Планета Женщин

Лариска смеялась, качая головой и щуря глаза от удовольствия:

– Ну, мать, ты неисправима! Бедный твой хозяин со своим разбитым сердцем! Ты меня с ним познакомь. Может, у него и для меня специальные каталоги найдутся? А я уж так и быть: в качестве благодарности в лобик его поцелую!

– Иди уже, иди, вытирайся и одевайся, – со смехом отмахнулась от Лариски подруга и провела в отведённую для неё спальню.

Любаша работала главным экономистом в частной строительной фирме, которая возводила особняки для так называемых «новых русских». Переманили её туда сравнительно недавно. Фирма была преуспевающей. Хозяин был стареющий, но молодящийся и периодически кобелящийся еврей, который отправил своих детей в Штаты, а сам ехать наотрез отказался. «Что мне там делать? – поднимал он недоумевающе широкие брови и очень по-еврейски разводил в стороны пухлые ладошки. – Это я здесь гешефты делаю, а там что? Дедушка на лавочке? Так ыто, здесь буду, пока здоровье есть».

Любаша проработала с ним слегка больше года, и хотя работа была не всегда в радость – каждый день иметь дело с «новыми русскими», врагу не пожелаешь! – но деньги платили хорошие и поэтому приходилось закрывать глаза на многие вещи. В том числе и на постоянные домогательства со стороны как клиентов, так и сотрудников фирмы.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Любаша всю жизнь была магнитом для представителей сильного пола. В юности мужчины в её присутствии просто млели, особенно те, что постарше. Она не было красавицей типа тех, что из журналов мод, нет. В её внешности всё было неправильно. Но вот это «неправильно» и делало её совершенно неотразимой.

Глаза Любаши были небольшими, но пронзительно синими и разреза такого чудного, что, раз посмотрев, забыть их было просто невозможно. А если ещё тушь и тени добавить – о чём Любаша никогда не забывала – держитесь, мужики! Нос – очень изящный, с тонко и прихотливо вырезанными ноздрями и кончиком. Когда она волновалась, ноздри эти трепетали и слегка раздувались, делая её лицо непокорным и очень чувственным. Если кто-то и пытался держать бастионы, именно в этот момент они обычно и падали, сдаваясь с готовностью на милосердие соблазнительницы. Все эти милые черты завершались фарфоровой прозрачной кожей и изящной фигурой с хрупкими покатыми плечами и стройными бёдрами, как у какой-нибудь звезды гарема или любимой жены султана.

Главная проблема Любаши заключалась в том, что за оболочкой этакой салонной львицы-гейши-куртизанки скрывалась очень сильная, чуткая и преданная женщина, готовая одарить своего избранника беспредельной любовью и верностью. Только вот попадались ей чаще всего самые настоящие отбросы мужского пола. Те, которым львицу или гейшу подавай, а чувства там – о чём вы говорите, какие чувства?!

Митюнчик был её самым последним разочарованием. И самым болезненным. Он был хорош собой, любезен с окружающими. «Герой-любовник» – слегка иронично называла его в глаза и за глаза Натка, никогда так и не приняв по-настоящему. Сомнений своих она, правда, с подругой особенно не делила. Зачем? Та сама должна увидеть. Когда мы прислушиваемся к чужому мнению, тем более если это касается сердечных дел?

И вот теперь эта страница Любашиной жизни была позади. Какая счастливая и сильная женщина, считали окружающие, глядя на её улыбающееся лицо, даже не подозревая о бессонных ночах с мокрой от слёз подушкой и размышлениями о прошлых ошибках и несправедливости судьбы.

Чужая душа – потёмки, тем более женская. Особенно, если у женщины хватает гордости и чувства собственного достоинства не выпускать на поверхность то, что скрывается в кромешной темноте. Обносит она себя защитным панцирем, о который разбиваются зависть, ревность и недоброжелательность. Но также не позволяет этот панцирь выпустить наружу боль, которая продолжает терзать раненное сердце, от чего боль эта становится только сильнее.

Любаша вздохнула и отогнала прочь непрошенные мысли, вызванные рассказом о любвеобильном начальнике.

В дверях кухни появилась Натка, тоже закутанная в большое полотенце, только жёлтое.

– Ну ты даёшь! Прям как солдат: ать-два и готово! – прокомментировала влетевшая всед за ней Лариска, уже успевшая переодеться в лёгкий спортивный костюм. Она тут же начала колдовать над плитой, готовя в турке свой знаменитый кофе. По кухне заструился богатый аромат свежесмолотой «Арабики».

– О-о, как пахнет! А я коньячок к кофе привезла, Хенесси. Попробуем?

– Давай, тащи.

Натка принесла пакет, в котором, кроме коньяка, обнаружились также сервилат, финский сыр, чёрная икра и, как всегда, тушь «Ланком»: одна для Любаши, другая для Лариски.

– Натка, тебе делать нечего! Полный холодильник еды! А вот за тушь спасибо. Неплохо вы там живёте, в Москве! – Любаша обняла подругу.

– Да ну, не проблема… Как я могла забыть про сыр? Нужно было раньше достать, специально для мамы Веры везла, её любимый. А с тушью очень хорошо получилось. У нас в ГУМе в «Ланком» распродажа была, заведующая мне позвонила, ну и – вот! – Натка громко чмокнула Любашу в лоб и ушла в спальню переодеваться.

Потом они долго красились, разговаривая обо всём на свете. Время сборов подруги любили ничуть не меньше, чем сам поход в ресторан. Часы эти были наполнены предвкушением праздника, превращая каждый взмах кисточки туши, каждый поворот тюбика помады в акт волшебства. Даже голоса менялись, звуча юно и звонко, особенно когда когда все трое заливались счастливым смехом, что случалось ежеминутно. Ведь самые близкие и родные люди собрались! Ничего плохого, всё только положительное и замечательное!

По негласному договору время это никогда не использовалось для обсуждения проблем. Оно было увертюрой к ещё ненаписанной симфонии вечера. А как известно, в увертюру что заложишь, то в конечном продукте и получишь! В общем, спасение утопающих находится в руках самих утопающих. Или что посеешь, то и пожнёшь. Вот подруги и сеяли правильное настроение, чтобы вечер получился настоящим праздником. А на обсуждение проблем у них останется целая ночь после ресторана.

Наконец сборы были закончены, косметические принадлежности сложены в объёмистые косметички, недопитая бутылка коньяка убрана в бар, и подруги вышли из дома.

Было ещё светло, солнце золотило мягким предвечерним светом здания и лица прохожих. Первая нежная зелень робко покрывала ветви деревьев, но клумбы были уже расчищены и красные тюльпаны наполняли душу ликованием: весна, весна!

– Пошли в парк на полчасика, – предложила Любаша. – В ресторан ещё рановато, а в парке так красиво. Когда мы ещё туда выберемся?

Парк в их городе был выдающийся. Сотни лет тому назад он принадлежал князю Паскевичу. Князь выстроил там для себя роскошный дворец, который до недавних пор использовался как Дворец Пионеров, а сейчас являлся действующим музеем. Также были возведены Петропавловский собор, часовня и усыпательница для семьи князя. Все строения удивительным образом сохранились, несмотря на то, что во время Отечественной войны большая часть города была просто стёрта с лица земли.

Петропавловский собор использовался для астрономических исследований и служил Планетарием до перестройки. Теперь же, заново отреставрированный и обновлённый, он опять стал центром верующих православных, и во время религиозных праздников, особенно пасхи и рождества, жизнь здесь била ключом.

Любаша жила буквально в трёх минутах ходьбы от парка. Подруги прошли мимо моста через реку, на другой стороне которой находился городской пляж, с которым были связаны многочисленные воспоминания юношеских лет. Там подруги загорали и плавали, спасаясь от зноя раскалённого асфальта и с неудовольствием пропуская те дни, когда лекции вторгались в природой отпущенные райские деньки. Там же готовились к экзаменам, знакомились с ребятами, читали книжки, обедали свежезажаренными пирожками с ливером, а на десерт мороженым в вафельном стаканчике. Хорошее было время! Юность. «Помните, как…» – Натка начала вспоминать какую-то проделку, участницами которой были все трое. «А помнишь, как потом…» – подхватила Любаша, добавляя красочные детали к рассказанному. Они расхохотались, наперебой вспоминая забавные истории, случившиеся много лет назад.

Прошли мимо памятника воинам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, остановившись на минуту у Вечного Огня. У всех троих отцы воевали, кто в регулярных войсках, кто в партизанах.

Перешли маленький мостик, остановившись на мгновение, чтобы полюбоваться лебедями, скользящими величественно внизу по глади Лебяжьего пруда. Когда они были маленькими, родители часто приводили их к этому пруду, и девочки кормили лебедей, бросая им кусочки принесённого из дому белого хлеба. Маленькие ручки не всегда добрасывали комочки хлеба до воды, и тогда на помощь приходили взрослые.

Когда-то давно, если хотелось встретить знакомых, достаточно было придти в этот парк в выходные дни. Весь город был там. Люди приветствовали друг друга, останавливались, обменивались новостями или сплетнями. Сейчас всё меньше и меньше знакомых лиц можно было увидеть вокруг. Только парк оставался всё тем же – восхитительно красивым и неизменно таинственным, с вековыми деревьями, многочисленными спусками и подъёмами, длинными аллеями, ведущими неизвестно куда и чем-то интересным, ожидающим тебя в конце каждой такой аллеи: будь то дворец с группками туристов вокруг и громогласым экскурсоводом; или кинотеатр с ларьками у входа, предлагающими мороженое и газировку; или городок аттракционов, наполненный весёлым шумом и гамом, которые являются неотъемлимой принадлежностью таких мест. Когда-то и они сами катались на этих лошадках и качелях. Намного позже приводили сюда своих маленьких дочек и с любовью наблюдали за их счастливыми мордашками, гордо возвышающимися над плывущими по кругу лошадками, окрашенными в странные цвета.