа, – сказала я.
– О, господи! Фердинанд!.. Как зовут мою новую ассистентку?..
Графиня встала и под каким-то предлогом вызвонив горничную, поручила архитекторшу ей.
– Что вы как курицы, в самом деле? – вдохновился граф. – Выше Цуки, там будет Принц. Ты сможешь послать его столько раз, сколько ты захочешь. Он все равно не поверит, что ты всерьез.
– Ты так с ним носишься, словно он – единственный, – ядовито сказала Марита.
– Я не ношусь с ним. Просто упомянул. И, да, он не единственный, поняла? К сожалению, он – не единственный…
Графиня поджала губы. Раньше Себастьян замечал хотя бы Филиппа, потому что тот точно такой же грубый, несдержанный и ездил верхом. Но Филипп окончательно все испортил, отказавшись иметь наследников. Теперь любимым сыном был Ральф. Сын горничной.
– …и он в самом деле похож на Принца. Да, Фердинанд? Я в парнишках не разбираюсь.
Тот покраснел и смутился.
– Филипп нисколько не хуже его, если брать по внешности.
– А, я забыл. Ведь ты у нас играешь на скрипочке за полмиллиона.
– Мы с самого детства были друзьями!..
– Так попроси его, по вашей старинной дружбе, научить тебя обращаться с бабами, Паганини.
Марита, тем временем, уже говорила по телефону с новой «Алексой». Я взяла Ферди за руку и обняла за плечо, чтобы в буквальном смысле загородить его от отцовских шуток. После чего обернулась и выразительным взглядом дала понять, что он и сам-то не с каждой бабой смог «обратиться».
Себастьян лишь рассмеялся.
– Ты просто не тянешь на настоящую женщину, Цуки-Пуки. Ты бы поела, что ли? Со спины тебя от графини не отличить.
Я не ответила. Я была на нервах, пыталась прикинуть шансы собраться в срок. Что, если мы не успеем? Что, если все заняты? Ведь это – большой ивент. Наверняка, все парикмахеры и гримеры расписаны по часам. Их в городе не так много…
Я готова была кусать отреставрированную столешницу, а Себастьян прямо из кожи лез, чтоб меня достать. С тех пор, как Мартин и Лизель привели его «к водопою», он ненавидел меня почти так же сильно, как родную жену.
– Я слышала, – ответила я, – что от природы все мужчины латентно-гомосексуальны. Те, что признает в себе это, шутят мягко и даже весело. Типа, – сворачивай в переулочек, пошалим. А те, кто не признает, те шутят больно и грубо. И самые радикальные гомофобы, это тоже они. Геи, которые не признают свою истинную природу.
– Тебе виднее, моя хорошая, – сказал он, улыбаясь мне одними глазами. – Ты и его целовала, и с Филиппом спала… Но вот мой Ральф, мой чисто-гетеросексуальный сын, он тебя не хочет. Его любовница была с формами.
– Да-да, – сказала графиня, швырнув телефон на стол. – С формами белого кита…
Он весь в тебя и вкусы у вас похожие!
Я недооценивала Мариту.
Она нашла мне салон, нашла визажиста и даже платье. Серебряно-голубое, как у Эльзы во «Фроузен». Марита сказала, что Эльза – няшечка и мне не стоит пренебрегать этим сходством. Люди любят людей, которые вписываются в фетиш, – сказала она.
Меня саму она могла недолюбливать, но Фердинанд был светом в окошке. Те, кто любили Ферди, были ее друзья; те, что защищали его от Себастьяна, – лучшие.
Стилист с пониманием следил за летающими по экрану ее айфона картинками. Марита листала со скоростью сорок кадров в секунду.
– Нам нужно нечто подобное. Коса, макияж… Вот платье, чтобы ты понимал точнее. Сделай ее сексапильной, но как бы чуть-чуть инопланетянкой и неземной.
Стилист кивает: да, все понятно. Щас сделаем. Парикмахер летит через весь салон.
– Мадам! Госпожа графиня, какая честь!
– Нам нужно это, – повторяет стилист, пока парикмахер целует Марите руки. Он голубее, чем мое платье. Но ей отчего-то нравится. Возможно, именно потому, что секс напоминал сажание на кол, а женщина она привлекательная и внимание ей льстит.
В окна салона, кровавой луной светила моя жопа в красных колготках.
«В какое положение не поставила бы вас Жизнь…»
– Ба, что за люди! – произнес за спиной незнакомый голос.