– Майе ставь. А меня не тронь, – с трудом села на кровати к нему спиной.
Хотелось плакать, но, как назло, из глаз не выбежало ни единой слезинки, и вообще казалось, что в глаза напихали песка. Голова ощущалась чугунной, вдыхаемый воздух – раскаленным.
– Не дури.
– Мам! А мы тебе морсик приготовили, – вошел следом в комнату сын.
– Ты мой заботливый, – обернулась я, улыбаясь Арсению.
Чувствовала на себе тяжелый взгляд мужа, но даже не смотрела в его сторону.
– Сын, дай маме градусник, – сказал муж, передав ребенку термометр.
– Мам, держи, – протянул мне его Арсений, и я без раздумий приняла, поставив под мышку. – И морс, – подал бокал сын.
– Спасибо, мой хороший, – улыбнулась, сделав несколько глотков, и поставила на тумбу. Откинулась на подушку и прикрыла глаза, чувствуя, как уплываю в сон.
– Сорок, – вздрогнула, услышав голос Руслана. – Похоже, что Арсений отправляется к бабушке, – говорил он со мной, а я не могла даже поднять веки.
– Только не к моей маме, – стало страшно, что сын окажется в окружении предателей.
– Но, мама! Там же Ярик! – возмутился Сеня.
– Если я заразная, то ты его заразишь, – я нашла единственный ответ, похожий на правду.
– Решено! Я звоню бабушке Тамаре и деду Сергею, и они приедут за тобой.
– Мне точно нельзя к бабе Инне?
– Точно, сынок.
Сквозь дрему слышала стук дверей, приглушенные голоса, но так и проспала в детской. Время от времени мне к губам подносили холодный стакан с морсом, приподнимая голову. Я пила и дальше падала на подушку.
Лишь когда одежда прилипла к телу, я поняла, что пик миновал. Ощутила, что в состоянии ходить. Поднялась на ноги, чтобы сходить в ванную, и услышала голос мужа.
– Нет, – сухо говорил он. – Нет. И не завтра тоже. Пока я не объяснюсь с женой, об этом не может быть и речи. Нет, приезжать не нужно. Ты достаточно сделала, чтобы разрушить мой брак, – повисла пауза. – Прекрати рыдать. На меня это больше не действует. Я не приеду. Не звони больше.
Я не успела скрыться в ванной, как услышала шаги, и в следующее мгновение муж появился в коридоре.
– Солнце? – в удивлении распахнулись его глаза. – Тебе что-то нужно?
– Только чтобы ты исчез из моей жизни, – зашла в ванную.
Включила воду, посмотрев на свое отражение в зеркале, и усмехнулась тому, как чудовищно выглядела.
Какой парадокс. Дома страшная больная жена, а он сидит у моей постели, когда где-то там молодая, красивая и ко всему готовая юная нимфа, но он к ней не торопится. Тем не менее это ничего не меняет.
Я умылась прохладной водой и вернулась в спальню. Легла на кровать, когда услышала звонок в дверь.
Топот ног, тихое ругательство Руслана.
– Здравствуйте, Инна Андреевна, – раздался его голос, а следом звук, похожий на пощечину.
– Не прощу! – выпалила она. – Где моя дочь?
– В детской.
Через несколько мгновений дверь в комнату распахнулась.
– Доченька моя! Я все узнала, – села мама рядом с кроватью. – Какой ужас! – потянулась она ко мне.
– Ох, мама! – приподнялась я и, упав ей на плечо, заплакала.
Глава 8
– Девочка моя, – гладила меня по голове мама. – Поплачь, поплачь, выплесни все. Какая грязь, какая грязь… – причитала она. – Кто же мог даже подумать о таком!
– Они-и-и-и, – завывала я. – Они-и-и сволочи! – больше не могла сдерживать тех эмоций, что с приходом мамы вспыхнули с новой силой. – Как они могли?
– Не знаю, доченька… Не знаю. Майя как вывалила на меня все это вчера, когда вы уехали, так я решила, что это шутка какая-то, – горько вздыхала мама. – Но когда она рухнула на колени и начала умолять простить ее, сомнения исчезли.
– Ты не знала до этого? – я посмотрела на родительницу сквозь слезы.
– Что ты?! Я даже подумать о таком ужасе не могла! Это же какими беспринципными нужно быть, чтобы вот так… – мама сорвалась и тоже начала плакать. – Я ж ее не так воспитывала, Лис. Мы ж ее любили и все для нее делали, – по щекам родительницы текли слезы.
Видеть это оказалось просто невыносимо, и я снова обняла ее, плача вместе с ней.
– Она же знала, как ты ее любишь, и переживала, когда папа ушел, и вот так… – мама отстранилась, вытирая слезы. – Как же так, Лис? Как? – она смотрела на меня таким взглядом, что у меня в груди защемило.
– Ты правда ничего не знала? – мне важно было знать, что хотя бы один человек оставался честен со мной.
– Господь с тобой! – широко распахнула глаза мама. – Разве я стала бы покрывать такое?
– Не знаю, мамуль. Я теперь ничего не знаю и ни в ком не уверена. Не думала, что такое возможно с нашей семьей… – внезапно слезы высохли и я ощутила, что больше не могу плакать.
– Кто же мог?! А я ведь ее еще жалела. Думала, бедная моя глупенькая девочка. Обдурил ее какой-то мерзавец, оставил в одиночестве растить сына. А она мне: “Мама, прости, но я люблю его”.
– Не надо, мам… – мне даже слышать было мерзко об этом.
– И как она вообще посмела мне в глаза смотреть после такого? Ладно этот кобель, – последнее слово неприятно кольнуло в груди. Да, теперь мой любимый и порядочный Руслан перешел в стан изменщиков, подонков, кобелей… – Но она же… сестра тебе все же! Ты с ней столько занималась, так ее любила, и вот так… – мама завыла в голос.
Теперь я ее обнимала и успокаивала, не представляя, какой это удар для нее как для матери. Каково это – осознать, что не удалось привить ребенку элементарные понятия “хорошо” и “плохо”.
Мы ведь с детства воспитывались, зная, что женатый мужчина – не мужчина. Знакомый, друг, коллега, но никак не объект для романтических чувств и тем более отношений.
Супружеская неверность, по степени тяжести греха, шла сразу же после убийства. И как вообще в голову Майе могло прийти залезть в трусы к женатому?.. Тем более к моему мужу?
– Мало ей, что ли, мужиков? – продолжала причитать мама. – Нет, надо было нагадить в семью. Разрушить все. И как теперь жить, Лис? Как мы дальше будем?