Шопоголик на Манхэттене

Как можно незаметнее я поворачиваюсь к этой деревяшке и чувствую укол разочарования. Вот это и есть Бевингтонский триптих? Но он даже не симпатичный!

– А вот этот кошмар викторианского стиля, – вдруг яростно говорит старушка, – настоящее преступление! Эта жуткая радуга! Разве не ужас? – тычет она в мой голубой витраж.

– Да уж, – поспешно соглашаюсь я. – Просто шокирует, правда? Ужасно… Знаете… я, пожалуй, пойду, прогуляюсь.

И я быстро сматываюсь, пока она не успела еще на чем-нибудь меня подловить. Пробираюсь украдкой к деревянным скамьям для прихожан, размышляя, что же мне делать дальше, как вдруг замечаю в углу еще один крохотный придел.

«Духовное убежище, – написано на двери, – место, где можно тихо посидеть, помолиться и узнать больше о католической вере».

Я осторожно просовываю внутрь голову, стараясь не скрипеть дверцей, и на какое-то время от благоговейного страха теряю дар речи. Это что-то удивительное. Тут такая атмосфера – тихо и спокойно. Одно пребывание здесь наполняет меня чувством святости и духовного очищения. Я смущенно улыбаюсь монахине, которая отложила свое рукоделие и смотрит на меня, словно ожидая, что я сейчас заговорю.

– Мне очень нравятся ваши свечи, – почтительно шепчу я. – Они у вас из магазина «Абитат»?

– Нет, – слегка ошарашенно отвечает монахиня. – Вряд ли.

– А, понятно.

Я усаживаюсь на скамью, тайком зеваю – этот сельский воздух действует на меня как снотворное – и тут замечаю, что один ноготь у меня обломился. Поэтому я очень тихо расстегиваю сумочку, достаю пилку и начинаю подпиливать ноготь. Монахиня поднимает глаза, и я отвечаю ей извиняющейся улыбкой, указывая на обломанный ноготь (молча, конечно, я же не хочу нарушить атмосферу святости). Закончив подпиливать ноготь, я вытаскиваю свой быстросохнущий лак от «Мэйбеллин» и быстренько подправляю облупившийся лак.

Все это время монашка наблюдает за мной с озадаченным выражением лица и, когда я заканчиваю маникюр, спрашивает:

– Деточка, а вы католичка?

– Вообще-то нет, – отвечаю я.

– Вы хотели о чем-то поговорить?

– Э-э… да нет. – Я любовно провожу рукой по скамье и дружелюбно улыбаюсь монахине. – Какая замечательная резьба, правда? А у вас вся мебель такая красивая?

– Это храм, – напоминает монахиня со странным выражением.

– Да, я знаю. Но, видите ли, в наше время у многих дома стоят скамьи. Теперь это даже модно. Я видела статью в журнале «Харперз»…

– Дитя мое… – монашка поднимает руку, прерывая меня, – дитя мое, это место является духовным прибежищем. Храмом тишины.

– Да-да, я знаю! – восклицаю я. – Поэтому я сюда и зашла. За тишиной.

– Хорошо, – отвечает монашка, и мы снова погружаемся в тишину.

Где-то вдалеке начинает звонить колокол, и я замечаю, что монашка шепчет что-то себе под нос. Интересно, что она там бормочет? Она напоминает мне мою бабушку – та сидела за вязанием и шепотом считала петли на узоре. Может, она потеряла счет стежкам на своем вышивании?

– У вас хорошо получается, – как бы ободряю я ее. – А что вы вышиваете?

Она как-то нервно вздрагивает и откладывает свое шитье. Потом ласково мне улыбается и говорит:

– Деточка, у нас тут есть знаменитые лавандовые поля. Не хотите ли взглянуть на них?

– Нет, спасибо, – расплываюсь я в ответной улыбке. – Мне и тут хорошо, с вами.

Улыбка монахини слегка вянет.

– А как насчет склепа? – спрашивает она. – Это вас не интересует?

– Не очень. Но вы не волнуйтесь. Мне совсем не скучно! Просто тут очень славно. Так… умиротворяет. Прямо как «Звуки музыки»[6 - Голливудский фильм-мюзикл, получивший премию «Оскар», песни из него стали классикой эстрады.].

Она смотрит на меня с таким выражением, словно я несу какую-то околесицу, и до меня доходит, что бедняжка, наверное, так давно в монастыре, что слыхом не слыхивала о «Звуках музыки».

– Знаете, есть такое старое кино, – начинаю объяснять я, но тут соображаю, что она наверняка вообще не знает, что такое «кино». – Это как бы движущиеся картинки, – осторожно добавляю я. – Вам их показывают на экране. И вот в этом кино была монашка по имени Мария…

– У нас есть магазин, – резко перебивает меня монахиня. – Как насчет магазина?

Магазин! На секунду я прихожу в волнение и хочу спросить, что там продается. Но потом вспоминаю, что дала обещание Сьюзи.

– Не могу, – с сожалением вздыхаю я. – Понимаете, я обещала своей соседке, что сегодня не буду ходить по магазинам.

– Соседке? – удивляется монашка. – А при чем тут ваша соседка?

– Она беспокоится, что я трачу слишком много денег…

– Вашей жизнью управляет соседка?

– Ну, просто я очень серьезно пообещала кое-что… давно… Ну, как бы дала клятву…

– Но она же не узнает! – говорит монахиня. – Если вы ей не расскажете.

Я удивленно смотрю на нее:

– Но ведь мне будет очень стыдно, если я не сдержу обещание! Нет уж, я лучше еще тут с вами немножко посижу, если вы не против. – Я беру в руки маленькую статуэтку Девы Марии, попавшуюся мне на глаза. – Мило. Где вы ее купили?

Монашка смотрит на меня, сощурившись.

– А вы отнеситесь к этому не как к покупке, – наконец произносит она. – Считайте, что вы жертвуете деньги на благотворительность. – Она наклоняется ко мне. – Вы жертвуете нам деньги, а мы взамен даем вам что-то на память. Разве это можно считать покупкой?

С минуту я обдумываю ее слова. Дело в том, что я всегда хотела пожертвовать деньги на благое дело, и, возможно, это мой шанс.

– Значит, это будет… как бы благое дело? – на всякий случай уточняю я.

– Именно так. А Иисус и Его ангелы благословят вас за это деяние. – И она хватает меня за руку, причем весьма крепко хватает. – А теперь идите, прогуляйтесь до магазина, деточка. Я покажу вам дорогу…

Мы выходим из бокового придела, и монахиня закрывает дверь, снимая табличку «Духовное убежище».

– А вы разве не вернетесь сюда? – спрашиваю я.

– Не сегодня, – отвечает она, странно на меня взглянув. – Думаю, на сегодня мне достаточно.

Знаете, ведь правду говорят, добродетель – награда сама по себе. Когда я возвращаюсь в отель, я вся свечусь от счастья – так я довольна своими добрыми делами. В том магазине я пожертвовала не меньше пятидесяти фунтов! Не хочу хвастаться, но альтруизм у меня явно в крови. Потому что как только я начала жертвовать, просто не могла остановиться! Всякий раз, расставаясь с очередной суммой, я чувствовала неземной восторг. И хотя это совсем не важно, в результате мне достались совершенно прекрасные вещицы. Уйма лавандового меда, лавандового масла, лавандового чая, который наверняка окажется потрясающе вкусным, и еще подушка, набитая лавандой, – для спокойного сна.

Просто удивительно, почему я до сих пор не обращала внимания на лаванду. Для меня это было обычное растение, из тех травок, что выращивают у себя в палисадниках англичане. Но та юная монашка-продавщица в церковном магазинчике оказалась права: у этого цветка такие великолепные свойства, что он непременно должен войти во всеобщее употребление. К тому же лаванда, выращиваемая в монастыре Святой Уинифред, – экологически абсолютно чистая (так сказала монашка), поэтому она намного превосходит по качеству все другие сорта, а по цене намного доступнее лавандовых товаров, которые продаются почтой. Монашка убедила меня купить лавандовую подушку и даже любезно внесла мое имя в список рассылки. Для монахини она была весьма напориста.