Уроки Лагона: Беги или гори

– Ну… – Он задумался. – По-разному. От двадцати лет и дольше. Кто-то числится учеником, но на несколько лет уходит в свободный поиск. Кто-то занимается у разных мастеров. У вас не так?

Двадцать лет! У меня внутри всё похолодело.

– Нет, не так.

– Ничего, освоишься, – хмыкнул он и хлопнул меня по плечу: – Ну, я пошёл… Айе, чуть не забыл! Мастер Ригуми-и-и!

Крик эхом отразился от стен. Я невольно сжалась, хотя никто из студентов на шум внимания не обратил. А через секунду с потолка сорвалась сверкающая капля, упала рядом с нами – и приняла форму высокого молодого человека в тёмно-синем трико с серебристой накидкой.

– Звал, Тейт-кан? – дружелюбно спросил… очевидно, мастер Ригуми Шаа.

Ничего особенно странного или жуткого в его облике не было. Лицо – правильный овал, широкие скулы, прямой нос, голубые глаза. Волосы – приятного медового оттенка, совсем короткие, брови – потемнее на тон, подведены, выщипаны кружочками, точнее, каждая представляет собой цепочку из нескольких кружков. Губы подведены тоже – ярко-алым. Ничего такого, Лоран одно время встречалось с музыкантом-неформалом, он вообще красился как девчонка. Но почему-то при взгляде на мастера меня пробрала дрожь.

– Ага, – откликнулся рыжий и пихнул меня в бок: – Это Трикси, моя добыча. Мастер Оро-Ич сказал, что она будет учиться в ложе овеществлённого ничто. Я её к вам привёл, ничего?

Ригуми Шаа выгнул брови, что с их формой смотрелось диковато:

– Нет, напротив, – посмотрел он на меня и шагнул ближе, явно чтобы попасть в область действия эмпатического купола. Значит, способности внимающих и поющих у него тоже есть. – Мне льстит твоё доверие. О распоряжении мастера Лагона я слышал. Иди, я позабочусь о твоей девочке.

«Твоя девочка»!

Меня вдруг в жар бросило, и отнюдь не от возмущения.

А рыжий, зараза, улучил момент – обнял, поцеловал в шею, потом махнул рукой – и сбежал. Я осталась в полнейшей растерянности и запоздало поняла, что о вещах, по-настоящему важных, не успела спросить.

Двадцать лет обучения! И наверняка это не последний подводный камень. А как здесь принято общаться с мастерами? Некоторые мои одноклассники уезжали учиться за границу и рассказывали, что везде – свои традиции. В восточных институтах всё строится на почтении студента к наставнику: никакой инициативы, строгое следование заданному курсу. В западных наоборот – без инициативы и настойчивости рискуешь вообще не написать работу, потому что никто из старших сотрудников возиться с тобой и направлять усилия в нужное русло не будет. Разве что ответит на конкретные вопросы и поможет разработать уже выбранную тему. Ли Фо, кажется, чуть не вылетела у нас из-за этого, потому что до последнего протянула, не решаясь подойти к своему куратору во внеурочное время за заданием.

А здесь-то как действовать, чтобы никого не оскорбить и себя не обидеть?

Мастер Ригуми мелодично рассмеялся и, взяв меня за руку, повёл в сторону от входа. Я послушно шла, стараясь не особо заглядываться на то, что творится вокруг, и не задумываться, зачем и как хрупкая девушка закручивает в узлы металлическую трубу двадцатисантиметровой толщины и с какой стати парень в зелёном выращивает цветы на спине у своего напарника, бессильно раскинувшегося на полу.

– Тебе ничего не понятно. Всё пугает, такое жуткое и необычное. Верно, Трикси-кан? – спросил через плечо мастер Ригуми. – Не бойся. Я уже обучал странников из другого мира. Последнего – пятнадцать лет назад. Можешь звать меня Шаа-кан, кстати.

Не знаю, как в этом мире, а у нас «можешь сделать то-то» в устах преподавателя – мягкий приказ, читай: «сделай то-то немедленно». Поэтому я послушно повторила:

– Спасибо, Шаа-кан. Это большая честь для меня.

Похоже, я угадала, так как мастер Ригуми расцвёл улыбкой:

– Умница, Трикси-кан. Сегодня я сделаю исключение и поговорю с тобой сам. Затем вы будете заниматься с подмастерьем. Хороший мальчик, его зовут Итасэ Ран. Думаю, вы подружитесь.

Я невольно сглотнула. Обычно, когда кто-то предполагает, что вы с кем-то подружитесь, на практике бывает ровно наоборот.

– Надеюсь на это, – осторожно заметила я. – Простите, а мне можно задавать вопросы? Или я должна только слушать?

Глаза мастера Ригуми стали на тон холоднее.

– Ах, Тейт ничего не объяснил? Как на него похоже. Ничего, ты быстро освоишься Трикси-кан. И – нет, несколько вопросов сегодня задам я, а ты станешь отвечать. Вот с Итасэ сможете поболтать вволю, – с обманчивой мягкостью добавил он.

Опять завуалированный приказ: «Вопросы будешь задавать равным по положению, а со мной, будь любезна, помалкивай, пока к тебе не обратятся». Купол у меня рефлекторно перескочил аж на третью ступень и переориентировался на защиту. Похоже, характер у этого Ригуми, при всей внешней податливости – настоящий лёд. Обжигающе холодный и с острыми гранями к тому же. Как бы не порезаться.

Тем временем мы добрались до пустой ниши в стене. Мастер Ригуми повёл рукой. Воздух задрожал, словно поплыл от жара. Потолок тут же выплюнул осветительную гроздь, а из марева соткались две плотно набитые подушки. На одну из них мастер и сел, указав мне на вторую.

Шрах, как там ноги положено загибать?

Минут пять он меня просто разглядывал. Попытался прощупать защитный купол, но понял, что я заметила, и отступил. Улыбка его стала ещё ласковей и слаще. Затем он приказал коротко:

– Создай что-нибудь.

«Что именно?» – хотела уточнить я, но вовремя прикусила язык и задумалась. Первые две ступени, наверно, не подойдут – это фактически гипноз, заставляющий ограниченное число людей видеть несуществующий образ, причём желательно накладывать его на что-то реальное. Полезно, например, когда учитель идёт между рядами, а у тебя шпаргалка лежит на самом заметном месте. Можно тихонько превратить её в чистый лист. Или, к примеру, нацепить другое лицо, чтобы избежать встречи с бывшим на вечеринке.

Третья ступень – уже ближе. Создание визуального образа, который фиксируют даже камеры. Особенно прочные конструкции могут просуществовать долгое время после смерти создателя. Говорят, что легендарная призрачная шхуна «Бродяга», которая является кораблям, обречённым на смерть, – это работа какого-то древнего моряка-псионика. Может, обезумевшего капитана, который в разгар бури понял, что его шхуна тонет…

Я так сконцентрировалась на кораблях, что сама не заметила, как на свободном пространстве между нашими подушками заплескались иллюзорные волны, а из них вынырнул мрачный трёхмачтовик в обрывках парусов. Образ был хрупким, дунь – и рассыплется. Над кораблём сгустились тучи, и из них проглянула жёлтая луна.

– Красиво, Трикси-кан, – сдержанно похвалил мастер Ригуми. И безжалостно добавил: – Но непрочно.

Не знаю, что он сделал, но за какие-то мгновения контроль над иллюзией уплыл к нему. Я ощутила это, как если бы у меня в руках было что-то тяжёлое и дорогое, а потом оно вдруг исчезло. Чувство лёгкости и потери… Хотя глупо, наверное, сожалеть об исчезновении чего-то несуществующего.

Мастер снова повёл рукой, и иллюзия изменилась. Появились звуки – плеск волн, скрип дерева в напряжённых от ветра мачтах, запахи – затхлая морская вода и гнилые доски. Повеяло прохладой.

– Дотронься, – приказал он.

Я подчинилась. Вода на ощупь оказалась маслянистой и чуть липкой, палуба корабля – шершавой, занозистой. А ещё он нырял в волны от каждого прикосновения, как игрушечный. До меня не сразу дошло, что случилось. Нет, осязаемые иллюзии псионики создавали, где-то начиная с пятой ступени. Сложно, однако вполне реально. Фальшивый огонь обжигал человека, но бумага в нём не горела; фальшивое яблоко можно было надкусить, ощутив вкус, но не насытиться. Кислота обжигала, яд травил. Под микроскопом и капля иллюзорной воды, и сотворённый цветочный лепесток выглядели одинаково – хаотически перемещающиеся частицы неизвестной природы, чьё поведение и свойства невозможно изучить по одной причине: они всё время изменяются, зачастую подстраиваясь под представления того, кто на них смотрит. Компьютеры в половине случаев вообще не фиксировали ничего.

Сплошные загадки… Однако занимались конструированием и моделированием повсеместно. Это как с человеческим мозгом: мы что-то знаем о нём, о чём-то догадываемся, но использовать мозг может каждый…

Ну, почти каждый.

Но один закон действовал для всех псиоников, даже высочайшей ступени: нельзя создать то, чего ты не знаешь. Нет, можно придумать что угодно, но воссоздать, скажем, запах апельсина по картинке невозможно. А мастер Ригуми совершенно точно не нюхал моря из моего воображения, не трогал плохо оструганных досок. На сознание он не воздействовал, считать образы из памяти не мог.

– Как, – прошептала я, оглаживая маленький кораблик. Паруса липли к пальцам мокрыми лепестками шёлка. – Не понимаю… Нельзя создать то, что раньше не ощущал. Но он абсолютно такой, как мне представлялось. Так как же… – и я осеклась, вспомнив указание насчёт вопросов.

Мастер Ригуми улыбнулся ласково, но глаза у него стали совсем ледяными. Даже море в образе-иллюзии подёрнулось тонкой корочкой, и корабль застыл, как вмёрзшая в лужу бутылка.

– В качестве исключения, Трикси-кан, я отвечу на этот вопрос, прежде чем передать тебя Итасэ. А пока займись делом. Представь, что за тобой гонится враг, который неспособен распознать овеществлённое ничто. Что ты ему покажешь?

Я без тени сомнения изобразила жуткую хохлатую змею, которая спугнула нас с Тейтом в долине свободных. После этого мастер дал мне ещё десятка два заданий. Последнее вообще походило на марафон по конструированию и моделированию: он называл предметы, я должна была мгновенно их воссоздать. Иногда случались запинки. Например, изобразить фуубе удалось только в виде бифштекса. Но когда мастер Ригуми понял, что мне просто-напросто неизвестны значения многих слов, то стал использовать только самые простые.

– Прекрасно, Трикси-кан, – подвёл он итог наконец. Я в изнеможении откинулась на подушке, опёршись на локоть. Пот тёк ручьём, голова болела, и на правила приличия было уже плевать с самой высокой террасы наблюдения. – А теперь я вызову помощника, и ты ответишь на два вопроса: каков главный недостаток твоего овеществлённого ничто и каково самое большое достоинство. Игамина-кан, подойди! – позвал он ласковым голосом и слегка откинул голову назад.

Я наблюдала за ним, тяжело дыша. Нет, красивый, конечно, глаза голубые, прямо как у Лоран, и нос аристократический. Просто принц из детских мультиков… если о характере не знать. Загонял меня почти до беспамятства. Если это – приемлемый вариант, то насколько же строг Ао, к которому Тейт отговаривал идти?

Кстати, об именах. Игамина… как-то знакомо звучит.

– Звал, Шаа-кан? – услужливо отозвались у края ниши.

Меня передёрнуло. Уже догадываясь, кто там стоит, я медленно обернулась.