Я пошла в комнату за его вещами, пока он мыл руки в ванной, и когда вынесла чемодан, его глаза округлились.
– Не понял.
– Ты уезжаешь сейчас жить к маме, другу или к твоей Аличке. Детям я скажу, что у тебя командировка. Мы обсудим этот вопрос в другой день, когда я буду готова обсуждать его спокойно.
– Снежинка, – лицо мужа скривилось, как от зубной боли.
– Женя. Теперь не снежинка. Забирай вещи, Кирилл, и уходи. Без истерики, без разборок. Имей мужество просто уйти.
– Я так понимаю, ты порылась в моем телефоне и сделала свои выводы? – прозвучало смешно и фальшиво.
– Избавь меня от объяснений. Уходи. Я хочу, чтоб ты ушел.
– Значит, уже все решила?
– Решила. Убирайся из этого дома и из моей жизни.
– Я и Алина…
Предостерегающий жест… только не ее имя сейчас. Не надо нажимать на спусковой крючок. Не надо меня сводить с ума разговорами о твоей двадцатипятилетней любовнице. Божеее! Банальней и не придумаешь. От омерзения вздрогнула.
– Просто уйди. Сейчас. Я больше не хочу тебя видеть. Я требую развода.
– Это было твое решение. Всегда помни об этом!
– Конечно, мое. Тебе было бы удобней сидеть одной задницей на двух стульях.
– Не было бы. Я бы и сам ушел от тебя, Женя.
– Что ж тянул? Не нашел удобного момента? Вот и убирайся сейчас! Я облегчу тебе задачу.
Тогда он ушел без скандала.
Это потом в разговорах с нашими друзьями он называл меня бесчувственной сукой, которая перечеркнула весь наш брак из-за одной его ошибки. Он говорил, что я сама приползу к нему на коленях и что он счастлив избавиться от меня, потому что его тошнило даже от звука моего голоса. Он говорил, что я останусь одна, потому что я никому не нужна с тремя детьми, и что я должна смотреть в зеркало повнимательней, чтобы видеть, в кого я превратилась, и что у него стоит на меня раз в неделю, и то потому что хочется хотя бы кого-то.
Грязная ложь… он брал меня так часто, как хотел…. А хотел каждый день. Даже в те моменты отдаления… у нас был секс. Да, почти каждый день, и именно поэтому я бы никогда не подумала, что он так подло меня предает. Что он трахает свою любовницу в рабочее и в не рабочее время, что он пишет ей долбаные смски. Я получила распечатку его звонков и сообщений. Везде ее номер.
Он меня бил. Низко, грязно и больно бил. Как он смел говорить это нашему общему другу, как вообще смел обсуждать меня с кем-то из них? Он рыл между нами пропасть глубиной в мою бесконечную ненависть и отчуждение. Я не верила, что все эти годы жила с человеком, способным сказать обо мне все это. Не в глаза, нет, а за спиной. Подло, мерзко и так отвратительно. Я никогда его не знала по-настоящему. И в этих бумагах, где забирал себе то, что считал своим…, наверное, это ломает сильнее, чем само предательство. Вот эта дележка имущества. Когда мелочно забираются какой-то диван или фотокамера, когда вспоминается кто и что покупал.
Нам только кажется, что мы знаем людей. Свое истинное лицо они показывают только тогда, когда мы гладим их против шерсти или наступаем им на горло.
Я смотрела на его размашистую подпись на бумагах и почувствовала, как по щекам снова потекли слезы. В этот момент зазвонил мой сотовый. Наверное, Алиска приехала домой.
– Добрый вечер. Я прошу прощение за беспокойство. Меня зовут Антон Валерьевич Соловьев. Я главврач травматологического отделения больницы номер восемь в областном центре города ….. Как вас зовут?
– Евгения Павловна, а что случилось?
Город, который он назвал, на расстоянии трехчасовой езды на машине от нашего.
– К нам привезли мужчину с травмой головы, без документов, и мы нашли в кармане его куртки номер вашего телефона. С припиской «дом». Вы могли бы приехать и опознать его?
Внутри что-то словно оборвалось, и я схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
« – Что ты там распихиваешь мне по карманам?
– Резинки, Авдеев, чтоб не заболел бякой и мне домой не принес.
– Ты дура, да?
– Нет. Трезво смотрю на вещи.
– Не трезво, а по-бабски. Так что ты туда положила, Снежинка?
– Авдеев – ты склеротик, и не помнишь ни одного номера телефона наизусть. Вот случится что, ты даже нам не позвонишь. Я всем вам в карманы курток положила свой номер. Написанный на бумажке. Дешево, сердито и надежно.
– Поцелуй меня очень сердито, и я пошел».
– Этот мужчина… он мертвый? – хрипло спросила я, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
– Нет. Он живой. Недавно пришел в сознание. Легкое сотрясение мозга. Но он ничего о себе не помнит. Так вы приедете?
Я несколько секунд смотрела на свое отражение в зеркале и потом ответила:
– Да. Конечно, я приеду.
ГЛАВА 3
Я нервничала. Так сильно нервничала, что мне казалось, по телу градом течет пот, и Славик, наверняка, чувствует неприятный запах. Мне всегда так казалось, когда я переживала. Потому что становилось жарко. Видимо, поднималось давление. Дома я сразу принимала душ и обрызгивалась дезодорантами. Я ужасно чувствительна к разным запахам и не могу спокойно стоять рядом с человеком, если мне не нравится его запах.
Но потом от меня не пахло, пахло туалетной водой от «Нина Риччи», которую, оказывается, мой муж всегда ненавидел, и бальзамом для волос, потому что я вымыла голову перед выходом из дома.
– Когда он тебе позвонил? – с какими-то странными нотками в голосе спросил Славик, и я наконец-то на него посмотрела. Бледный, слегка сонный, растрепанный. Пару пуговиц застегнул неправильно. Все же я его разбудила, хотя он и отрицал.
– Где-то час назад.
– Это может быть и не Кирилл, так что успокойся. Трясешься вся.
– Они нашли в кармане его куртки мой номер телефона.
Славик бросил на меня обеспокоенный взгляд и снова посмотрел на дорогу. Он был нашим старым другом. Точнее, другом Кирилла. Развелся лет одиннадцать назад и иногда приходил к нам со своей дочерью Полиной в гости. Она на пару лет младше нашей Алиски. С моим мужем они поссорились сразу после того, как тот ушел из дома. Я, конечно, подозревала, что из-за меня, но Славик отрицал. Он сказал, что Кирилл подставил его с бизнесом, и теперь им не о чем больше говорить. Я была склонна в это поверить. Сейчас. Раньше я бы даже не могла предположить, что мой муж может кого-то подставить. И да, именно с этим другом у меня случился роман. Это он таскал мне букеты роз и иногда оставался у нас ночевать. Только так, чтоб дети не видели.
– Они сказали, что у него серьезные травмы и он ничего не помнит.
– И что теперь? Ты побежала по первому зову?
Он вырулил на трассу и включил музыку в приемнике.
– А кто к нему должен побежать? Позвонили ведь мне.