Квоска-хао, или Вместо тепла

Последний забор он проломил, даже не заметив, и тараном налетел на чужой танк. Но, благодаря какой-то кочке, на которой он приподнялся, дуло не сломалось – просто было высоко, а потом и отвернулось, а броня выдержала, хотя и сомнительно.

В этот удар Ярослав спрыгнул, прокатившись несколько метров по снегу. Он подскочил, повертел головой и, наметив цель, побежал. Во время хорошего прыжка он вынул меч, которым и решил поразить цель – танк, наступавший на Никиту, а точнее, его пушку. Тонкий металл, звякнув о более толстый, немного всё-таки прорубив его, отлетел, а Каргин врезался в дуло головой, зацепившись руками.

Танкист стал вращать башней, хаотично и резко тормозя, чтобы скинуть «зайца», который сейчас скорее «волк». И этот зверь стал пробираться к люку, царапая когтями броню машины. Но что человек мог сделать с этой техникой? Вряд ли бы что-то получилось, но и сюда подоспела подмога – один из многочисленных отрядов йети. Да, снежных людей в мире довольно мало, но откуда взялись «многочисленные отряды»? А из-за того, что в их отрядах не больше десяти воинов. Им больше и не нужно: они в совершенстве владели своими кристаллами, которые уже, кажется, стали частью их вида. Они шли, «стреляя» этими камнями и защищаясь – аномальное электромагнитное поле, создаваемое кристаллами, очень похоже на те щиты из фантастических боевиков. Они ровным шаром окружали война, не впуская внутрь ничего.

Против такой армии поможет только чудо… Вот кто вершина эволюции! Хотя, нет. Её вершины быть не может: это почти бесконечный процесс, целью которого не является совершенство, а является разнообразие и приспособленность к конкретным условиям.

Шаровые молнии, а правильнее сказать, некие электрические объекты, обладавшие невероятной мощностью и внешне похожие на природные явления, называемые шаровыми молниями, просто разгромили пару десятков танков, прибывших для обороны города из соседней военной базы.

Очередной город зачищен. Все собрались на месте битвы с танками.

– Они прибыли с базы. Я правильно понимаю? – Каргин обратился к 201-й.

– Да, скорее всего, – ответила та, выглядывая из танка, принадлежавшего, собственно, революционерам.

– Тогда чего мы ждём? Все же понимают, что там самая малина? – промяукал «волк».

– А перерыва не планируется? – устало встрял Никита.

– На том свете все отдохнём. А вообще, после базы, после базы…

***

Почти чёрный самолёт, обладавший точными резкими геометрически красивыми чертами, пронёсся над морской водой, которая колыхнулась от быстрого движения летающей машины. Он набрал высоту и стал набирать скорость. Пх! – словно белая пачка балерины на долю секунды собралась влага у задней части самолёта – эффект Прандтля-Глоерта. Ещё немного… и сверхзвуковая скорость достигнута. До водной ряби донёсся дикий рёв…

***

Прошло некоторое время… Истребитель уже не мчался сломя голову, а, относительно, плавно «парил» над Европой. Над её южной частью.

Вода… вода… вода… Мусор, трупы, всплески…

– И всё?! – воскликнул Сергей, отцепив все шланги и трубочки от шлема и стянув его, придерживая штурвал левой рукой.

За головой человека расположилось микрокресло. Микрочеловек, сидевший в нём, повторил действия:

– Что всё?

– Ну всё… Доигрались с климатическим оружием! На что бомбы скидывать? Тут всё разрушено водой!

– Так-так… – 539-я достала планшет и начала на нём что-то нажимать, перемещать, печатать… – Да… почему мы упустили Европу?

– Да потому что просто жопа… а думала, что голова…

– И что теперь?

– Единственный противник теперь – Россия. Так?

– Ну, да. То, что осталось. Остальные страны не представляют большой угрозы. Но и у нас мало чего.

– Ну, скидываем ядерку на Москву и вперёд! – он надел шлем и развернул аппарат.

***

Виу-у-у-у-у-у-у-у-у… Серебристая ракета, вроде стройная, но с утолщением в середине и «перьями» сзади, устремилась вниз из пролетевшего над городом самолёта. Рассекая воздух, в нескольких сантиметрах от неё прошипели ракеты поменьше. Вот только они обратного действия – они летели с земли. По каким-то неведомым причинам они проигнорировали атомную боеголовку, представлявшую основную опасность, и отправились вдогонку за истребителем.

– Нельзя было допустить, чтобы всё было зря… – печально произнесла 539-я, убрав планшет и посмотрев наверх. За эти весьма короткие времена многие научились прекрасно понимать чувства человека лишь по голосу. Шлемы отгородили мимику от окружающего мира, но товарищи всё равно видели, что под ними. Телепатия, интуиция или способность видеть сквозь? Неважно! Но сейчас отчётливо понятно, что микродевушка пыталась сдержать слёзы. Слёзы страха. Страха смерти… То необъяснимое, то первоначальное…

В голове Сергея пронеслось несколько картин: не вся жизнь, как обычно нам навязывает культура, а лишь несколько моментов. Падение на самолёте, которое он пережил. Та чёрная пустыня… Вика… Вика! Нет!

Он резко направил самолёт вниз, набирая скорость за счёт притяжения Земли. За это время он успел нацепить все трубки обратно (ну и 539-я). В последний момент он поднял машину, устремив её на восток. Ракеты не потеряли цель и точь-в-точь следовали за ней. Истребитель стал набирать сверхзвуковую скорость…

***

Розовый закат горел на горизонте. За поле опускалось Солнце, одаривая последним на сегодня светом, вызывавшим выплеск в кровь эндорфинов и других гормонов счастья.

Розовый свет ловил и лес, резко начинавшийся за полем. На его границе росло одно низкое, относительно других, дерево широколиственных пород. Его ветви, расположенные довольно близко к земле, раскинулись не столько вверх, сколько в стороны. На одной из них, самой низкой и толстой, метрах в двух от земли сидел человек в костюме, свесив правую ногу и покачивая ей, вторую ногу подогнув, а спиной упираясь в другую ветвь. Он, как язычник, провожал Солнце. Если вы хоть раз видели закат или восход, то прекрасно понимаете, насколько это чудесные моменты… Ты смотришь на Солнце, которое днём слепит, а ночью отсутствует, слегка прищурившись. У тебя может быть плохое настроение, проблемы, но на секунду ты всё равно от них отвлечёшься, твоя душа потянется за Солнцем…

К дереву подошёл ещё один человек.

– Чего сидишь? – спросила Виктория.

– На закат смотрю… – протянул Ярослав.

– А почему есть не идёшь?

– Аппетита нет…

– Помоги, – она протянула руку, в надежде, что Каргин немного поможет в подъёме, но он поднял её полностью и усадил рядом. – Мы сколько не ели уже.

– Тошнит… Эта кровь…

– А… понятно… – Клинова сняла шлем.

– Не стоит… – Каргин не успел договорить.

– Да ладно, пофиг.

– Тоже верно, – Ярослав стянул шлем, повесив его на сук.

Всё-таки она красива…

– Слишком всё просто… про-сто.

– Ну, радуйся, что судьба благосклонна. Нафига из плюсов минусы делать?

– Знаю я эту судьбу… Сейчас легко, а потом на колени поставит.

– Ну так жди. Пока же не ставит – отдыхай.

– Хе, верно… что-то я совсем уже… умер. Блин, мы как маньяки… уже миллиардов пять человек на тот свет отправили… даже больше…

– Не понос, так золотуха! Это же и было целью!

– Было… вот только исполнение желаний… Там уже, наверное, пробка на том свете… хе-хе. Но вот в основе любой революции кровь. А иначе никак… Но мы, блин, как маньяки…

Ярослав встрепенулся: вокруг темнота – ночь. Удивительно, но на небе не видно ни звёзд, ни Луны, будто тучи их закрывали. Вокруг тихо… и очень страшно. Он, дрожа, слез с дерева и пошёл. Он противился, хотел обдумать всё, что-то решить, но ноги шли сами. Они шли… и привели к входу в тоннель.

Из него мелькал огненный свет и слышен пьяный гул. Ярослав спустился и увидел длинный деревянный стол, уставленный кучей тарелок и чашек с едой. Вокруг сидели самые разные мужики, пили и ели, громко крича и разговаривая. Их лица казались Ярославу отдалённо знакомыми, но есть и прекрасно известные, например, Никита, ведший себя, как чужой. Марк. Марк?! Он направился к выходу и исчез. Каргин побежал за ним, но не смог – ноги отказались идти, приклеились к полу. Вот у угла стола сидел Сергей. К нему Ярослав смог подойти, о чём пожалел: Немецкий повернулся к нему, но его глазницы пусты, а сквозь них видно пустую черепную коробку. Из одной глазницы вылетела муха.

Каргина заинтересовала огромная тарелка на середине стола. Он подошёл к ней и ужаснулся – там лежала Виктория. Она абсолютно голая и обложена запечённой картошкой в мундире. Девушка будто застыла, будто не мертва, а… Лицо… Оно застыло в гримасе ужаса: кричащий рот, выпученные глаза, немного приподнятые волосы…

Ярослав, осознавая бред обстоятельств, наклонился к лицу поближе. Сердце колотилось, как бешенное, мозг кричал: «Беги!», но тело не слушалось, оно действовало по собственному сценарию.

Ближе… ближе… Лицо уже в нескольких десятках сантиметров… оно нагоняло всё больше ужаса… Зрачки дрогнули, и Виктория подскочила, схватив Ярослава за плечи.

– Ярик, Ярик! – Виктория, сидя напротив него на этой же ветке, трясла Каргина за плечи. Он вздрогнул и чуть не упал вниз, но Клинова помогла поддержать равновесие. С лица тёк пот, оно красное, всё тело дрожало, а пульс сердца даже слышно. – Всё хорошо? – облегчённо выдохнув, спросила она.

– А? Погоди… Сон…

– Мы разговаривали, и ты уснул, что-то бормоча. А потом стал дёргаться, как хрен знает кто… Я решила разбудить…

– Знала б ты, что мне снилось…

– Так расскажи.

Он окинул её испуганным взглядом и прикрыл глаза, откинув голову назад.

Солнце уже почти полностью скрылось, пошёл снег, заканчивая картину прекрасного. Они посидели ещё пару минут в тишине, а когда Солнце растворилось, Ярослав произнёс:

– Ты что-то говорила об отце…

– Да…А что?

– Просто интересно.

– Он был военным.

– Был?

– Может, и сейчас есть. Я не знаю… Можно сказать, я воюю против него.

– Ничего страшного: мы все восстали против своих семей. Увы.

– Пошли есть, – ответила она, не желая продолжать тему.

Они спустились с дерева и, хрустя снегом, дошли до входа.

***

– Ух, сука, навязчивые… Катапультируемся! – крикнул Сергей, заметив, что ракеты всё ещё не отстали, а даже вот-вот нагонят.

Из истребителя вылетели два кресла (большое и маленькое). Ракеты врезались в самолёт, превратив его в маленькие кусочки металлолома. А лётчики уже спускались на парашютах.

– Сейчас я попробую связаться, – уже на земле сказала 539-я, доставая планшет.

– А как? Спутники уничтожены, вышки, как бы тоже. Не все, но использовать их небезопасно.

– Есть одна неопробованная технология. Не, мы её проверяли, но работает в пятидесяти процентах случаев.

– Что за технология?

– Кристаллы.

– Их ещё и так можно юзать?

– Эм-м… Как бы да. 201-я! Слышно?! – последние две фразы она прокричала в планшет.

– О! В-ечер д-обрый. Рад-а что вы жи-вы, – с помехами ответила 201-я с экрана.

– Вы где?

– Судя п-о каче-ству связи, недал-еко. По сигналу идит-е.

– Принято. А по обстановке?

– Вряд ли ч-то-то серьёзное встр-етите.

– Выдвигаемся.

***

Помню,

Верю,

Терплю…

Что если я,

Асимметрия,

Люблю её,

И гармонию её?..

***

Они прошли несколько километров по ночной снежной степи – против весьма милосердной метели. Потом на пути встал лесок, который не то чтобы можно не обходить, в него нужно зайти, ведь там метель не так сильно гуляла. Потревожив несколько птиц, одну припозднившуюся белку и одно поваленное дерево, в которое Немецкий умудрился врезаться лбом, они вышли к полю, на котором и был вход в тоннель.

Спускаясь, Сергей снял шлем, поправив волосы. Он весь горел от нетерпения – как же он успел соскучиться.

В центре комнаты срез большого камня, сделанный под стол. Вокруг него сидели и люди, и эмчи, и йети. Они пили (не алкоголь) и ели. Они удивлённо повернули головы в сторону гостей. Первой среагировала Клинова – она с криком подскочила и бросилась к Немецкому в объятия. Они сцепились как два мощных магнита.

Потом сообразил Каргин. Он, стараясь не спешить, в трясущейся радости подошёл и в полголоса проговорил:

– Брат… я рад, что ты жив…

– Взаимно, – в ответ прошептал Сергей, не отпуская Викторию.

***

– Блин, опять текать. Как призвали, так бегаю, – остановился Олдман на передышку, опёршись на собственные колени.

Некоторое время назад он прибыл на другую военную базу, которая сразу привела все свои силы в боевую готовность. Вот только все эти силы разгромили, а потом добрались и до базы. Егора, как наиболее информированного в этом вопросе, отправили «куда подальше». Вот теперь он опять бегал, ища, куда бы податься, кого бы предупредить.

***

Ночь, тишина, падал снег, блестя в свете Луны…

– Не спишь? – к Каргину подошёл Немецкий.

– Да не… Что-то я по красоте природы соскучился…

– Не от мира сего ты… – Сергей поправил волосы (они общались без шлемов).

– Да… романтик…мечтатель…

– Вот только мечты исполнились.

– Да… Я мечтал об идеале, который осуществился в лице Алёны. Я мечтал о действии в жизни, что я буду делать что-то значительное. Вот теперь я убиваю людей.

– Мечты имеют свойства сбываться. Представить только, сколько таких вот мечтателей было, умерших, так и продолжая фантазировать.

– Да… много. И я мог стать одним из них. Вполне. Но я смог вырваться…

– Интересно, что будет дальше…

– Дальше? Дальше будет мир, полный приключений. Для всех выживших будет веселее – теперь нельзя будет просиживать штаны. Придётся бороться за свою жизнь, исследовать новые старые территории, завоёвывать их, изобретать. Как раньше…

– Интересная игра-survival…

– Многие этого хотели, наверное… Выживать… Теперь у них будет возможность… Вот странно: не знаю, как у других, а у меня было две стороны мечт. Одна – это сражаться, воевать, менять… Другая – тихая мирная жизнь, семья, сын, жена, всё хорошо и мирно… Первая – радикальная, революционная, вторая – консервативная. И то, и то отражает потребности. С одной стороны, надо эволюционировать, действовать, двигаться. С другой – если всё хорошо, то и двигаться не надо, нужен покой.

– Ну ты мудрить начал. Философия не по мне. Я спать – итак сегодня день большой выдался.

– А что было-то?

– Ну, полетели мы Европу бомбить, а там её нет. Полетели на Москву. Одну ядерку скинули и сваливали от ракет. Вот тут недалеко попали они в самолёт. Мы успели выскочить.

– Довольно ярко… Что теперь будешь делать?

– Воевать в ваших рядах, а что мне ещё остаётся?

– Да… С техникой дружишь?

– Конечно.

– Ну вот и отлично.

Сергей ушёл, а Ярослав продолжил смотреть на Луну.

– Всё равно приходится быть мечтателем… Поговорить не с кем хоть как.

Тут он услышал, что тут был кто-то ещё. Он стал всматриваться в полумрак, пытаясь что-то разглядеть. Но тщетно. Когда Ярослав уже собрался списать это на воображение или что-нибудь, не представлявшее ценности, то заметил у леса лежавшую человеческую фигуру. Каргин осторожно подошёл, забыв, что он без шлема, а значит, почти без защиты. Это военный в весьма хорошей экипировке. Ярослав когтями подцепил шлем и плавно стянул его. Свет Луны слабый, но его хватило для примерного рассмотрения.

Совсем молодой… что-то здесь не так. Ярослав затащил его в тоннель, чудом не наткнувшись ни на кого из своих.

***

Тёмная комната… На одной стене висел факел, придавая хоть немного света. Тусклого, мерцающего, жёлтого, но света.

Егор очнулся и увидел это. Он испуганно повертел головой, но ничего не заметил. «Так, в шлеме был встроен прибор ночного видения», – вспомнил он, но, к своему удивлению, обнаружил, что шлема на голове нет и под рукой тоже, вот только пока шарил руками, выяснил, что лежал на тонком слое соломы, а под ней что-то твёрдое.

Вставать в полной темноте Олдман не решился – мало ли…

– Э-э-эй… – прошептал он насколько хватило голоса – страх его отбирал.

– Проснулся?.. – тихо, но чётко ответил голос из темноты. Крепкий мужской голос. Больше ничего нельзя сказать.

– Вы кто? Где я?

– Я? Лесник… Ты у меня. Будь как дома, путник…

– Это же… Король и Шут.

– Верно. Да, я не совсем лесник. Я просто живу здесь. Так что я больше леший, – мужчина хрипло посмеялся.

Парень попытался понять, где говоривший. Судя по звуку, он в углу справа от факела. Да, действительно, там видно сидевший человеческий силуэт.

– А вот ты кто?

– Я? Кто… Ах да! Мне нужно рассказать, рассказать! – Егору удалось немного повысить голос, но связки будто что-то сжимало, не давало кричать.

– Что рассказать?

– Всем грозит опасность! Война! Это ужасно… там смерть…

– Хе-хе… Да, может, опасность всем и грозит, но она грозит всегда. Кто-то выживает, кто-то нет. Таков уклад жизни – за неё надо бороться. Война… война – это ось. Войны были всегда и всегда будут. Война, наравне с ленью, двигатель прогресса. А смерть… это страшно, но неизбежно. Надо принять её существование и бороться с ней за жизнь, – Ярослав попытался как-то скрыть тэкко-каги, ведь в свете огня они могли сверкнуть.

Но когти всё-таки предательски блеснули. И Олдман это прекрасно заметил, да и глаза привыкли к темноте – фигура виделась всё лучше.

– Вы… Вы! – проскулил парень, давясь собственным страхом.

– Ну ёмаё. Ты издеваешься? Эх… думал, получится нормально пообщаться…

– Чего?..

– Поговорить мне не с кем по душам. А так на тебя посмотрел, так что-то нашёл… Что, дар речи потерял? Страх… А перед чем? Перед смертью…Теперь боишься весьма обоснованно. Она за тобой уже идёт, уже выехала, – Каргин грустно посмеялся. – Уж извини… можешь ты стать занозой в заднице. Эх…

– Вы жестокий… – просипел Егор.

– Я? Может быть… Но не так, как ты думаешь. Вот ты думаешь, что я маньяк, отнимающий жизни и получающий от этого удовольствие. Так?

Егор кивнул головой.

– А я не маньяк… Ты думаешь, мне нравится рвать людей на куски? Меня самого тошнит. Да, представляешь, меня от этого тошнит!

– Но зачем?..

– Надо идти до конца, до поставленной цели. Увы, она пошла через кровь. Не, по факту, там было два варианта. Один – размеренный: пробиваться в политику, в авторитет, принимать законы, «спасающие планету». Они всё равно были бы жестоки, но не больше, чем расстрел. А второй – радикальный: мировая революция, заключающаяся в убийстве людей. Понимаешь, первый вариант трудный… Хотя, что я говорю, они оба трудны и почти невозможны. Но вот в первом – скучная игра по чужим правилам. Да пошли они нахрен! Я установил свои правила! Зато не скучно…

– Это жестоко…

– Да, может. А как по-другому? В нас природой заложено, чтобы мы были жестокими. По-другому не выжить.

– Не путайте жестокость с жёсткостью.

– Не-не. Это ты не путай. Мне в школе как-то тоже сказали, мол, не путай жестокость и жёсткость. Я тогда промолчал, а потом много думал… Это близкие понятия. Чтобы проявить жёсткость, нужно проявить жестокость. И наоборот. Это близкие взаимосвязанные понятия. Когда ты с кем-то жёсток, зачастую, ты с ним и жесток, ты над ним издеваешься. У меня сильная совесть. Да-да, поверь. Вот мне запомнился один случай, ещё из школы, но уже старшей. Шёл я как-то со школы, а тут слышу – кто-то мяукает. Смотрю, а на дереве, на самой низкой ветке (там и двух метров не было) кошка сидит. Красивая, молодая. Сиамской окраски, и не старше года… Я люблю животных, очень. Я остановился… люблю животных. Вот смотришь – домашняя. Сбежала поди… Я стоял, она, мяукая, пошла ко мне по ветке. Не умело – точно домашняя. Шла, просила, а я ушёл. Почему? А ещё немного и я её заберу – сердце просто разрывалось. Но я всячески отговаривал себя это делать, а потом аргументировал уход. Совести, разумеется. Я говорил, что у меня дома кот – а вдруг у неё какая-то болезнь. Я говорил, что у меня нет денег на помощь ей. У меня родители дома. А они бы явно сильно не разозлились – а чему? Но я ушёл – пусть всё идёт, как идёт. Я мог помочь, а мог – нет. Получается, оба варианта правильные… И тот, и тот могли дать урок кошке, и тот, и тот оказал бы на меня влияние. Я пошёл по пути жёсткому. Я проявил жёсткость во имя здоровья своего кота, во имя естественного отбора. Я ограничился холодным кругом – тот, кто мне не близок, меня не волнует. Да, я иногда рвал этот круг – отпускал на рыбалке маленькую рыбу, чтобы росла, не выбрасывал мусор просто на улицу, вытаскивал букашек из воды (и то редко). Но я был холоден. И моя совесть меня жутко грызла. Я мучился из-за букашек. А тут кошка…. Мир не без добрых людей… Надеюсь, у этой кошки потом стало всё хорошо… Видишь, я проявлял жёсткость, но это было жестоко. Так устроен мир…

– Вы тоже человек… – Егор, будучи писателем, прочувствовал искренность собеседника.

Ярослав медленно встал, пошёл в сторону Олдмана, плавно вытащив меч. Он замахнулся, а Егор закрыл глаза. Пошли долгие, ужасающие секунды.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – заорал Каргин, извиваясь, потом с таким же диким криком стал махать мечом, рассекая воздух, потом он разрубил факел и затоптал его. Крик прекратился, лишь когда металл звякнул о камень, уже в полной темноте…

***

– Э-эй… – прошептал Олдман спустя некоторое время, когда последнее эхо в голове и звон в ушах затихли.

В ответ лишь тяжёлое дыхание в темноте. Полной.

– Сука… – сипло проскулил Каргин.

– Что, простите?

– Ты сука. Сколько можно надо мной издеваться?! Марка убили! Алёна ушла! А теперь я должен убить последний лучик света моего доброго разума?! Мне не с кем было поговорить до, и не с кем будет после… но я буду знать об упущенной возможности…

– Я плохо понимаю…

– Да что тебе тут понимать. Влез в мою тяжкую жизнь, подарил шанс на моменты счастья и тут же отбираешь!

– То есть я ещё во всём виноват? – с неким раздражением, которое позволил уже отпускавший страх, спросил Егор.

– Нет… конечно же нет. Во всём всегда виноват только я, – с сарказмом ответил Ярослав.

– Ну, фактически…

– Фактически! Да что ты вообще знаешь?! Ты кто вообще?! Кто ты?

– Егор Олдман, студент, бывший студент… будущий, должен был быть, журналист… Хм, как забавно.

– Ха-ха. Вот видишь – всё это туфта: образование, работа, должность, зарплата. Имеет значение, что ты из этого извлёк. Кто ты по жизни? Или очередной журналюга, работающий для денег? Тогда я ошибся… притащив тебя сюда.

– Нет! Я пошёл на журналиста, чтобы лучше владеть словом!

– Тогда что ты такое?

– Я писатель. Может быть, вы слышали обо мне… Егор Олдман.

– Олдман? Такое ощущение, что где-то встречался. Где же, где… А! По телеку очередной хреносериал шёл, там в титрах было нечто похожее. И ты из-за этого называешь себя писателем? Из-за этого дерьма?

– Этим я начал заниматься недавно, ради денег. Мне нужно было как-то прорываться в мир и жить на что-то. Я написал несколько книг, они не такие, они хорошие. Наверное…

– Например? Может, я читал?

– Вряд ли. Они не публиковались. Лишь первую я ещё в инет выложил… «Записи убитого».

– «Записи убитого»? Когда чувак стал в зомби превращаться?

– Да.

– А… читал…

– Серьёзно?! Вы читали?!

– Да… было дело. Вообще, неплохо. Атмосфера достаточно чётко передана. Вот философия… Она есть, но её всё-таки маловато. Но при этом радует, что эта философия не навязчиво идёт, а то в современных произведениях много – куда-нибудь вставят одну фразу, типа философия у них. Да шиш! Она должна быть завуалирована… слегка. А сколько тебе было лет?

– Пятнадцать.

– Чёрт возьми, неплохо, малый. Погоди, а сколько тебе сейчас?

– Девятнадцать.

– Молодой…

– А вам сколько?

– Мне? Мне… Хе-хе, подожди, я вспомню. Двадцать четыре.

– Всего лишь на пять лет старше меня… Так может представишься?

– Ярослав, можно просто Ярик. Кто я – думаю, в представлении не нуждается.

– Серьёзно? Я понятия не имею кто вы! Вы все!

– А, ну да… Да что там рассказывать? Я биолог. И вот я решил изменить мир. Восстал против своих же. Теперь хожу – убиваю.

– Очень сжато.

– А большее твои уши не готовы услышать.

– Так для чего вам вся это война? Спасти планету?

– Знаешь, планете пофиг. Она будет жить, несмотря на то, есть ли люди или их нет. И природа будет в любом случае – она в любых условиях выживет.

– А почему нам тогда твердят об экологии?

– Твердили… твердили. Портя условия жизни, люди портили их именно себе. Люди бы просто самоуничтожились. По факту, я мог ничего не предпринимать, всё равно что-нибудь да произошло бы.

– Тогда зачем?

– Знаешь, я тоже думал – зачем? Сначала это было да, что-то вроде экологического движения. Но потом я сам с собой выяснил, что Планете и Природе это нафиг не нужно. Но цель поставлена, ещё давно. Так что, просто так. Ответ – просто так. Жизнь стала скучна. Это бунт, как в антиутопии – один против системы. Можно ещё что-нибудь придумать, типа это ради сохранения рода человеческого… Может быть, где-нибудь в подсознании, как особь этого вида, да… Но я не ищу себе отговорки.