Дети и взрослые детям и взрослым

– Нет, ты ж меня держишь.

Кругом столько воды! Папа уже по грудь в воде.

А я почувствовала, что наконец ноги мои намочились.

Спину мне нагревало солнце… Через какое-то время у меня устали руки, и я стала их попеременно расслаблять и болтать ногами: «А я уже плаваю сама». Как хорошо уметь плавать! И море уже не кажется таким большим и страшным. «Надо папу крепче держать, а то утонет, если я расслаблю руки», – подумала я и снова обхватила шею папы. Тогда папа предложил плыть к берегу, хотя, по-моему, он шёл по дну. На обратном пути солнце светило в лицо. А я очки солнцезащитные оставила на берегу! Солнце слепит глаза, всё кажется солнечным, ничего толком не видно. Но вот вода стала теплее, чем когда в море вошли. Даже вылезать не хочется из моря. Если бы ещё солнце не слепило глаза!

Когда мы вышли из воды, мама спросила: «Как море?» Папа еле дышал и, глядя в мою сторону, откашливался. А я посмотрела на свои мокрые ноги и сухое тело и заявила: «По колено, как лягушонку из мультика».

– Ещё будешь плавать? – спросила меня вдогонку мама.

– Конечно, кто же папу будет держать?

Здоровость против гриппа

Когда я была ещё очень маленькой, моя мама заболела гриппом. И слегла с высокой температурой. Папа сказал, что маме надо отлежаться, поспать, иначе она долго будет болеть, ведь грипп уходит, только, когда спишь много. Я понимаю, сама болела… И хочется, чтобы мама быстрее выздоровела, почитала мне книжку, поговорила со мной. Вот я и стала заглядывать в дверь, пока папа не видит. А вдруг грипп ушел, и мама ждет, когда же я, наконец, приду и начну с ней говорить и играть. Повезло! В очередной раз, открыв дверь в комнату родителей, я увидела, что мама проснулась. Раз не спит, значит, грипп уже ушел! Я подбежала к ней:

– Мамочка, ты уже не болеешь? Папа мне говорит: к маме «низя», а я всё явно пишла, – и залезла под одеяло.

Под одеялом было очень жарко. Я прижалась к маме, которая была горячая, как печка. Глаза у неё были уставшие, но мама улыбнулась мне:

– Соскучилась? Может, с папой поиграешь, а то ты можешь заразиться гриппом.

И будем мы вдвоём лежать.

– Нет, не заажусь, ты же лежишь со мной, когда я болею, и я сазу выздаавливаю. Если можно заазиться болезнью, значит, можно заазиться и здоовостью, – попыталась я убедить маму и вошедшего папу.

Я ещё полежала с мамой, она рассказала сказку. Так незаметно для себя я уснула. Да так сладко…

На следующее утро с кухни нёсся запах вкусных маминых оладушков. Грипп испугался моего лекарства. Мне удалось вылечить маму.

Илья Ерёмин

Новый старый год

Однажды на Новый год к нам пришёл старый Дед Мороз. Оказывается, мы уже почти сто лет живём по григорианскому календарю, или новому стилю, а раньше был другой – юлианский. Мало того, что календари отличаются, так и Деды Морозы тоже отличаются. И вот недавно из-за всплеска на Солнце произошёл временной сбой, и к нам в дверь позвонил лохматый, не очень ухоженный (скорее, очень запущенный) Дед Мороз.

Я ждал в гости Егора, моего друга, поэтому дверь открыл не глядя, и… пришлось звать папу. Долго объяснялись, но выяснили, что гость наш – самый настоящий Дед Мороз – пришёл по нашему адресу поздравлять девочку Таню (мы не сразу сообразили, что мою прабабушку), а в подарок ей полагалось жестяное ведро.

Моя прабабушка не очень-то любила помогать своей бабушке на огороде, это и понятно: летом в деревне есть дела и поинтереснее. Именно поэтому старый Дед Мороз принёс ведро, мол, надо помогать воду носить.

И тут нам всем стало ясно, почему после революции календарь поменяли! Старый Дед Мороз был воспитательный,

а новый Дед Мороз стал благожелательный – очень уж хотел угодить. Так люди и испортились, перестали работать над своими недостатками.

Честно говоря, я не очень разобрался, какой мне Дед Мороз нужен, ведь я загадал в подарок новый телефон, а не гантели.

Как я попал на Северный морской флот

Мне 11 лет, и я служу на флоте. И вот как всё случилось. Во время осенних каникул шли мы с бабушкой по Английской набережной Санкт-Петербурга и непринуждённо болтали. Болтала бабушка.

Я – слушал. Бабушка то вспоминала молодость, то пересказывала «Воскресенье» Толстого. Бабушке было хорошо,

а я смотрел по сторонам и думал о том, что я, москвич, обожаю Питер.

Нас догнала организованная толпа курсантов Нахимовского военно-морского училища. Все красавцы, как на подбор, в бескозырках и чёрных бушлатах. Мне хоть и 11 лет, но парень я высокий и крепкий, как раз со среднего нахимовца буду. Тут меня кто-то схватил, буркнул мне в ухо «Молчи!», сорвал мой оранжевый дафлкот и шапку с помпоном, а взамен нахлобучил бескозырку и бушлат.

Я потерял дар речи и беспомощно вертел головой, а меня уже куда-то потащили. Рядом с бабулей шёл некто в оранжевом дафлкоте и шапке с помпоном. Она уже рассказывала про молодость Толстого и ничего не заметила. Мне оставалось только открывать беспомощно рот и смотреть, как она удаляется за руку с кем-то, похожим на меня, в сторону Исаакиевского собора.

Нельзя не отметить: план был гениален. Новобранцы нахимовцы шли на занятия. В лицо друг друга знали ещё не очень. Какому-то архаровцу пришла мысль сбежать в самоволку, и тут подвернулись мы с бабулей. Как потом оказалось, она с новым внуком, ничего не подозревая, дошла до Исаакия, где внучок и смылся. Пока в училище устанавливали мою личность – наша учебная рота уже ушла на Балтику в поход. На полгода! Через 100 дней у меня дембель. Домой! Москва, жди!

Как я попал в ленинградский цирк

После возвращения из балтийского похода меня демобилизовали, и оказался я один всё в том же Санкт-Петербурге. Без денег, без мобильного: ни маме позвонить, ни папу обнять. Меня по-прежнему зовут Илья Ерёмин, я по-прежнему высок и статен, мне по-прежнему 11 (12 будет только в марте), но от переживаний, северных ветров и морского климата у меня отросли мерзкие рыжие усики. Видимо, как напоминание всё о том же оранжевом дафлкоте. С усами, но без документов меня по объявлению взяли музыкантом в цирк-шапито. Пригодилось моё умение бренчать, стучать, дуть и играть на музыкальных инструментах! Работа – непыльная, поигрывай на саксофоне в номере с мартышками.

Но сакс был старый, а мартышки – нервные. Поэтому, когда один из клапанов залип и сакс издал писклявую «си», мартышки разбежались, а одна укусила дрессировщика в нос. Меня, конечно, из цирка выгнали, дозволили, правда, маме позвонить. Так закончилась моя цирковая карьера. Приехала родня, забрала меня: слёзы, причитания, бабушка с томиком Толстого, папа с крепким рукопожатием, мама – с бутербродом. Затолкали в машину, поехали. Домой! Москва, жди!