Шоколад с морской солью. Книга II

Санти вошёл в комнату неслышно, словно подкрался охотящийся на птицу дикий камышовый кот. Присел на краешек кровати, почти не потревожив матрац, и, наклонившись совсем близко к уху, шутливо подул своим тёплым дыханием. Смешно запыхтел словно маленький ёж и пощекотал пальцем живот. «Мышка Эми, выходи, ёжик пришёл, и если ты не повернёшь ко мне свой носик, то я защекочу тебя до смерти!» – юноша заботливо прикоснулся к плечу ладонью и слегка потряс, привлекая внимание зачарованной подруги, которая отчего-то не обратила ни малейшего внимания на его шутливые заигрывания. Реакции не последовало. Раздосадованный молчанием подруги юноша, состроив удивлённое лицо, спросил: «Моя любимая мышка, ты что совсем не рада? Может, я чертовски некстати и мешаю тебе медленно, упрямо и гордо помереть от голода в полном одиночестве? Страшная смерть, скажу я тебе. Лучше уж яд, честное слово, умирать от истощения слишком утомительно и тоскливо, не считаешь?» Закончив саркастически подтрунивать над подругой, Сантини шутливо протянул имбирное печенье с россыпью кристаллов сахарного песка: «На вот, мышка, погрызи печенье, нам пора собираться на репетицию, надеюсь, ты не забыла? По твоей вине мы и так уже пропустили две. Что на тебя нашло? Странно ведёшь себя, согласись? Но не тревожься, я соврал Силве, что тебе немного нездоровится, типа женские дни и всё такое, и что несмотря на вынужденные пропуски мы планируем вместе репетировать после занятий и обязательно всё наверстаем».

Эмилия ничего не ответила. Не шелохнулась и не притронулась к печенью. Сантини всерьёз забеспокоился и с силой дёрнул подругу за плечо, пытаясь развернуть её лицо к себе и прочитать, что же там на самом деле написано. Со второй попытки девушка поддалась на уговоры и, повернув к другу своё заплаканное лицо, непривычно громко заскулила, всхлипывая и подёргивая носом:

– Санти. Уйди, прошу тебя. Всё, что мы делаем с тобой, – ерунда и ни к чему путному не приведёт. Мне не нужно готовиться к этим экзаменам. Ищи себе другую партнёршу. Я провалю выступление по одной простой причине – мне это не нужно! Не интересно! Мотивация отсутствует, а без нее никак…

– Чушь, мышка, и враки! Всё, что ты говоришь, – полная бессмыслица, – попытался остановить её Санти. – Все эти проклятые годы мы работали, словно рабы на галерах, для этого – одного единственного выступления на выпускных экзаменах! Не верю, что ты хочешь вот так запросто сдаться! Не понимаю и, наверное, не хочу понимать. Что вообще происходит?

– Ничего, Санти, в том-то и дело, что ничего не произошло. Мне страшно. На этот раз мне по-настоящему страшно! Для тебя предстоящий концерт – это начало, а для меня – конец. Я отдаю себе полный отчёт в том, что конкретно меня ждет после экзаменов – и это полное тотальное НИЧТО. Не имеет значения, хорошо я выступлю или нет, так как без рекомендаций Флавио никто не предложит мне работу. Директор давно составил мнение на мой счет и даже публично позавчера его озвучил. «Балерина с сомнительными физическими данными и неустойчивой психикой» – вот кто я. После такого резюме кому я вообще нужна? Тётя Эва далеко – на другом конце света – и связи с ней нет. Последние известия от неё приходили год назад, да и то в виде пяти сотен долларов, что она передала Габриэле. Мне некуда отсюда идти, мой единственный дом здесь, но и его скоро тоже не станет. Дверь захлопнут громко.

Санти замотал головой и взял холодные, влажные от пота пальцы подруги в свои тёплые ладони:

– Эми, не драматизируй… Ничего плохого пока ещё не произошло… Вот когда это самое «всё кончено с карьерой» с тобой случится, тогда вместе над ним поплачем. Или поплачем с ним вместе? – не знаю даже как правильнее выразиться. Флавио умён! Он специально угрожает тебе, чтобы ты сдалась и перестала репетировать. Ах да, ты уже опустила руки, ему даже делать ничего не нужно, – ты сама провалишь экзамен и ничего уже нельзя будет изменить. Самое обидное, что по твоей вине он ещё и окажется прав! Заметь, вина твоя, и никак не наоборот. Эми, у тебя есть великий талант и уникальная пластика – ты не имеешь права раскисать! Забудь всё, что он сказал, пора репетировать!

– Напрасно, Санти. Не стоит даже начинать. Не важно, как всё пройдёт на экзаменах: получу я главный приз или провалю выступление. Наш с тобой танец – десять минут времени в масштабах всей моей жизни. Слишком глупо делать высокую ставку на него, не так ли? Пойми одно, каждый жизненный шаг человека имеет направление, свою собственную дорогу, цель наконец, а у меня впереди лишь обрушенный от наводнения мост через бурлящую реку – нет у меня ни семьи, ни денег, ни знакомых, кто помог бы мне перебраться на другой берег… Даже адреса у меня нет. Ты что, вообще меня не слушаешь? Санти, я в этом мире совершенно одна! Никому не нужная бездомная дворняга – вот кто я. Оставь меня в покое! Уйди. Найди себе другую партнершу.

– Прекрати истерику! Немедленно перестань реветь и живо собирайся. Ты не одна. Я рядом и никогда тебя не брошу. А ещё перестань морщить нос, – он непроизвольно скопировал её навязчивый кислый жест и язвительно добавил: «Выхухоль. Точно выхухоль! Когда ты так делаешь, становишься очень на неё похожа! Посмотри на себя в зеркало! Нет, ты только полюбуйся – сутулая, трусливая кривоносая мышь, вот ты кто!» – парень изо всех сил упражнялся в остроумии, не теряя надежды развеселить раздавленную горем подругу. К счастью, он воспринимал всё происходящее в жизни менее эмоционально и никакой трагедии в окончании одного жизненного эпизода и начале нового не видел. Всегда с оптимизмом смотрел в будущее, хотя сам, как и Эмилия, был круглой сиротой.

– Ты прав, Санти, я самая трусливая мышь из всех самых трусливых мышей на свете. Боюсь даже лёгкого сквозняка, не то что открытой двери. Сейчас же хочу только одного – забиться в угол, закрыть глаза и никогда больше их не открывать. Можешь называть меня как хочешь. Подшучивать, щекотать и даже накормить паприкой (Эмилия с детства ненавидела этот овощ и не переносила его даже на нюх), это ничего не изменит. Друг мой, мне не смешно, даже нисколечко не обидно, мне уже всё равно…

– Эми, хорошая моя, – юноша неожиданно обнял её и, притянув к груди, поцеловал. Прижал к себе крепко-крепко… Почувствовал слабое тепло тонкой кожи, почувствовал, как от рыданий хрупкое тело нервно вздрагивает от рыданий и учащённо дышит. – Малышка, я рядом. Слышишь? Ты и я – это навсегда. Вот уже десять лет, как мы просидели в этой тюрьме, поддерживая друг друга изо дня в день. Я вдруг понял, что дороже и ближе тебя у меня на целом свете никого нет. Ты же знаешь, Сантини, как и ты, круглая сирота. Такой же бездомный и одинокий пёс. Эми, услышь меня, один человек способен на многое, но все же если он одинок, он уязвим. Он слаб перед ударами судьбы. Одинокие деревья часто погибают от порывов ветра, а в лесу, среди других таких же, шансов выжить больше. Нас двое, и поэтому мы в два раза сильнее! Вместе, рука об руку, мы обязательно решим, что же нам делать дальше. В смысле, решим, посовещавшись предварительно и выпив банку пива на двоих, где теплее ночевать – в спальном мешке или в коробке, на пляже или под мостом, – пошутил молодой мужчина, у которого на лице едва пробивалась редкая щетина, зато в сердце уже созрела решимость такой силы, что он ни на минуту не сомневался, что всё обязательно образуется и, невзирая на трудности, им предначертан успех.

– Мне кажется, что когда рядом близкий друг, проблем становится в два раза меньше, разве я не прав? Подумай, Эми, сможем ли мы найти место хуже, чем наш интернат?! – остроумно добавил Сантини и ласково укусил Эмилию за кончик носа. Затем приблизил губы к её уху и прошептал: «Кажется я не говорил тебе этого раньше, но после смерти моих родителей кое-что всё ещё осталось на моём банковском счету. Мой опекун, конечно, постарался». Санти грустно опустил уголки губ, но затем, так же внезапно, улыбнулся своей ослепительной белозубой улыбкой и добавил: «Прорвёмся! Дядя наказал себя сам, и его собственная совесть на старости лет станет его физической болью. Люди, совершившие подлость, не могут спокойно спать по ночам, я читал об этом у философов. Обкрадывать сирот безнаказанно у него точно не выйдет. Бог все видит. Мы же с тобой справимся! Обязательно найдем выход. На кофе с маниокой и папайю точно хватит, а там посмотрим… Только вот экзамен без тебя я точно провалю, и ты это прекрасно знаешь. Это наш с тобой танец, и заменить тебя другим партнёром в принципе невозможно. Ну же, мышка! Проснись! Подумай обо мне и моих чувствах.»

– Прости, Санти. Твоя мышка – жуткая эгоистка. Все мои слёзы ведь только о моих страхах. Всё это о себе!!! Господи, о тебе, родной мой, я даже и не подумала. Спасибо… Санти. Дорогой мой! Большое тебе спасибо. Бог послал мне Ангела, и рядом с тобой мне совсем не страшно. Вместе мы справимся. Я люблю тебя и никогда, никогда тебя не оставлю… Разумеется до тех самых пор, пока ты сам об этом меня не попросишь, – благодарно улыбнулась Эмилия и провела рукой по смуглой мягкой щеке друга.

В этот вечер друзья пообещали друг другу не расставаться ни при каких обстоятельствах и принять только то предложение, которое придёт одновременно к обоим, даже если это будет какая-нибудь неизвестная провинциальная балетная или, возможно, даже цирковая труппа.

26 мая. Выпускной концерт. Позолоченный миниатюрный дворец Theatro Municipal do Rio de Janeiro с небесными куполами зажигает вечернюю подсветку по всему периметру, преображая старинное здание в сказочный кукольный домик. Волшебство встречает гостей на украшенной лепниной парадной позолоченной лестнице. Мягкий жёлтый свет позолоченных бра спокойно струится, отражаясь от стен и утопая в мягком бархате красной ковровой дорожки. Обнажённая нимфа на высоком пьедестале приветливо встречает гостей, застыв на мгновение в танце с лёгкой улыбкой на устах. Большой камерный зал выглядит словно скорлупа яйца изнутри. Круги, овалы, плавные линии – и даже на потолке. Задуманный архитектором с долей иронии, зал словно погружает зрителей в атмосферу материнского лона и настраивает на созерцание, не подавляя своим величием и не заставляя неуютно ерзать в кресле в ожидании спектакля. Гости уже заняли свои места и шепчутся, обсуждая предстоящий концерт. Строгие судьи, наоборот, намеренно опаздывают, заставляя понервничать педагогов и выпускников. Однако в целом и в общем концерт на сцене Theatro Municipal do Rio de Janeiro – это всегда праздник! Эмилия и Сантини единственные, кто чувствуют поддержку старинной сцены и блестяще исполняют па-де-де влюблённых из танцевального трио в балете «Корсар». Фрагмент долгожданной встречи гречанки Медоры и её возлюбленного Конрада – весьма неожиданный и сложный выбор темы для экзаменационного выступления. Современный, неоднократно переосмысленный преподавателями-хореографами эпизод подарил обоим танцорам полгода изнурительной подготовки и не менее четырёх часов ежедневных репетиций. Никто из наставников по-настоящему не верил в их успех – постановка на грани фола. Сомневались и сами партнёры. Эмилии и Сантини хотелось показать взыскательной публике, как в технически сложных и виртуозных танцевальных пассажах звучит их танцевальное мастерство, актерский талант и искренняя любовь к классическому балету.

Выступление уверенно начал Конрад. Смело, дерзко, allegro начав свой сольный танец, он с первых па покорил зал своей харизмой и, подхватывая жестом восторженный выдох дам, обворожительно улыбнулся. При этом его красивый рельефный смуглый обнажённый торс был густо покрыт мельчайшими блёстками, отчего он визуально казался влажным, а каждый мускул словно играл под упругой кожей при попадании на него жёлтых лучей софитов. Скромный костюм корсара состоял из свободных бордовых штанов, широкого кожаного пояса, небрежно застёгнутого на бедрах, и красной банданы, надетой поверх длинных чёрных вьющихся тугими пружинами волос. Юноша, создавая свой образ, не желал привлекать внимание к деталям, уводя внимание зрителей от своего великолепного тела, которым сам немало гордился. Сантини и в самом деле был божественно красив, безупречно сложен и пластичен, словно пантера. Его стройным, точеным длинным ногам завидовали многие балерины-бразильянки, не говоря о том, что его талия, туго затянутая в корсет, могла легко примерить на себя строгие женские корсеты и балетные пачки. Юноша уверенной походкой вышел на середину сцены и с первыми аккордами музыки вихрем закружился едва касаясь стопами пола. Легко зависая в воздухе на доли секунды и мастерски исполнив два прыжка-cabriol один за другим, он, почтительно поклонившись, опустился на одно колено у ног возлюбленной… Медора, наоборот, деликатно, не спеша и очень плавно присоединилась к партнёру чуть погодя, не затмевая его великолепия, но подчёркивая нежность их чувственного дуэта. Застенчивая, но не лишённая кокетства фарфоровая статуэтка, бесшумно вращая fouette, озарила зал своей искренней улыбкой и застыла на несколько мгновений в изящном арабеске, будто приглашая Конрада следовать за ней. Затем она виртуозно исполнила grand plie и затем, чуть хвастливо, свои коронные амплитудные прыжки, умело сочетая их с живописными плавными движениями рук. После оба слились в танце, синхронно делая каждый вдох и не отрывая взгляд друг от друга… Кульминация танца… Прыжок Медоры навстречу Конраду. Сложнейшая поддержка была выполнена до того легко и мастерски, что по залу невольно пролетел лёгкий удивлённый шепоток. Мгновение, – и возлюбленная из сильных рук мужчины стекает на пол подобно ручейку, не отрывая взгляда от его горящих желанием очей. Затем она словно в истоме закрывает веки и приоткрывает уста для поцелуя… Музыка переходит в адажио, затихает. Что происходит на сцене после? Эмилия напряжённо дышит, словно в беспамятстве, не шевелясь и не моргая лежит. Сантини, подобно ей, словно ожившая на мгновение статуя, снова неподвижен и застыл, балансируя на одной ноге низко склонившись всем телом над своей возлюбленной. Эмилия не покидает свой образ даже когда стихает музыка. Она проживает до последнего вдоха отчаянный любовный порыв своей героини и не оставляет роль. Сознание девушки на грани обморока, а пульс стучит громче финальных аккордов. Кода… Вот и всё. Музыка стихла. Эмилия и Сантини, крепко сцепив пальцы своих влажных горячих рук, тяжело дыша, подошли к краю сцены. Зрительный зал замер и напряжённо молчит, ожидая сурового вердикта судей. Повисла мертвая тишина, обычно означающая полный провал. Как же восторженно пылали танцоры! Как смело, искренне, феерично, балансируя на грани фола и до последней искры безумства, они отдавали себя зрителям?! Но зал по-прежнему молчит. Словно нагие, стоят они посреди сцены, с трудом сдерживая слёзы и физически ощущая на себе лезвия холодных взглядов судей, высокомерие безжалостных учителей и ухмылки завистливых конкурентов. Судьба не оставила танцорам выбора – от одного единственного выступления зависело их будущее и, увы, они оплошали… О, как же часто мы бываем субъективны в оценках своего мастерства и таланта! Растерянно глядя в зал, ребята опустили плечи и синхронно сделали прощальный реверанс. Всё кончено. Внезапно из тёмного зала прозвучала неожиданная реплика:

– Браво, ребята! Браво!!! Великолепно. Незабываемо, – красивым благородным баритоном разлился по залу голос приглашённого французского хореографа Бенджамина Мильпье.

Вопреки предсказаниям Флавио, это самое неожиданное и рискованное выступление оказалось самым ярким из двух десятков подобных и стало самым запоминающимся студенческим номером за последние несколько десятков лет. Остальные судьи подхватили смелый порыв своего коллеги и, не страшась более грозного гнева да Силвы, присоединились к овациям. Зал послушно зашелестел ладонями сотен рук и затопотал ногами, как бы выражая танцорам свои самые искренние похвалы. Ещё несколько мгновений – и зрители аплодировали стоя.

Танцоры испуганно посмотрели друг другу в глаза. Всего несколько секунд длилось небытие от внезапного счастья. Оба чувствовали неимоверную усталость и не передаваемую словами благодарность за то, что всё прошло без ошибок. «Господи, мы смогли», – синхронно прошептали актеры и почтительно поклонились на бис. Эмилии на мгновение стало не по себе, и страх до боли сковал сердце. Девушке почудилось, будто зрители, наполняющие зал, и не люди вовсе. В это самое мгновение, устремив тысячи ненасытных хищных глаз на неё, дышит огромное живое существо, обладающее невероятной силой и фатумом. Мощью вершить её судьбу и могуществом принять или отвергнуть. Существо способное полюбить тебя с первого взгляда без памяти или навеки возненавидеть… Сегодня вечером зал приветствовал Эмилию, но что будет, если… «Боже, теперь мне стало ещё страшнее… Как пугают меня глаза, что пристально рассматривают моё тело… Они будто жадно алчут увидеть если ваммои слабые места, ждут чтобы я наконец совершила ошибку. О, Санти, что будет с нами?», – непроизвольно вырвалось из уст Эмилии в тот самый момент, когда позади них начал медленно опускаться занавес.

– Мышка, всё будет хорошо. Не волнуйся. Я всегда буду рядом, – успокоил её друг и поцеловал в лоб.

Под не смолкающие аплодисменты зрителей и одобрительный, хотя и несколько суховатый кивок со стороны наставника классического танца Хосе Мадесто Суареса ребята покинули сцену. Они снова вернутся на неё восемь месяцев спустя, но уже в основном составе «Bossa do Brazil».

Выступление Сантини и Эмилии высоко оценили хореографы из нескольких известных балетных трупп. Одно за одним поступали интересные предложения, но ребята медлили с ответом. Увы, не было ни одной труппы, куда бы их пригласили выступать вместе. Эмилия была в отчаянии, Санти, как всегда, невозмутим и весел. И даже когда ему предложили контракт «Metropolitan», в Буэнос-Айресе, он ответил вежливое «Нет». Ни один молодой танцор не имел права отказываться от такого предложения, но Санти отказался. Все выпускники до единого мечтали стать частью труппы, которая успешно гастролировала по всему миру восемь месяцев в году, собирая полные залы. Однако юноша свято хранил верность своему слову и ни за что не желал оставлять подругу один на один с пугающей жизнью в городе.

А вот к жизни в шестимиллионном мегаполисе они оба, как оказалось, были совершенно не готовы; ритм города сбивал с ног, шум и суета сводили с ума, а таинственные иероглифы, смешанные с бессмысленной россыпью цифр в нескончаемых коммунальных счетах от муниципальных служб, начисто лишали рассудка. Всё, вплоть до покупки продуктов, вызывало стресс, не говоря о запутанном расписании общественного транспорта и Metro do Rio de Janeiro. Друзья медленно вырабатывали иммунитет к жизни после интерната, опираясь друг на друга, словно на костыль. Страх, разумеется, был, но был поделён ровно пополам. Настолько, чтобы не впасть в анабиоз сонной апатии и сохранить трезвость ума, действуя в новых обстоятельствах. В целом всё шло неплохо, за одним досадным исключением – Сантини не знал и не отдавал себе отчёта в том, что делая свой благородный выбор в пользу Эмилии, он ломает и её судьбу тоже… Не осознавая последствий, он отверг лучшее предложение из всех возможных, открыто заявив, что без Эмилии ехать отказывается. Это был настоящий скандал: его не поняли преподаватели, его возненавидели танцоры, обвинив в зазнайстве и высокомерии, он же, обворожительно улыбаясь, заявил, что его танцевальная карьера не зависит от труппы, она зависит от партнёра, и без Эмилии он никогда и никуда не поедет… «Не надо так, Санти… Прошу, не разрушай свою судьбу ради меня. Такое предложение бывает только один раз в жизни», – умоляла его Эмилия, виня себя в том, что взяла однажды с друга такое эгоистичное обещание. Но Санти, казалось, не слышал и упрямо стоял на своём, в душе лелея надежду на то, что руководство «Metropolitan» изменит своё решение и пригласит подругу вместе с ним. Увы, не огранённый идеально прозрачный алмаз неврастеничной харизмы Эмилии Муньес испугал аргентинского хореографа, и путь в Буэнос-Айрес на этом для обоих оказался закрыт.

В середине июля окончательно закрылись за ними и двери балетного училища. Постаревший к этому времени и не покидающий своего инвалидного кресла Флавио Гарсия в этот день торжествовал. С душой, исполненной ненавистью и злорадством, он провожал Эмилию победоносным взглядом из окна, крепко сжимая в руке конверт с проклятыми негативами. Девушка, чувствуя на себе его недобрый тяжёлый взгляд, медленно брела через внутренний дворик, волоча в одной руке чемодан, а в другой – холщовый пакет с костюмами. Совсем недавно на клумбе расцвели её любимые туберозы и грустно шелестели ветром, склоняя цветы в прощальном низком поклоне той, кто любил их нежнее всех. Белые, розовые, нежно-голубые, кремовые и жёлтые. Радостная палитра цветочных красок провожала девушку до самых ворот, и оттого расставание с училищем казалось ещё более тягостным. Для Эмилии интернат был единственным домом, который она знала…

Друзья переехали в квартиру, что осталась Санти в наследство после смерти родителей. Маленькая студия в престижном районе Леблон – то единственное наследство, что по воле фатального несчастного случая не успел продать его заботливый опекун. Сантини действительно лишился всего своего фамильного состояния… Такого положения дел он, признаться, не ожидал. В итоге следующие несколько месяцев друзья скромно прожили на деньги, что были на их счетах. Однако средства стремительно таяли, а телефон по-прежнему молчал… Неизвестность действовала обоим на нервы. Уходило время. Таяли перспективы, а вместе с ними и вера в то, что все как-то само собой образуется. Эмилия чувствовала себя ещё более скверно. Угрызения совести лишили её сна. «Metropolitan». Буэнос-Айрес. Красавец Сантини Ферейро в основном составе. «Что же я наделала? Моя сиротливая трусливая беспомощность не оправдание. Нежелание взять на себя ответственность за свою собственную жизнь есть позор и укор самой себе в том, что я ничтожество. Позорный клещ или москит, на теле ни в чём не подозревающего близкого человека», – грустно осознавала Эмилия, но, увы, ничего не могла изменить… Если бы могла… то обязательно сделала бы всё, что от неё зависит, пожалуй, даже продала бы душу дьяволу, чтобы помочь Сантини. Всё лучше, чем смотреть в печальные глаза друга и на его поникшие плечи.

Поздним вечером первого октября в квартире Сантини раздался неожиданно-поздний звонок в дверь. Гость пришел как раз в тот момент, когда друзья молчаливо доедали ужин из двух оставшихся яиц и половины прокисшего манго. Эмилия вздрогнула от неожиданности и выронила вилку. «Кто бы это мог быть? Санти, посмотри, пожалуйста», – она несмело обратилась к другу, нарочно шаря рукой под столом будто в поисках прибора. «Скорее всего, счёт за электричество! Провалиться мне на этом самом месте», – подумала девушка и зажмурила глаза. К счастью, вместо курьера на пороге, прислонившись плечом к стене, стоял хорошо одетый элегантный мужчина с приятной полу-улыбкой на гладко выбритом ухоженном лице. Позднему гостю на вид было чуть более сорока лет, он был весьма хорош собой и носил стильные очки в тонкой роговой оправе. Добродушно поприветствовав Сантини, он мелодичным голосом произнёс:

– Здравствуйте. Сантини Ферейро?

Парень утвердительно кивнул и немного растерянно прохрипел: «Да-а… Добрый вечер. Чем могу быть полезен?» – приветливая улыбка незнакомца и его спокойствие располагали к беседе и неосознанно вызывали почтение.

– Прошу прощения, для начала я всё же представлюсь, негоже вот так врываться к вам на ночь глядя: Энрике Висенте Лисиу. Обращаться можно просто Энрике, я управляющий и художественный руководитель труппы «Bossa do Brazil». Видел ваше выступление на выпускных экзаменах и, признаюсь, весьма был впечатлён. У вас обоих редкий природный талант, а вы, Эмилия, неподражаемы и очаровательны, – внезапно обратился к ней гость, заметив два испуганных небесно-голубых округлившихся от удивления ока, часто моргающих и любопытно выглядывающих из-за плеча Санти. Мужчина едва не рассмеялся, когда взгляды встретились и сдержавшись, ответил приветливым кивком головы.

Эмилия покраснела до кончиков ушей и не проронила ни звука. Не нашла ничего лучше, чем спрятаться за спину друга, поправляя взлохмаченные, не причёсанные волосы, чтобы затем вновь предстать перед важным гостем.

– Вообще-то я пришёл к вам с предложением о сотрудничестве, точнее, чтобы предложить вам обоим работу… Да, да, вы что-то хотите мне сказать? – он не окончил фразу, видя явное замешательство на лице юноши и его несмелую попытку заговорить.

– Сеньор Энрике, простите мою бестактность. Вы наш гость, а мы даже не предложили вам войти. Прошу вас, проходите! Эмилия, предложи гостю кофе, – суетливо и с дрожью в голосе произнёс Санти, у которого от неожиданности застряли в горле все слова до единого.

– Благодарю. Не стоит беспокоиться. Я всего на минуту. Увы, у меня нет времени, даже чтобы выпить воды. Думаю, у нас ещё будет возможность посидеть всем вместе за чашечкой кофе и поговорить. Мне действительно пора идти. А вы с Эмилией приходите завтра к нам в театр ко второй репетиции, в двенадцать. Поработаете вместе с остальными, а после обсудим детали контракта. Не хочу вас обнадёживать, так как при всём моём к вам расположении есть одно НО… Завтра возьмите с собой весь ваш талант, харизму и удачу, так как окончательное решение принимаю не я один. Кроме меня на репетиции будет присутствовать Мигель – наш гениальный скандальный хореограф. На вашем выступлении он не был, а стало быть, не видел вас в деле, к тому же по поводу новичков он рассуждает по большей части предвзято. Не переходя на личности, он требует от танцоров больше, чем они могут дать, и это всегда конфликт, но если вам повезмастерёт то работать с ним очень большая удача. Не обессудьте. На завтрашней репетиции вам придётся понравиться именно ему. Предупреждаю: это не так уж и просто, как бы это помягче сказать, он несколько эксцентричный. Несдержанный то есть, и без экивоков выражает всё, о чём думает, вслух. Он непревзойденный мастер и талантливый хореограф, и к его мнению я всегда прислушиваюсь. Полагаю, что после знакомства с ним вам самим станет понятно о чём это я толкую. В общем, жду вас обоих завтра утром. Репетиция ровно в двенадцать, – повторил Энрике, прощаясь. Он немного лукавил, перекладывая ответственность за выбор танцовщиков в труппу на своего коллегу. Сам-то он давно выбрал Эмилию, но терпеливо ждал.