Embryos

– Если ты не отдашь ее нам, она умрет, – сказал кто-то.

Артем кинул беглый взгляд на кучу людей, а потом на стонущую, еле дышащую жену. В голове сразу всплыла самая страшная, неестественно красочная картинка: ребенка разрывает пулей. Он взрывается, даже не успев нормально умереть.

Мужчина схватился за свои волосы, рвано расчесав кожу головы. Жена вся в крови. Как до этого дошло? Он в этом виноват? Кто??

– Х-хорошо…

Он положил дрожащей рукой пистолет на землю, и его сразу же утопили лицом в грязном снегу.

5

Медсестра записывала показатели в то время, когда девушка открыла глаза. Сразу захотелось прочистить ресницы, откашляться, и наверняка изо рта несло утренней помойкой.

– Ты как? – спросила сидящая рядом женщина, оживившись.

Мысли постепенно стали в ряд, а легкое головокружение прошло. Она потянулась к голове, чтобы почесать макушку, но руку остановила трубка капельницы.

– Я должна тебя обо всем спросить, но у меня нет сил, – вполголоса сказала Анастасия, глубоко и надрывно дыша. – Что я должна знать?

Софья взволнованно поправила очки трясущейся рукой, отвечая запинающимся голосом:

– Ты… все, лучше, чем могло… А он уже не опасен… Твой… – Она осеклась, потерев висок в какой-то нелепой панике, – ребенок не выжил.

Женщина жалобно посмотрела на девушку, а у самой сердце буквально продырявилось. Анастасия медленно опустила голову на подушку, разведя губы и как бы выговаривая непонятные звуки, беспомощно перебирая языком. Она уставилась в потолок блуждающим взглядом и продолжала жевать звуки, как парнокопытное жует траву на лугу. Ее лицо – напряженное, но разглаженное – отрупело.

Софья крепко сжала ее сухую руку своей.

6

Столько хламья в этой коробке, которую она принесла из редакции в тот ублюдочный день. Куча бумаг, фоток и каких-то исчерканных блокнотов.

«А это что? А… Надо Валерии занести, она же просила. Так, куда записать?.. – Она оглядела стол в поисках огрызка бумаги. – Забуду еще».

Перебирая старый мусор, женщина находилась в своеобразном трансе. В последнее время ее мозг все чаще нуждается в отдыхе, поэтому уже несколько недель она ходит в полусонном состоянии, как зомбированный подросток после трехсуточного компьютерного марафона.

Но внезапно внимание проснулось, и вьющийся вокруг темени плющ расползся: она заметила на дне коробка вещь.

– Это что, – засмеялась Софья, но тут же помрачнела, – осколок от той вазы из бара? Зачем он его сохранил?

Черно-красные линии, люди в смешных позах на манеру Камасутры. Цветы желтые… Что-то непонятное, звери, вроде.

Сразу же возникло ожесточенное желание избавиться от этой дряни, и Софья швырнула осколок в мусорное ведро со всем омерзением.

«Прощай. Покойся средь гнилых яблок».

Она вернулась в комнату, но снова как-то гадко скрутило живот и затошнило. Стены давят, сжимаются, а потолок растворяется белой мутью в глазах. Вокруг такая тишина… Казалось бы, вот он – покой. Радуйся! Теперь-то можно с облегчением выдохнуть, но женщина не ощущает себя в своем теле. Ее будто нет, и она по ошибке попала в чей-то брошенный дом.

А из мусорной корзины несло гнилью… Раз компульсия – и Софья достала кусок древней глины. Два – испугалась огромной вагины с глазами и уронила осколок из рук.

Герман. Герман. Это его вещь. Герман. Герман.

Она подошла к окну, обняв себя ладонями и слегка поглаживая.

– Пап, а, пап… – тихим и робким голосом заговорила женщина, смотря на пасмурное небо. Почему-то страшно захотелось поговорить с ним, вернее, ответить ему. – Пап, можешь приехать ко мне? Нет? Снова работаешь над объектом? Ладно, а можно я к тебе приеду? Пап…

«Только не рыдай, соплей с простудой тебе мало».

– …Пожалуйста, разреши приехать…

Нос потек, голова еще сильнее разболелась.

– Я тоже тебя люблю.

На телефон поступил звонок.

– А? Да, Тась, слышу. – Она быстро привела себя в порядок, втянула сопли и проглотила. – Ты уже у подъезда? Черт…

Софья распахнула шкаф, перебирая тремпеля с одеждой, и плечом держала трубку.

– Пять минут и иду. А? – Она затормозила и вздохнула. – Нет, не боюсь.

***

Две яркие, четкие черные фигуры стоят, строго выровняв спину и гордо подняв подбородки. Ветер сдул все гримасы.

Он не видит этих новых женщин сквозь плотно закрытые веки, иначе он бы восхищался. Анастасия бросила в могилу землю, отряхнув ладони.

– Кидай, – сказала женщина, глядя на черную горсть земли в руке Софьи. – Ты последняя.

Взмах – проводка перегорела и больше не подлежит ремонту.

– А третья? Кто третий? – спросил человек.

– Давайте я, больше некому, – предложила Софья, вынимая из сумки черепок. – Это не должно оставаться здесь, так неправильно. Эту часть него тоже нужно убить.

Она бросила разукрашенную черепушку, и та глухо ударилась о дерево. Дальше засуетились какие-то люди, завершая процесс.

Две женщины стояли, наблюдая как все постепенно закапывалось в землю, и над ними, вопреки всему, светило солнце.

7

– А теперь сделаем небольшой перерыв. – Софья откинулась на спинку стула и взяла со столика чашку с кофе.

– Что там, много еще вопросов? – незаинтересованно спросила Ржевская, отгоняя от себя визажистов. Женщины тыкали ей в лицо кисточками, а следователь закрывалась телефоном. С макияжем она выглядела нелепо.

– Да самое основное осталось, давай, последний рывок.

Снова побежала запись.