Леди Перси подбежала к столу, схватила пергамент и перо. Лихорадочно, не заботясь о чистописании, она начала строчить письмо. Слова лились из-под пера стремительным потоком, словно вырываясь из самого сердца:
«Сэр Генри!
Пишет вам Элеонора Перси, в отчаянии и слезах. Мой отец, граф Нортумберленд, замыслил безумство – открыто восстать против короля Генриха на Великом Совете. Он грозится объявить, что принц Ричард Йоркский жив и претендует на трон.
Умоляю вас, сэр рыцарь – вмешайтесь, остановите это безумие! Убедите короля пощадить моего отца, простить его за дерзость. Обещайте графу милость и покровительство, убедите отречься от мятежных замыслов. Только вы способны предотвратить новую войну Роз и спасти мою семью от гибели!
Я понимаю, что прошу слишком многого. Понимаю, что вы рискуете навлечь на себя подозрения и опалу. Но вспомните тот день в Шервудском лесу, наш разговор, нашу дружбу. Если хоть искра симпатии ко мне теплится в вашем благородном сердце – умоляю, помогите!
Ваша отчаявшаяся подруга,
Элеонора».
Девушка торопливо скатала и запечатала послание. Подбежав к окну, она лихорадочно огляделась. Слава Богу, вон там, в розовых кустах, мелькнул знакомый камзол! То был Освальд, ее молочный брат и верный паж.
– Освальд! – позвала Элеонора срывающимся шепотом. – Освальд, скорее сюда!
Юноша мгновенно подбежал к окну, вытянулся в струнку. Его ясные карие глаза смотрели встревоженно и преданно.
– Чем могу служить, госпожа? – спросил он, готовый сорваться с места по первому приказу.
– Освальд, ты должен скакать в Лондон немедля! – быстро зашептала девушка, протягивая пажу свиток. – Разыщи там сэра Генри Норриса, рыцаря королевской гвардии. Передай ему это послание тайно, из рук в руки. Во что бы то ни стало!
Молодой паж принял письмо, прижал к груди. В его взгляде мелькнула решимость, готовность свернуть горы по единому слову своей госпожи.
– Будет исполнено, леди Элеонора! – твердо произнес он. – Не пройдет и суток, как письмо будет доставлено сэру Норрису. Клянусь в этом жизнью и душой!
– Храни тебя Бог, милый Освальд, – прошептала девушка, и слезы благодарности заструились по ее щекам. – Поспеши же! От твоей расторопности зависит судьба всех Перси.
Юноша кивнул, вскочил на подоспевшего коня и, вонзив шпоры в бока скакуна, помчался прочь. Только пыль взметнулась на дороге.
Элеонора смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Она сделала все, что могла. Теперь оставалось лишь ждать и молиться – молиться, чтобы сэр Генри Норрис получил ее послание вовремя.
И чтобы у него достало милосердия и отваги спасти обреченный род Перси от грядущей бури. Даже ценой собственной жизни и чести.
Ведь на кону стояло будущее Англии. И ничто, казалось, уже не могло предотвратить столкновения Алой и Белой розы в грядущей битве за престол. Но, быть может, любовь и преданность двух юных сердец сумеют совершить невозможное – и навести мосты над пропастью, разделившей народ Англии?
Об этом лихорадочно размышляла леди Элеонора, глядя вслед удаляющемуся всаднику, что нес в Лондон ее последнюю надежду. Девушка молила Бога и всех святых, чтобы сэр Генри Норрис внял ее мольбам и рискнул вступиться за обреченный род Перси пред грозным ликом короля Генриха VII.
Глава 5. Совет Алой и Белой розы
Вестминстерское аббатство, Лондон, день летнего солнцестояния.
Яркие лучи солнца струились сквозь высокие витражные окна, разбрасывая по древним плитам пола причудливую мозаику алых, лазоревых и золотых бликов. Казалось, само небо благоволило величественному готическому храму, в чьих стенах вершилась сегодня судьба английской короны.
Величественный неф аббатства был заполнен до отказа. На дубовых скамьях чинно восседали представители высшей аристократии, прелаты церкви, богатые горожане. Пестрые камзолы лордов и расшитые златом рясы епископов мерцали в огоньках тысячи свечей. Гул голосов отражался от сводчатого потолка, сливаясь в неразборчивый, взволнованный шепот.
В дальнем конце нефа, возле алтаря, на возвышении стоял резной дубовый трон под алым балдахином, увенчанным золотыми коронами. Вокруг трона полукругом выстроились рыцари королевской гвардии в начищенных до зеркального блеска доспехах и плащах цвета пламени.
Внезапно звон фанфар разорвал гомон толпы. Тяжелые кованые двери распахнулись, и под торжественный хорал труб и литавр в неф ступил король Генрих VII в окружении блистательной свиты.
На венценосце был расшитый золотом и жемчугом пурпурный бархат, оттенявший смуглость его властного лица. Корона Святого Эдуарда сверкала на высоком челе, а скипетр и держава тускло мерцали в унизанных перстнями пальцах. Взгляд зеленых глаз монарха скользил по застывшим в почтительных поклонах лицам, словно вылавливал малейшие проблески непокорства.
Следом за королем, придерживая тяжелые шлейфы, шли члены Тайного Совета в парчовых мантиях – могущественные лорды Хейстингс, Стэнли, Хоуард, де Вер. Замыкал процессию Томас Ховард, граф Суррей, с золотым жезлом церемониймейстера в руках.
Генрих уверенной поступью взошел на помост и опустился на трон. Свита расположилась вокруг на специально отведенных местах. Граф Суррей трижды ударил жезлом об пол, призывая собравшихся ко вниманию.
– Милорды и почтенные пэры Англии! – провозгласил он зычным голосом, разносящимся под сводами. – Его Величество король Генрих VII, волею Бога и правом победы державный властитель Англии, Уэльса и Ирландии, созвал вас на Великий Совет, дабы возвестить свою державную волю!
Толпа отозвалась гулом приветствий и шарканьем подошв по мрамору. Все взоры обратились к восседающему на троне монарху, чье лицо казалось высеченным из камня.
– Всем вам ведомо, – продолжал Ховард, искусно владея голосом, – сколь тяжкие раны нанесла Англии междоусобная война Алой и Белой розы. Сколько благородной крови было пролито в распре Ланкастеров и Йорков за корону. Но ныне, когда проклятый узурпатор Ричард III повергнут и власть законных государей восстановлена, пора залечить былые раны и навести в королевстве прочный порядок!
Одобрительные крики огласили неф. Увлеченный всеобщим воодушевлением, граф повысил голос:
– Посему Его Величество решил утвердить права славного дома Тюдоров, соединившего Алую и Белую розу, на британский престол – ныне и до скончания времен! А вас, досточтимые лорды, Его Величество призывает принести новую клятву верности законному государю и его наследникам!
Эти слова произвели в зале неоднозначное впечатление. Сторонники Тюдоров разразились овацией, выкрикивая здравицы в честь короля. Но в стане приверженцев Йорков воцарилось зловещее, угрюмое молчание. Они хмуро переглядывались, шепча что-то недоброе.
Сэр Генри Норрис, застывший подле трона с обнаженным мечом, напряженно всматривался в толпу пэров. Он тщетно искал глазами знакомый гордый профиль графа Нортумберленда, но седовласого лорда нигде не было видно.
Послание леди Элеоноры, доставленное пажом Освальдом средь ночи, не шло у Генри из головы. Отчаянная, полная слез мольба девушки потрясла его до глубины души. Сэр Норрис был растерян и смятен: он не знал, как поступить, кому хранить верность.
С одной стороны – вассальный долг и преданность Тюдорам, чьим доверием и милостями Генри был осыпан. Но с другой – любовь к прекрасной леди Перси, чей призыв о помощи он не мог оставить без ответа. Сердце разрывалось надвое, истекало кровью в неразрешимом противоречии.
И вот теперь, стоя в карауле у подножия трона, Норрис с тревогой ждал развязки. Он дал себе клятву, что попытается смягчить гнев короля, когда граф Нортумберленд заявит о своем безумном намерении. Быть может, Генри удастся убедить монарха даровать милость мятежному лорду – в память о былых заслугах и во имя прекращения вражды?
Тем временем церемония на помосте приближалась к кульминации. Лорд-канцлер Джон Мортон, статный прелат в пурпурной сутане, выступил вперед, воздев над головой тяжелое распятие, осыпанное рубинами и сапфирами:
– Милорды! Ныне, перед ликом Господним и святынями церкви, вам надлежит присягнуть Его Величеству королю Генриху на верность и повиновение! Вечное проклятие отступникам, вечная слава верным подданным английской короны! Склоните же колена и целуйте крест, дабы скрепить свою клятву!
Лорды, прелаты и богатые горожане потянулись к помосту неровной вереницей, преклоняя колени и прикладываясь губами к распятию в руках лорда-канцлера. Первыми шли сторонники Тюдоров, громко выкрикивая слова присяги. За ними двинулись и бывшие приверженцы Йорков, хоть и не столь охотно.
Сэр Норрис неотрывно следил за процессией, комкая рукоять меча до боли в пальцах. Внезапно его взгляд выхватил в толпе знакомое лицо. То был лорд Фрэнсис Ловелл, ближайший друг и советник покойного Ричарда III.
Норрис похолодел. Сомнений не было – Ловелл явился на Совет неспроста. Уж не он ли привел в Лондон тайное войско йоркистов, о котором писала леди Элеонора? Не он ли готовил внезапный удар в спину Тюдорам?
Генри напрягся, готовый в любой миг броситься наперерез крамольнику. Но тут он заметил и других лордов, чья верность Белой розе была общеизвестна – Джона де ла Поля, графа Линкольна, и Хамфри Стаффорда. Сердце его упало: заговорщики были тут как тут, затаившиеся в толпе с притворно кроткими лицами.
Однако вопреки ожиданиям Норриса, йоркисты не торопились бросать вызов Тюдорам. Как и прочие лорды, они чинно преклонили колена перед лордом-канцлером, поцеловали распятие и повторили слова присяги, скрепив ее громогласным «Аминь!». Генри недоуменно хмурился: что за игру затеяли эти лисы? Уж не задумали ли обвести короля вокруг пальца лицемерным притворством?
Церемония близилась к концу. Последние пэры принесли клятву верности, и под сводами аббатства вновь загремели приветственные крики и фанфары. Генрих VII поднялся с трона, простирая над подданными руки в широких рукавах. Лицо его сияло торжеством и удовлетворением.
– Благодарю вас, милорды, за верность английской короне! – провозгласил он звучным голосом, легко перекрывая гвалт толпы. – Ныне, когда распри меж Алой и Белой розой окончены и в державе воцарился прочный мир, мы сможем вместе трудиться во имя про…
Но король не успел договорить. Внезапно в дальнем конце нефа раздался громкий треск, звон бьющегося стекла. В цветные витражи полетели камни, и спустя миг двери аббатства с грохотом распахнулись, являя за порогом клубящийся людской водоворот.
В храм ворвалась грязная, вопящая толпа, состоящая сплошь из простолюдинов – ремесленников, подмастерьев, подёнщиков и прочего сброда. Они были вооружены дубинами, вилами и даже наспех выкованными пиками. Над их головами развевались знамена с гербом Белой розы – и хоругви с криво намалеванным гербом Плантагенетов.