Ваши благородия, господа вандалы

–Виталий – это письма, о которых говорил граф. Они написаны на имя нашего государя, прочтите и я думаю поймете, кто мог так жестоко убить мою жену.

Муравьев молчал, пока Кукушкин читал письма.

«…От имени своих неученых грамоте односельчан некий грамотей, Аким Васильев, припадая ко преосвященному Вашему трону, всемилостивейшему нашему государю с вернопотданейшеим нашим поклоном и уже не первым прошением прошу выслушать нас. Наша госпожа, Салтыкова Дарья совсем нас разорила и довела до крайнего убожества, так что отняла у нас хлебопахотную нашу крестьянскую землю и сенокосные луга, которые пожаловал нам некогда, для кормления своих семей, наш князь. Мы жаловались князю, но видать наши письма не дошли до него. Хлеб наш новая госпожа отняла в свое владение, с чего и стали мы пухнуть с голоду, а детишки наши помирать зачали. Коров, лошадей и прочее имущество наше забрали, а скотину отвели на скотный двор к новой барыне. Крестьяне попытались препятствовать своему последнему разорению, так княжна приказала бить нас кошками и батогами, а когда нас, покалеченных выбросили из собственных хат, то решились мы написать Вам, Всемилостивейший государь, воззрите человеколюбивым оком Вашим к нам, велико страждущим и погибающим от нашей новой госпожи, княжны Салтыковой, так что не можем больше терпеть ее демона смерти в своей судьбе и невозможности нашей сопротивляться ее жадности и злобе, которые с каждым днем становятся все нестерпимее. Отягощены на господской работе, княжна Салтыкова запретила работать на своих уделах, пока не пройдет весь круг работ, аж до сенокоса. Мы обратились к князю, и он разрешил в субботу и воскресение по пол дня поработать на своих уделах, так конюх княжны батогами погнал нас отрабатывать барщину. Мы в тот день пошли в мир кормится, убегли от нее и от князя всей деревней, так нас поймали и мужиков, что по моложе были, в колодки взяли, часть из них княжна в армию продала, а других приказала бить нещадно, а, чтобы другим в науку пошло, так прилюдное избиение плетьми и розгами ученила. Так посекла она с десяток человек, не щадя ни малого, ни старого. На том самом месте я оставил мертвыми своих малых детей, трех совсем малых и трех подростков, которым и десяти лет то не было. Сам я и жена моя чуть не при смерти находимся. Детей наших лишили жизни конюх и приказчик княжны, а сама барыня отхлестала двух брюхатых женщин до того, что они из своих брюх выкинули мертвых, а после и сами богу душу отдали.

А еще государь хочу поведать Вам, как Салтычиха беглых от рекрутчины искала. Объявила барыня, чтобы с каждого двора пришло по человеку, поставила всех в ширинку на улице, цепь каждому на шею поклала и замкнула ее на замок. А на дворе мороз жуткий стоял, люди и вовсе голые стоят. Спрашивает староста:

–Где дети ваши, что со службы убегли?

–Не знаем, нет в домах рекрутов, сбегли и весточки не казали.

–Служба должна быть справлена, -отвечают людям.

–Не знаем где дети, в бегах не то. Староста, да скажи ты барыне, что не приходили они домой, помрем ведь.

–Позябните, так может и вспомните где ваши дети.

–Откудова мы знать-то можем, не погуби, староста, ты же знаешь, что не приходили они в деревню.

Княжна приказала прорубить пешней проруби, сперва одну, а отступя пять сажень и другую. Привязали к шеям веревку и потянули к первой проруби болезных. Пропустили веревку подо льдом между прорубями и бросили в первый прорубь людей. Приказчик с конюхом возьми и потяни свой конец веревки, крестьяне и нырнули под лед, а выплыли уже в другой проруби, тогда приказчик и конюх перебежали к первой проруби и тот конец потянули на себя и снова крестьяне нырнули под лед. Таскали они так крестьян, пока все не околели. Теперь, зная, что дети могут убежать от солдатчины, родители их сами бегут от своеволия и гнева господского, от смерти лютой и жестокости господской. Так что дома крестьянские скрозь пустые стоят. Господа, отдавая хлопцев в рекруты деньги имеют, вот госпожа и продает хлопцев, когда в город желает съездить, прикупить чего, или просто осерчала на парубка…»

–Князь, а вы читали эти письма?

–Я, Виталий в своем хозяйстве и царь, и Бог, и все, что творится – знаю и не по слухам. Бегут крестьяне – это правда. Но у кого не бегут? То, что они по миру ходят и жена их собственноручно сечет, да еще и не щадя ни старых, ни малых – не верю, знаю, что клевета это и готов, если уж так ненавистно им мое господство над ними, продать их всех до единого. Так опорочить мою жену перед государем. Я ведь их с доходов мельниц подкармливал, а они… Мне это нож в сердце. Дарьюшка в хозяйстве лучше меня разбиралась, ведь вот стал же я богаче, как она в дом пришла. Я что, офицер, года мои заставили в отставку подать, всю жизнь в полку, какой из меня помещик. Теперь же хочу найти и наказать убийц, пока всех крестьян не распродал, а ведь уже и покупатели есть – фабриканты из губернского города и цену, стоящую дают.

–Как нашли княжну?

–Утром дворовая девка Аленка в галерее нашла Дарьюшку с тесаком в груди, еще спали все. Я так думаю, дорогой Виталий, что крепостные это сделали, больше некому. Звери они, неужто она виновата, что барыней родилась она, а не они? Звери эти мою голубку погубили таким варварским способом, а я в обществе разговоры вел за их освобождение от крепостничества, ратовал глупец за свободу крестьян. Трактат сочинил, да записку служебную графу отдал, ой как теперь стыдно-то перед ним.

–Понимаю вас, князь, а скажите, когда вы намерены удалить крестьян из деревни в город, на фабрику. Мне показалось, что вы не только в цене сошлись, но и по рукам уже ударили?

–Точно так. Отправлю их как можно быстрее с глаз долой. Фабриканта я предупредил, что на их совести смертоубийство барыни, но он не боится. У меня, говорит, не забалуешь.

–Я понимаю вас князь. Кого жандармы арестовали по подозрению в убийстве?

–Софи, мою дочь, но не убивала она, не могла она лишить жизни Дарьюшку, да еще и так.

–А где именно в галерее нашли тело вашей жены?

–Под картиной Прошки, она его своим придворным художником называла.

–Я хотел бы переговорить с крестьянкой, что убирается в вашем доме, со всеми крепостными, которые были в ту ночь в господском доме и прислуживали во время бала. Князь, вы говорите, что Софи не могла убить княжну. Жандармы же обнаружили повод, который мог послужить причиной нападения Софьи на свою мачеху и арестовали ее, почему?

–Да она и жила-то не в доме, а в деревне, сослал я ее туда после ссоры с Дарьей.

– Расскажите мне по подробней о ссоре двух дорогих вашему сердцу женщин. Ведь Софья Николаевна была зла на вас и вашу жену.

–Злится – это отнюдь не значит стать убийцей, дорогой Виталий.

–Согласен.

–Тем более, что Софьи не было на балу, я ее не приглашал и Натали, моя старшая дочь, хотела съездить в деревню, чтоб повидаться со своей сестрой. В день ссоры моей дочери и жены, увидел я Дарьюшку с окровавленным лицом, и она мне сказала, что напала на нее Софья в порыве, охватившей ее злости.

–Значит факт нападения на вашу жену Софьей подтверждается только вашей же женой и более никаких свидетелей этой мерзкой сцены нет? Какова вероятность, что ваша супруга оговорила вашу дочь намеренно?

–Да я собственными глазами видел, как Софья расцарапала Дарье лицо в порыве гнева, но убить, нет, увольте, не верю, не могла Софьюшка, не могла.

–Так вы были свидетелем их ссоры, а ведь ранее, насколько я мог понять, вы говорили, что только со слов супруги своей знали о драке?

–Хочу посоветовать вам, господин офицер, обратить больше внимание свое не на мою дочь, а на две крестьянские семьи. Еще батюшка мой покойный, дай Бог ему царствие небесное, их не жаловал. Продал двоих парней из этой семьи в солдаты, чтоб воду не мутили. Старики вроде как поутихли, но смогли вновь расплодится. Последыши их и приютили Софью у себя, когда я ее сослал в деревню. Представляю, какие козни они выдумывали рассказывали вечерами моей дочери о Дарьюшке, ведь она, по праву родства, вынуждена была пресекать неповиновение крепостных и продавала, и секла, а как же. Думаю, что они и убили мою Дарьюшку.

–Князь, хочу вас успокоить, я согласен с вами, что крестьяне очень злы на княжну были. Но ведь им сложно было пройти в галерею, куда и доступа для них нет? А убить госпожу, чтоб свидетелей не было, в это уж совсем не верится. Тогда как дочкам вашим не составило бы труда попасть в галерею, не привлекая внимания? Но речь не о том, все равно в имении Софьи не было. Тогда почему на нее пало подозрение?

–Софью видел в ту ночь брат Дарьюшки, Серж, да еще и этот иностранный маэстро, как раз в тот момент, когда оба шли в сад, чтоб увидеть фейерверк. Серж якобы видел, как Софья бежала по дорожке, ведущей во дворец.

–Какой дворец?

–Все гости так наш дом называли и называют.

–А кто ни будь, кроме Сержа и маэстро, видел вашу младшую дочь? Дворня например?

–Нет, никто. Ни дворня, ни гости мою Софи не видели во дворце.

–Дворня, что прислуживает в доме, извините, во дворце, проживает в той самой деревне, которую вы хотите продать?

–Да.

–Княжну зарезали самым примитивным и варварским методом, а ночью во дворце, где муха слышна, потому как акустика замечательная, никто и ничего не слышал? Я что-то себе позволил сказать не то, князь? Ведь дворец ваш обладает прекрасной акустикой? Кто его строил?

–В саду, в тот момент, когда убивали мою жену, фейерверк уж начался, так что кричи – не кричи, а такой грохот стоял, что разве прямо перед тобой резать человека начнут, так только глаза и засвидетельствуют убийство, а слух один грохот тот и сможет запомнит. Галерея на втором этаже находится и конечно в саду никто не мог услышать, что в галерее делается. А вот дворня, Виталий, что в тот момент во дворце была, могла все же что-то слышать, но они так ненавидели Дарьюшку, что даже если и слышали хоть звук, так ведь не скажут, хоть ноздри им рви.

–Мне бы хотелось выяснить, кто в момент убийства мог находится во дворце. У меня к вам вопрос имеется, я не утверждаю, что так оно так и есть, но что-то мне подсказывает… Одним словом ваша младшая дочь обнищала в деревне, оголодала и жила на подаянии у крепостных? Так?

–И так, и нет. Я конечно осерчал на нее, но с голода пухнуть, да еще и у крепостных побираться не дал, да и Натали заплатила попу, чтоб подкармливал Софью. Я дал денег старосте и управляющему, он как раз сам проживает в той деревне. Управляющий свез к себе в амбар и кладовую: хлеб, молоко, мясо, овощи, соль и сахар. Я не баловал дочку, но и с голоду умереть не дал бы. Натали в поповском доме врача поселила, чтоб за Софьей ухаживал.

–Могла княжна, узнав о такой опеке, заявится в деревню и угрозами заставить попа, управляющего, врача и старосту не выполнять на себя взятых обязательств во всех смыслах? Ведь переспрашивать младшую дочь об этом вы не будете?

–Зачем ей это нужно? Да и Дарьюшка была на редкость доброй души человек.

–А как же письма?

–У вас видать нету крепостных?

–Нет, нету.

–Вот то-то и оно, что нету, крепостным верить, себя потерять. А Софи не могла убить Дарьюшку, хоть убейте меня, Виталий, а не могла. Конечно зла была на мачеху и на меня, но сама виновата, что ко мне в опалу попала.

–Значит в той деревне проживают все крепостные, что были в ночь убийства во дворце, ваша младшая дочь и управляющий с провизией, да еще и поп, и врач с деньгами на руках. Крестьян вы уже продали? Простите, но я думаю, что сейчас очень удобный момент для побега крепостных. Деньги и провизия есть, идти к новому хозяину они должны своим ходом. Как вы думаете, я прав? В первую очередь мне необходимо, пока крестьяне не ушли, переговорить с этими крепостными.