В тени маяка

– Сеня! – беспомощно крикнул Слава, вглядываясь в стремительно удалявшуюся спину друга.

– Задержи тварь! – выплюнул Сеня, вырвавшись наружу и с грохотом захлопнув за собой дверь.

– Нет! Нет!

Слава вскочил на ноги, игнорируя боль под действием адреналина, подбежал к двери и навалился на неё всем телом, пытаясь открыть.

– Не оставляй меня тут! Выпусти!

Сеня ничего не ответил, спасаясь сам, ценой чужих жизней. Через миг послышался металлический звон, когда неподъёмная чугунная балка привалилась к двери, а следом и гул камней – Сеня заваливал проход всем, что попадалось под руку.

– Выпусти! Она сожрёт меня! Сеня! – Слава отчаянно барабанил кулаками по двери, всё ещё на что-то надеясь. Слёзы сами собой брызнули из его глаз.

Где-то там, на воле, Сеня смачно сплюнул, подкатывая ко входу на заброшенный маяк последние камни, отдышался, вытирая своё вспотевшее лицо, а после развернулся и быстро двинулся прочь.

До последнего Слава пытался докричаться и достучаться до него, но теперь уже бывший приятель даже не обернулся. И вскоре в пустом чреве старого маяка не осталось никого, кроме оголодавшего морского чудовища и дрожавшего мальчика, жавшегося к запертой двери.

Когда Слава всё же набрался сил, чтобы обернуться, его кровь, казалось, застыла в жилах, и всё тело объяла холодная липкая волна страха. На лестнице, безжизненно раскинув руки в стороны, лежал мёртвый Толик. На его груди сидела тварь, жадно присосавшаяся своей пастью к пустым глазницам, с чавканьем заглатывавшая вытекшее месиво глаз, отрывая сочные кусочки плоти.

Задыхаясь от ужаса, Слава закрыл себе ладонями рот, чтобы не привлечь внимание твари случайным вскриком или скулежом. Он сполз на пол, подобрал под себя ободранную ногу и прислонился спиной к ледяной поверхности двери. У него не было ни палки, ни камней под рукой, ни даже какого-нибудь захудалого ножичка, чтобы попытаться отбиться. И мысли вязли в удушливой патоке страха.

Тварь закончила свою трапезу. Она выгнула спину, а по её усикам пробежала лёгкая дрожь. Быстро соскочив с трупа, перебирая ножками, чудовище поспешило в сторону Славы. Каждый шаг по металлическим ступеням отдавался мелодичным стуком, рождая трепет в сердце мальчика, который широко распахнутыми глазами смотрел на приближение своей смерти.

– П-пожалуйста, не трогай меня!

Вряд ли человеческая речь была ясна этому чудовищу из глубин, но неожиданно оно всё же замедлило ход. До Славы оставалось едва ли больше пары метров, а тварь вдруг вся подобралась, подтянула к голове все сегменты своего длинного неприглядного тела и защёлкала жвалами. Мальчик крепко зажмурил глаза и перестал дышать, ожидая своей неминуемой кончины.

Но чудовище не прыгнуло.

А спустя несколько невообразимо долгих секунд со стороны твари и вовсе раздались какие-то гортанные отрывистые звуки. Слава боязливо приоткрыл веки. Чудовище содрогалось на полу в неясных позывах, и через миг из его пасти хлынул фонтан крови и непереваренных кусков плоти.

Вся недавняя трапеза твари за минуту превратилась в зловонную багровую лужу, растёкшуюся по полу. Слава на всякий случай не шевелился, хоть зрелище чудовища, без остановки извергавшего из себя потоки крови, заставляло и его желудок сжиматься в болезненных спазмах.

Когда из нутра твари больше нечему стало исторгаться, она обессиленно упала на бетонный пол, прямо в лужу, и так и осталась там лежать. Лишь дрожащие усики и бегающие мутноватые глазки указывали на то, что она ещё была жива и следила за своей будущей жертвой.

Потянулись бесконечные часы ожидания. Слава сидел на полу напротив омерзительного чудовища и боялся даже предпринять попытку двинуться, чтобы не спровоцировать его. Если бы у мальчика был телефон, можно было бы попытаться позвать на помощь, но в их компании телефоны всегда водились лишь у Толика, которому их покупали богатые родители, да у Сени, который регулярно отнимал их у кого-нибудь за школой. Ещё печальнее была мысль, что Славы даже никто не хватится, ведь мама только на днях уехала на дачу, оставив «взрослого и самостоятельного» сына за главного в пустой квартире. А Сеня уже, наверняка, успел всем вокруг наврать, куда делись остальные его приятели.

Тварь практически не шевелилась, очевидно, истратив все свои силы, и мальчику ничего не оставалось, кроме как молча сидеть на своём месте, баюкая сильно ободранный локоть, и думать, разглядывая жителя глубин. Больше он ничем заняться не мог, опасаясь, что любое его движение спровоцирует чудовище.

Понемногу животный страх в его душе улёгся. Человек так устроен, что он не может постоянно пребывать в напряжении. Он либо сломается в конечном итоге, либо возобладает над собственной боязнью. Слава возобладал. За те несколько часов, что он провёл бок о бок с морским чудовищем, мальчик успел тщательно рассмотреть его, продумать все имевшиеся варианты отхода с маяка и даже поразмышлять над поступком Сени. Последнее никак не давало ему покоя.

Уже многие годы он общался со своими приятелями, привык к их выходкам, грубостям и шуткам. Он всё им прощал, в обмен на то, чтобы быть частью этой разномастной шайки, чтобы не проводить свободное время в одиночестве и не считаться неудачником и изгоем. И вот теперь Егора и Толи не стало, а Сеня сбежал, бросив его на съедение твари, чтобы хоть как-то её отвлечь и задержать. А, может, просто чтобы избавиться от надоевшего приятеля? Слава многое мог простить толстяку, но, кажется, в этот день чаша его терпения впервые переполнилась.

Спустя какое-то время тварь слабо пошевелилась. Она неуверенно поднялась на свои лапы и замерла, неотрывно пялясь на мальчика. Слава сглотнул и очень медленно протянул руку к карману своих шорт. За эти часы у него в голове созрела одна безумная идея. И он просто не мог не попытаться её осуществить.

– Я не желаю тебе зла, – шёпотом произнёс Слава.

Мальчик говорил всё это вслух больше для того, чтобы успокоиться самому. Хотя в глубине души он надеялся, что тварь сумеет уловить спокойствие его голоса или различить невраждебный тон, как это делают собаки. Пока Слава осторожно вытаскивал из кармана шуршащую упаковку, чудовище сидело на месте.

Надорвав уголок пакетика, мальчик положил его на пол и мягко толкнул в сторону твари. Та попятилась, но быстро поняла, что упаковка ей ничем не угрожает. Её длинные усики с щетиной коснулись предмета. Задумчиво ощупав его, тварь приблизилась и запустила внутрь морду. Через несколько секунд Слава не без облегчения услышал, как защёлкали жвалы.

Кажется, сушёные кальмары пришлись морскому обитателю по вкусу гораздо больше, чем человеческая кровь и плоть.

Пока тварь, зарывшись мордой в пакет, старательно уничтожала запасы провизии, Слава успел на четвереньках бесшумно доползти до самой лестницы. Там на заляпанном грязью полотенце ещё валялись принесённые Егором плоскогубцы. В тот самый миг, когда мальчик успел их схватить, чудовище закончило с кальмарами и ловко развернулось к потерянной из вида жертве.

– Я хочу тебе помочь, – увещевал Слава тварь. Но ей явно не нравилось, что в правой руке мальчик сжимал плоскогубцы, будто бросая ей вызов. Она яростно раскрыла жвалы, блеснувшие острыми краями, и резво поползла в сторону Славы.

Он только и успел выставить перед собой ногу, когда набравшаяся сил тварь в последний момент вдруг прыгнула на него. Жвалы сомкнулись на кроссовке, грозя легко его перекусить. Слава, не теряя времени, избавился от обуви, затолкав её глубоко в глотку чудовища, и сам ловко схватился плоскогубцами за одну из жвал, фиксируя её в раскрытом положении.

Тварь стала вырываться, сразу же выплюнув потрёпанную обувь, пятиться и вертеться на месте из последних сил, но Слава держал крепко, зная, что если отпустит, то эти челюсти в следующий же миг вонзятся уже в его руку.

Не без опаски он приблизил свободную кисть к распахнутому зеву морского чудовища. Мальчика сразу же обдало крепкой рыбной вонью и явным запахом гнили. Слава старался действовать аккуратно, но крупный рыболовный крюк, засевший в самом уголке пасти, поддавался неохотно. Мальчику пришлось приложить немало усилий, чтобы вытащить его из загноившейся и беспрерывно кровоточившей раны.

Тварь при этом даже начала издавать какие-то приглушённые клокочущие звуки и вырываться в два раза сильнее, но Слава был настороже. Едва крюк был вырван, он отпустил жвалу и отпрянул в сторону, выставляя перед собой вторую ногу в кроссовке.

В первые мгновения тварь завертелась на месте, изгибаясь всем телом и водя мордой из стороны в сторону. Боль всё ещё терзала её, как прежде. Наконец она остановилась, пригнулась к полу, практически распластавшись по нему, и уставилась своим пугающим взором на Славу, жавшегося в угол под лестницей.

– Теперь тебе должно стать лучше, – едва слышно прошептал мальчик. – И, может быть, ты даже не станешь меня убивать…

Минута тянулась за минутой, а тварь всё не шевелилась больше. Она словно изучала своего беспокойного соседа по тюремной камере и думала, что же теперь с ним делать после неожиданно оказанной помощи.

Время до вечера прошло в напряжённом ожидании с той и с другой стороны. Когда за пределами маяка наступили сумерки, а в помещении стало ещё темнее, чем было, Слава не на шутку испугался, что тварь этим воспользуется и сократит расстояние. Он теперь едва различал поблёскивавшую во мраке склизкую кожу чудовища и только прислушивался к звукам.

Едва густая и непроглядная ночь окутала мир вокруг, Слава даже дышать стал через раз, чтобы не пропустить приближение чудовища. Он уже не был так уверен, что идея с помощью твари была удачной. Кажется, лучшей ей не стало, а вот о причинённой боли она не забыла.

Сам того не заметив, измотанный и обессиленный Слава провалился в дрёму ближе к середине ночи, когда окружающая тишина и темнота окончательно его усыпили. Он так и заснул полусидя, забившись в угол под лестницей и продолжая сжимать в руке плоскогубцы.

Ближе к рассвету он неохотно вынырнул из дрёмы. Что-то увесистое лежало у него на груди и щекотало лицо. Спросонья Слава не вспомнил, где он находился, и подумал, что это старый мамин любимец, кот Кузьма, пришёл его будить и обнюхивать лицо.

– Кузя, дай ещё поспать, – вяло пробормотал Слава и отпихнул ладонью кота.

Вот только его рука скользнула вовсе не по мягкой шерсти, а по холодной влажной коже, а пыльцы неожиданно наткнулись на плотную вереницу лапок. Слава в ужасе распахнул глаза, вмиг вспомнив всё, что произошло с ним прошлым днём.

На его груди, уместив там лишь переднюю часть туловища, лежала тварь, поджав под себя ходильные ножки и внимательно разглядывая лицо мальчика. Её заострённые жвалы были так близко к Славе, что он едва смог сдержать свой первый инстинкт – дёрнуться.

Однако тварь вовсе не прыгнула, не вцепилась в его голову своими челюстями, а лишь убрала покрытые щетиной усики прочь и так и продолжила лежать. А после и вовсе закрыла мутные глаза какой-то тонкой полупрозрачной плёнкой и, судя по всему, заснула.

Слава ещё полчаса лежал ни жив, ни мёртв. Но сонливость вскоре победила. Он провалился обратно в дрёму, так и не решившись сдвинуть со своей груди морское чудовище, которое там очень хорошо пригрелось.

Проснулся повторно Слава лишь когда солнце уже окончательно взошло, а полумрак внутри маяка стал не таким густым. Твари на груди не было. Мальчик рывком поднялся на ноги, пошатываясь от слабости. На миг он подумал, что ему привиделось всё произошедшее ночью и прошлым днём, но почти сразу же его взгляд скользнул по подсыхавшей смрадной луже крови посередине первого этажа, а после остановился на окоченевшем трупе Толи, лежавшем на ступеньках.

Со стороны вдруг раздалось едва слышное шуршание. Возле стены, в небольшой куче мусора, состоявшей в основном из пустых упаковок, бутылок и банок, возилась тварь. Она самозабвенно рылась в этой груде и запускала свои усики в каждый пакет.

– Эй, – неуверенно окликнул чудовище Слава, рукой держась за перила лестницы и делая пару шагов вперёд.

Тварь замерла и настороженно уставилась на мальчика. Что-то в её облике изменилось. Слава не сразу это понял, но, кажется, её кожа стала выглядеть гораздо суше, от прежней слизи, будто, не осталось и следа.

– Ты ищешь еду?