Солнце не пахнет

– Нормальный у него нос, видели?

– Да стрёмный он, точно!

– Замолчи, Рике!

– Бородавка размером с весь Мадрид!

– Не видно было, Ману, давай ещё раз!

Ману посмотрел на меня, дрожащего и отчаянно закрывающего лицо, будто я смертельно его обидел. Как же я хотел, чтобы Авель сейчас был рядом!

Тут Ману схватился за воротник моей уже потрёпанной рубашонки и поднял меня на ноги, протащив спиной по стене. Я замычал от боли в теле и растерянности, но не сдался и рук не опустил. Мальчишек это не устроило. Они все горели азартом.

– Слышьте, а чё глаза у него такого цвета? – смутился Рике, подойдя ближе. – Блин, как у рыбы зенки!

Я бросил на Рике умоляющий взгляд, но он не отреагировал.

– Пацан, да покажи харю, а то хуже будет! – хитрый подпрыгивал от любопытства.

Мне пришлось отрицательно помотать головой.

– Да чё упрямый такой?!

Сквозь руки я смог выговорить только одно очень неудачное слово.

– Пахнет.

Мальчишки резко затихли и стали удивлённо переглядываться. Удивление с их лиц плавно сходило, и я догадался, что они сдерживают смех.

– А? – переспросил Ману, высоко подняв брови.

Я повторил своё слово, но это не помогло. В ту же секунду он рванул меня за воротник, специально выставив ногу так, чтобы я кубарем полетел на землю. Под гулкий смех я грохнулся на плечо, сильно ушибив локоть, рефлекторно убрал с лица ладони, чтобы сжать ноющее плечо, и весь скорчился. Они набросились на меня, не дав мне подняться. Когда меня колотили, я уже ничего не слышал. Их ноги и руки попадали мне по спине, животу, обрушивались мне на голову. Теперь им было всё равно, что на моем носу не было бородавок, и что мою маму звали не Агатой. В какой-то момент, когда от онемения всего тела я перестал чувствовать пинки и удары, всё прекратилось. Мальчишки просто убежали, как и прежде задорно смеясь, а я остался один, хнычущий и дрожащий, как от холода.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я лежал без единого движения, сжавшись в клубок. Краем глаза я увидел, как знакомо покраснел небосвод. Разбегались последние облачка, вокруг стало смеркаться. Я десятки и сотни раз наслаждался этим видом, сидя у окна, однако сейчас эта картина приводила меня в ужас. Приближалась темнота, а у меня всё еще не было ни ночлега, ни пищи, ни воды. Лишь это сподвигло меня кое-как подняться, опираясь на стену и охая.

Мне больше не хотелось искать чьего-то внимания. Я надеялся, что больше никто не появится, будь то ребёнок или взрослый. Не хотелось бежать, заливаться слезами в истерике или кричать, на это попросту не осталось никаких сил. Всё, на что я был способен – это опрокинуть на землю длинную доску и подвинуть ободранную подушку от дивана. Съёжившись на этом хламе, я тихо плакал, пока меня не усыпили собственные жалкие всхлипы.

Медведица

Утром пришёл свет. Сквозь мутную плёнку своего сна я увидел тёплые солнечные лучи, они играли на моём лице, согревая кожу. Солнце поднялось совсем высоко, а Берта всё не появлялась в комнате. Я разрешил себе ещё ненадолго остаться в этой неге, где меня никто не тревожил, сладко потянулся и перевернулся на другой бок, чтобы яркий свет из окошка не слепил глаза так сильно. Мой живот уже урчал, недовольный пропуском завтрака.

Как же Берта позволила мне остаться в кровати до самого обеда? Наверное, это от того, что я заболел. Точно, не зря ведь всё моё тело ноет и болит? Должно быть, я подхватил какую-нибудь простуду, потому что вчера слишком много времени провёл в воде. Да, а после воды я много бегал и из-за этого простыл. Что ж, теперь мне точно не позволят купаться со всеми. Да и вряд ли кто-то из ребят осмелится попроситься на пляж, Берта ведь…

Меня пробило холодным потом. Воспоминания вернулись, будто Авель опять надел на мою голову кастрюлю и как следует ударил по ней ложкой. В тот же миг я закашлялся от приставучего запаха сырости, а мой сон насовсем пропал. Я вскочил со своего лежбища и ударился об нависавшую надо мной фанеру головой.

На ногах и руках чернели синяки, но непривычной картиной для меня они не были. В приюте я много падал и часто разбивал колени о камни, убегая от Авеля, любящего выбивать из равновесия сильными толчками.

Снова заурчал живот, да так громко, что казалось, будто внутри меня был заперт дикий воющий волк. Я невольно вообразил себе один из ароматных завтраков, которые бывали дома. От этого я чуть не поперхнулся слюной и потряс головой из стороны в сторону, чтобы отвлечься от представлений еды.

Мой нос уже не так страшно зудел, но всё равно оставался очень чувствительным. Вскоре оказалось, что запах съестного был не только в моём воображении. Я стал принюхиваться, чтобы выделить этот аромат на фоне мусорной вони, и узнал запахи выпечки, лука, рыбы и цитрусов. Такое сомнительное сочетание мне было знакомо, и я хорошо знал, что оно означало: где-то поблизости должен быть рынок.

Я выглянул из-за стены, откуда время от времени доносились злые голоса, и, выждав момент, прошмыгнул сквозь переулок. Везде я встречал новые места, совершенно незнакомые мне дома и дворы, едва отличающиеся друг от друга, но чётко знал, куда идти. Мне помогал нюх. Запах вёл меня вперёд, и хоть иногда приходилось петлять, чтобы выйти из тупиков, с курса я не сбивался. Я даже стал волноваться, что не смогу вернуться к месту своего ночлега, но потом решил, что это не так уж и важно. Пока я перебежками продвигался дальше, запах усиливался, и, наконец, передо мной вырос рынок.

То, что я увидел, не совсем совпадало с тем, что я чуял. В грязи всюду стояли прилавки с дырявыми навесами, над темнеющими фруктами и бледными вонючими рыбинами роились мухи. Толстые, потные лавочники со щетиной и жёлтыми зубами и беззубые шумные торговки в длинных цветастых юбках спорили друг с другом, ходили от стола к столу, размахивая руками.

По сырой земле между прилавков пробежала кучка вопящих мальчишек. Я испугался и наскоро спрятался за ближайшей преградой. Ребята пронеслись совсем недалеко, так что до меня даже долетели брызги из-под их ног. Они не заметили меня, но и я не смог понять, была это компания Ману или ещё чья-то.

– Эй! Крысёнышей мне тут не хватало! А ну пошёл отсюда! – вдруг кто-то сзади схватил меня за шкирку и вытолкнул из моего укрытия.

Оказалось, что спрятался я за бочками, которые служили своеобразной витриной с одеждой и обувью. За бочками стояли большие картонки с навешанными на них тряпками разных цветов, а от солнца всё это укрывал большой пляжный зонт. Хозяйка этого ларька, вышвырнувшая меня, пригрозила мне кулаком и крикнула что-то неодобрительное вслед, но слов я не различил. Мне хотелось поскорее выбраться из этого враждебного места, но манящий запах еды не давал мне и шагу сделать назад. Я плутал от одного стола к другому, запоминая лица продавцов и мысленно для себя обозначая, чем они торгуют. Особенно мне в память врезался мясник с пышными чёрными усами, маленький старикашка с ужасно вонючим сыром и цыганка со странной горизонтальной вмятиной на носу.

Наконец, я нашёл оазис: большущий ларёк с фруктами и овощами. Мой взгляд тут же затерялся в бесчисленных красных, рыжих, жёлтых и зелёных сокровищах, которые прямо искрились под ярким солнцем. Ароматы смешивались между собой, и я уже не различал ничего, кроме густого медового запаха. Зачарованный этим зрелищем, я смело подошёл к прилавку, но совсем не придумал, как же выпросить у продавца еду. Вид у лысого торговца был больно грозный. Когда я подошёл, он считал деньги и что-то жевал, громко чавкая. Однако противные звуки, которые он издавал, меня совсем не раздражали и никак не могли отвлечь от разглядывания бананов и апельсинов.

– Пацан, – как-то лениво окликнул меня продавец.

Мне почему-то подумалось, что ко мне он обращаться никак не может, поэтому и не обратил внимания. Но когда он позвал ещё раз, теперь громче, я всё-таки поднял на него глаза.

– Что покупаешь?

Я жестом показал, что денег у меня нет. Он состроил недовольную рожу, а я вдруг решил, что у меня получится разжалобить его голодным взглядом, который я бросал то на него, то на его товары. Очевидно, жалости торговец не знал.

– Так, иди давай, если ничего не берёшь! У мамки мелочи выклянчи, тогда приходи. Не распугивай мне тут покупателей! – он махнул на меня рукой, как будто хотел отогнать, как приставучую муху.

Учитывая его размеры, я, наверное, и был для него самой что ни на есть мухой, причём далеко не самой крупной.

Я оглянулся и достаточно быстро убедился в том, что очереди к ларьку не стояло, более того, ни одну живую душу я не мог смутить своим присутствием просто потому, что никого вокруг и не было. Снова поглядев на продавца, теперь удивлённо, я, кажется, разозлил его. Он ещё больше замахал на меня руками и стал грозиться, что «как даст сейчас метлой», поэтому я поскорее отступил и отошёл подальше, делая вид, что фрукты мне совсем не интересны.

Меня начало подташнивать от голода, когда я услышал свист. Неожиданно для себя я обнаружил, что он исходил от кого-то, кто прятался под прилавком у того самого лысого продавца. Приглядевшись, я увидел лохматую черноволосую девочку, которая помахала мне рукой.

– Нати! – вырвалось у меня, но я сразу зажал рот ладонями.

Я не смел ступить и шагу, а девочка показывала пальцем на разные фрукты, вопрошающе поднимая брови. Я не сразу понял, чего она от меня хочет, но, когда её рука замерла возле зелёных яблок, я прозрел и активно закивал. Нати улыбнулась и схватила два фрукта, да так ловко, что продавец не успел её заметить. В ту же секунду девочка пропала оттуда и появилась уже у соседнего прилавка. Она быстро пробиралась от ларька к ларьку, пока не оказалась достаточно близко, чтобы бросить мне одно яблоко. Я поймал его и открыл рот от удивления. Я никогда раньше не видел, чтобы Нати вытворяла что-то такое. Когда это она успела научиться?

Вдруг я заметил подозрительный взгляд продавца в свою сторону. Внутри у меня всё сжалось. Я стоял прямо напротив него, держа в руках яблоко с его прилавка, и довольно улыбался. Я живо представил, как он «даёт метлой», но тут смелая девчонка схватила меня за руку и потащила за собой. Вместе мы дали дёру оттуда под недовольные возгласы одураченного торгаша.

Когда мы были уже далеко от опасности, я выдохся, и мы оба рухнули на землю. Она звонко засмеялась.

– Это было здорово! – восторженно начал я, усевшись на кусок деревянного поддона. – Как ты…

Внезапно я увидел перед собой совершенно незнакомую девчонку и онемел. Она была явно старше и выше меня, с тёмными короткими хвостиками и взъерошенной чёлкой. Вместо прямого и длинного носа Нати я увидел торчащий пятачок, а между передними зубами у девочки была большая щербинка. На чумазой щеке был налеплен старый серый пластырь, а под левым глазом красовалась большая родинка. Она по-другому смеялась и вообще не была похожа на мою сестру. Меня жестоко обманули.

– Есть-то будешь? – весело воскликнула девчонка, надкусив свой фрукт-трофей.

Я вспомнил о яблоке, тут же впился в него зубами и не остановился, пока от яблока не осталась одна только палочка.

Глядя на девочку, которая сделала только третий укус, я напрягся, но, тем не менее, поблагодарил её за подарок, который, возможно, спас меня от голодной смерти.

– Какой ты чудак, – опять засмеялась она. – Я Урсула.