Меридиан

Пан Якуб направился спать лишь ближе к середине ночи. Он жил в соседней комнате всё в том же подвальчике, где располагалась только старая софа и ручной умывальник. Но неприхотливому мастеру и этого было достаточно.

Напоследок Якуб всё же остановил маятник и достал один из грузиков, намереваясь на следующее утро снять с него необходимые мерки и тщательно взвесить. По мнению мужчины, тайна могла скрываться за структурой самого противовеса, но это следовало ещё изучить.

Взбудораженный загадкой «Меридиана» часовщик долго не мог заснуть. Ворочаясь на своей жёсткой софе, он постоянно мысленно возвращался к чуду самозаводящихся часов. И поэтому даже его сны были наполнены чередой механизмов и непрекращающимся тиканьем.

Вот только спустя несколько часов, когда пан Якуб проснулся из-за какого-то неясного чувства дискомфорта, он понял, что тиканье ему вовсе не снилось. В мастерской висело множество часов, которые были идеально настроены. Чаще всего мастер не замечал их однообразное тиканье, фоном постоянно присутствующее в его жизни. Но в этот раз всё было по-другому.

Сквозь единую мелодию щёлкающих механизмов пробивался чужеродный звук, который нарушал привычную картину. Словно слаженную работу оркестра портил один дилетант.

И пан Якуб был готов поклясться, что помнит все свои часы, но это постороннее тиканье он не слышал раньше. Оно было слабым, нечётким, приглушённым. Часовщик раздражённо цокнул языком, отворачиваясь к стене. Видимо, какой-то экземпляр его коллекции нуждался в ремонте. Но об этом он позаботится утром, а в тот момент ему хотелось лишь спать.

Однако тиканье не смолкало, а словно бы усиливалось, всё различимее становясь среди других звуков. И для мастера всё сложнее и сложнее было не замечать это. Сонливость давно растворилась – её спугнуло набирающее силу щёлканье.

Тик-так.

Якуб перевернулся на спину и прислушивался к соседней комнате. Тиканье определённо нарастало. В какой-то момент оно стало действовать пану на нервы: каждый щелчок пробирал до костей, заставляя вздрагивать. И звук этот уже не казался фоновым, привычным уху за долгие годы работы часовщиком.

Тик-так.

В пане боролись две крайности: желание прекратить это сводящее с ума тиканье и нежелание подниматься из постели, включать везде свет и возиться со сломанными часами. Но краткие минуты отдыха утекали сквозь пальцы. Ему оставалось всё меньше времени на сон.

Тик-так.

С досадливым возгласом Якуб резким движением поднялся с софы и нашарил в темноте тапки. Он с негодованием распахнул дверь, ведущую в мастерскую, щёлкнул переключателем и остановился как вкопанный. Назойливое тиканье было оглушающе громким, словно в маленькой подвальной комнате случайно оказались башенные часы. Все стены дрожали от этого звука, а с потолка сыпалась пыль. И даже другие часы, казалось, затихли перед этим поистине королевским гулом.

Источником его оказался «Меридиан».

Стеклянная дверца была приоткрыта, за ней слабо подёргивался из стороны в сторону маятник, который пан Якуб собственными руками остановил совсем недавно. Часы ходили даже со снятым противовесом, что было уже само по себе невозможным. Но стрелки двигались медленно, словно с усилием совершая каждый рывок, из-за этого тиканье было нечётким.

Они работали, хотя не должны были. Они делали это с большим трудом. Они чувствовали себя неидеальными. Им недоставало отнятой детали.

И пан Якуб вздрогнул, когда понял, что ясно ощущает желание этих часов. «Меридиан» не был простым экземпляром его коллекции. Он сильно отличался от всех этих обыкновенных механизмов, лежащих на полках и висящих на стенах.

Тик-так.

Громкое щёлканье проникало в голову старого часовщика, заставляя его морщиться от этого звука. Но постепенно воля часов становилась всё яснее и яснее для мастера. «Меридиан» всего лишь хотел жить, он хотел быть совершенным и работать несмотря ни на что. Любое вторжение в его идеальный отлаженный механизм было кощунством.

Часы сами знали, как починить любую поломку. Они всегда справлялись с трудностями самостоятельно: находили необходимые материалы во всём. Им требовалась лишь небольшая помощь. Как и в этот раз.

Тик-так.

Противовес должен быть возвращён на место.

Пан Якуб, словно во сне, погружённый в мерное щёлканье механизмов, поднял со стола снятую вечером гирьку. Холодный металл обжёг руку, но мастер не обратил на это внимания. Он думал о другом. Он думал о том, что этот вес слишком большой для часов. Он далеко не идеальный. Разница составляла всего пару грамм, но «Меридиан» не мог чувствовать себя совершенным.

Тик-так.

Старый часовщик одно за другим вырывал заржавевшим ломом свои рёбра. Боль была слабой – её перекрывало тиканье часов. «Меридиану» было гораздо больнее, ведь он чувствовал себя неполноценным. И Якуб просто хотел помочь.

С неприятным чавканьем расходилась плоть, а белёсые осколки костей вместе с кровью падали на пол. Пошатнувшись, пан проник дрожащей рукой в свою грудь и ухватил трепыхающееся сердце. Резким движением вырвав кровоточащий орган из тела, Якуб успел сделать лишь один шаг и буквально насадить сердце на крюк для гирьки, прежде чем бездыханным упасть на пол.

Стеклянная дверца, заляпанная пятнами крови, мягко и легко закрылась, принимая свою новую деталь. Сердце несколько раз вздрогнуло и затихло, пока цепочка с мерным жужжанием не подняла противовес наверх. Скоро «Меридиан» переделает его под себя. Шестерёнки сцепились зубьями, поворачивая рычаги, и латунные стрелки щёлкнули, сдвигаясь с места. Идеальное чёткое тиканье наполнило мастерскую.

Теперь всё будет работать как надо.