Квоска-хао, или Вместо тепла

– Если понимаешь, то зачем всё это?

– Рассказать про мою миссию, так сказать? Это не тайна. Вот вы стремитесь к повышению демографии, а я её понижаю. Я хочу сократить численность населения планеты. Ей тяжело, я хочу ей помочь. И я делаю это не один, это делаем мы. А вот кто «мы», это секрет. Но знайте, что я не успокоюсь, пока не достигну цели.

– И что дальше? – подал голос молчавший до этого Смитсон и достал пистолет, который наставил на Каргина.

– Дальше? Ну, во-первых, если хотите, я могу объявить вам войну. Во-вторых, стреляйте сколько хотите, только жизнь ваша окажется коротка. В-третьих, если вам дороги свои шкуры, то прячьтесь по бункерам, авось повезёт, хотя я в этом сомневаюсь.

Ярослав Каргин встал, слегка поклонился и вышел. Джон Смитсон так и не выстрелил – струсил. У Станисласа Друэна покраснели уши, а Владимир Павлов нервно сглотнул, но больше ничего не выдало волнения.

– Вместо тепла – зелень стекла,

Вместо огня – дым,

Из сетки календаря выхвачен день, – вокруг синее, чистое (!) море, посреди этого моря покачивалось на маленьких волнах что-то вроде плота, а на нём сидел человек в чёрном костюме, шлем лежал рядом. Он слегка напевал знаменитую песню Виктора Цоя «Перемен!». Голос слегка скрипуч, немного хрипел, но в целом пение не сильно и плохое. – Красное Солнце сгорает дотла,

День догорает с ним,

На пылающий город падает тень.

Подъехал гидроцикл, человек на нём снял шлем.

– Них*ера: тебя в море занесло! – прикрикнул Марк. – С какой это стати? И чего такой вялый?

– А ты знаешь, где мы? – Ярослав посмотрел другу в лицо тяжёлым взглядом.

– Где-то в море.

– В Китае. Да, некоторые места теперь больше не принадлежат суше…

– И? Ты грустишь из-за того, что какой-то кусок земли ушёл под воду? Так может, это и к лучшему: больше мест для водных обитателей. Ты в них решил записаться? Потонешь.

– Да не… Рельеф в любом случае будет меняться… Просто… время пришло.

– Время… Я правильно понял?

– Да, чёрное солнце взорвалось…

– Если взорвётся чёрное солнце, всё в этой жизни перевернётся… – пропел Марк. А потом добавил резко: – Да иди ты со своими аллегориями!

– Война! – тихо, но твёрдо сказал Каргин и встал, но не удержал равновесие и упал в воду.

Лавров залился смехом и сам чуть не свалился со скутера:

– Война у него! На ногах ещё стоять не можешь, а уже воевать!

– Завидую я тебе: можешь смеяться. А мне уже не до смеха… Обратной дороги нет и не будет, и не нужна. Просто теперь сильно ответственные моменты, как-то от этой ответственности не по себе, точнее, от её осознания…

– А когда ты полматерика под воду отправлял, тебе по себе было? Ты щелчком пальца отправлял миллионы жизней на тот свет!

– Вот именно, что щелчком пальца. А теперь всё зависит от стратегии и от того, действительно ли у нас техническое превосходство…

– Ладно, погнали, – Марк протянул другу руку и помог сесть.

Вечер в бункере сегодня особенно напряжённый, атмосфера неприятная, страшная. Не для всех, но многие это ощущали…

Тёмный угол коридора, страстно целовались две фигуры: Сергей и Виктория. Хотелось ли им сейчас о чём-то другом думать? Вряд ли, на уме только одно – партнёр. К углу приблизился Ярослав, замер на пару мгновений, увидев влюблённых, нервно накинул капюшон и развернулся, зашагав быстрее.

Каким-то образом он зашёл в гараж, где возле БТР копошились Никита и Марк.

– На кой хрен нам БТР? Тем более убитый по несколько раз, – ворчал Лавров.

– Лишним не будет. Да и щас починим, тут немного, – ответил Никита, закручивая ключом гайку. Они оба не замечали Ярослава, опёршегося спиной о Ниву.

– Что ты хочешь транспортировать?

– Почему сразу транспортировать? Что нам мешает использовать его как боевую машину? Колёса эти видел? Прикинь, как людей они будут давить.

– Конечно, с кем я разговариваю! Конечно, нам же и пища не нужна: еды на поле боя много останется!

– Вот, кстати, да. Поэтому функция транспортировки не нужна: еды больше, чем надо. Интересно, кстати, куда делись два миллиарда азиатов?

– Индусов пожрать хочешь? – улыбнулся Марк. – Только прожаривай лучше: у них заразы тьма!

– Не учи учёного!

– А всё-таки, танк был бы лучше. Им тоже давить можно.

– Танки есть. И мы их будем использовать. Блин, ты чего хочешь? Есть в руках – так пусть будет! Я в шоке: это втирает мне человек, который в школе использовал найденные карандаши, писал стержнями от ручки, потому что корпус ломался, и просил ластик у других, потому что лень искать свой в кармане!

– С другой стороны: вы на этот БТР тратили средства?

– Для реставрации, но немного.

– Тогда всё, вообще никаких вопросов.

Иванов пригнулся и стал что-то делать с колесом. Лавров как-то печально обвёл взглядом гараж и краем глаза заметил капюшон камуфляжной расцветки (а может, и не заметил), но, во всяком случае, сознание его не восприняло, а вот подсознание:

– Ярик какой-то… странный…

Никита рассмеялся:

– Ты заболел что ли?!

– Ну, не странный… странный для себя. Никакой.

– Да все мы никакие. Годы не те: в детстве можно было быть беззаботными, а сейчас…

– А ведь думали, что сможем быть такими всегда…

– А может, и могли быть… Но, страсть к приключениям… Может, мы ещё станем прежними.

– Прежними вряд ли станем. Для начала, надо хотя бы выжить.

– А где шутка?

– Какая шутка?

– Ты уже не прежний. Слишком серьёзный.

– Чё-то мне эти переходы не нравятся. Вообще о Ярике говорили.

– А что о нём говорить. Зачем лезть в чужую голову? Ты же знаешь это.

– Знаю… Друг как-никак.

– Если помощь понадобится – попросит. А так просто навязываться, обсуждать за спиной… как минимум, бессмысленно. Я тебя не узнаю. Какая муха тебя укусила?

– Да я, кажется, понял, какая. Там, в мире, – Марк указал взглядом наверх, – я познакомился с одной… особой.

– У-у-у-у… Старая заезженная история, одно и то же повторяется века, а люди всё время допускают одни и те же ошибки.

– А ты не влюблялся? История заезженная, потому что без неё никуда. Это наравне с пищей. С едой тоже всегда проблемы были, и до сих пор никто не может сказать, как правильно жрать. Вот ты влюблялся? Я вот не поверю, если скажешь «нет».

– Да… – Никита опёрся руками о БТР и склонил голову. – Было, было… сука… Марк, ненавижу тебя… ненавижу… – его лицо покраснело, появились глубокие морщины, глаза повлажнели, но ни одной слезы не упало.

– Вот… Вот! А ты на меня наезжал! На себя посмотри…

– Сравнил… Ты даже не представляешь эту боль… Да, ты много знаешь о бедах моей жизни, но этот момент не знает никто. После школы это уже было. Случайно познакомился с одной… Красивая… Понимаешь, я, урод и чудовище, и она… красивая, нежная. Она обратила на меня внимание! Да, просто заговорила… А потом мы часто встречались. Она любила меня даже не как парня, а как раненную бездомную собаку… Потом это переросло в отношения, но отчасти это и было, как жалость, что ли. В этом ничего плохого нет, если я реально… ущербный. Она меня любила искренне, ни за что. Сказали б мне раньше, что такое возможно, я бы не поверил. Я и сейчас часто сомневаюсь, а не галлюцинации ли это были? И я её полюбил. За то, что она меня полюбила. Да. Поехали мы как-то с ней на дачу: старый загородный домик родителей. Туда только я ездил, чтобы одному побыть. А остальные про него забыли. Я Лену туда пригласил, мол, там хорошо: природа, лесок, поле, ручей… Я б не расстроился, если б она отказалась, но она согласилась. Я даже не думал о сексе. Но она купила вина… А я как-то не пил: в мозгах мутилось… Она меня поцеловала… Я и не думал, что в бокале, выпил с ней. У нас начало вертеться… вот только всё стало развиваться как-то плохо… Я всё прекрасно осознавал, думал, видел, но тело не слушалось, абсолютно. Она была уже раздета, полностью, а я только по пояс. Я сказал ей, что хочу в туалет и отошёл. Я прекрасно понимал, что соврал, в тот момент я хотел лишь её, но тело не слушалось. Я ушёл в кладовку и взял там верёвку. Я накинулся на неё и связал крепко. Я всё помню хорошо… Её недоумевающие глаза… Потом страх, когда я принёс нож… Я противился всем мозгом: я не хотел этого делать, но тело… А-а-а-а-а-а-а! Я стал разделывать её живьём! Она кричала, брыкалась… кричала… Этот крик до сих пор будит меня по ночам… Я всё это видел, более того, делал всё это сам… Вот только я не мог даже извиниться… Потом мясо я пожарил и съел… Потом закопал остатки где-то в лесу. Шёл специально в темноте, не запоминая дороги. Там копал, копал… Несколько метров. Потом вернулся и… забытье. Просыпаюсь: дача, в воздухе ещё стоит запах жареного мяса, нож лежит не на привычном месте. Вот только пол чистый: я за собой тогда ещё прибрался… И я всё это помню, всё это делал я, своими руками! Я пытался рассуждать трезво, чтобы понять хоть что-то. Вот только это всё теория, которая ничего не даёт. Ну, разве что, она не запрещает мне пить. Это не могло быть вино. Возможно, резкий и непривычный выброс тестостерона в кровь, вперемешку с алкоголем. Это явно был какой-то мощный приступ. У меня никогда не было приступа, похожего на этот. И после того случая тоже не было. Вот только боль… боль… боль! – Никита с рёвом ударил кулаками по толстой броне транспортёра, по гаражу пронеслось эхо его крика и удара.

– М-да… А я ещё со своими проблемами лезу… Она всего лишь там осталась. Я хотел сказать, что я пытаюсь через Ярика найти ответ для себя… – сказал Марк тихо, просто для того, чтобы не держать мысль в себе, но она бы всё равно не задержалась: более тяжёлая мысль вытесняла.

Ярослав за машиной осел на пол, чего только теперь не кружилось в голове.

Когда даже самые заблудшие и маленькие голоса эхо закончились, повисла тяжёлая тишина. Но её осмелился нарушить Марк:

– То есть, ты всё-таки каннибал?

– Я не знаю… не знаю. Я же говорил, что это могли быть глюки. Правда, тогда и сама Лена должна была быть всего лишь глюком… А если всё было наяву, то… я ли её съел? Я же этому противился, пытался противиться.

– У тебя реально такие проблемы с головой? – спросил Марк из любопытства с нотками жалости.

– Похоже, что да. Видишь ли, я стоял на учёте у психолога, но психолог – это ни о чём. Почему я не ходил к психиатру и не лежал в дурке? – Никита пожал плечами. – Может, какие-нибудь небольшие связи мамы или советы Ярика по общению с психологами… Не знаю. Но, знаешь, я частично с этим смирился. Мне больно, эта рана не заживает, но я уже не пытаюсь её лечить, не копаюсь в проблеме. Мне сейчас гораздо интереснее вот что: помнишь, Алёну в психушку упекли? Так зачем? Мы решили, что это была охота на живца, но… она не была активна, эта охота. А в то, что они поверили в то, что Ярика сожрал тигр, я не поверю. Тут другая причина… Это не ФСБ… и не государство. А если и государство, то не из-за Ярика.

– У меня были по этому версии.

– К примеру?

– Ну, вот, может они запекли её в качестве приманки, только приманка работала по-другому.

– Это как?

– Алёна хорошо знала Ярика и нас. А мы ей доверяем. Она могла стать отличным агентом для спецслужб. Но просто так она не могла нас найти и обратиться. Надо было, чтобы это была инициатива Ярика. Так она должна была всё просто разузнать, а потом уйти. Она и ушла.

– Алёна не могла так поступить.

– Это одна из причин, почему версия ложная. А вторая: если бы она была агентом, нас бы давно накрыли…

– А ещё какие версии?

– Самая правдоподобная: просто она перешла кому-то дорогу. Это не слишком редкое явление: кто-нибудь мешает какому-нибудь миллионеру, он даёт взятку врачам, а они находят причину для лечения.

– Правдоподобно, да. Ладно, давай работать. Лучше времени много не терять.

– А ты уверен, что Лена мертва? Может, ты её не убивал, и она тогда не ездила с тобой на дачу.

– Она числится пропавшей без вести. Мертва… Марк, не надо не копай. Во всяком случае, без меня. Не раздирай рану…

– Сдался ты…

Они продолжили чинить БТР, а Ярослав незаметно выскользнул из гаража.

– Так вот оно как… – проговорил он, идя по коридору.

Навстречу шёл Алексей.

– А ты куда? – спросил Каргин.

– Марк в гараж звал. Там что-то чинят, без моих рук никак.

– Это да, это да, – грустно подтвердил Ярослав.

– Спасибо ещё раз, что жизнь спас. Взлетел бы я тогда на воздух…

– Только я в этом и виноват. Если бы я к тебе не обратился, то и не делали бы там засаду…

– Как знать, как знать… – Алексей удалился.

Ярослав продолжил идти по коридору, стараясь не поддаться панике, или похожему чувству, накатывающей огромной волной. Может, хорошо, что по пути опять встретились Сергей с Викторией, уже «отлипшие» друг от друга и шедшие в обнимку.

– Серый, – тихо, немного прохрипев, проронил Ярослав, кашлянул и повторил голосом звонче и громче: – Серый.

– А? – откликнулся тот, казалось бы безразлично.

– Знаешь, при других обстоятельствах я бы тебя не стал спрашивать, но… – Каргин указал взглядом на девушку, – это твоя война?

– В каком плане? – Немецкий немного прищурился.

– Ты будешь в ней участвовать? Если ты откажешься, я пойму…

– Если идём, то до конца! – твёрдо ответил Сергей, а Виктория посмотрела на него жалостным взглядом.

– Братан, – Ярослав обнял его и похлопал по спине, друг сначала немного оторопел, а потом просто пожал плечами. – А ты? – Каргин обратился к девушке, восстановив дистанцию. – А ты, жена декабриста? С нами?

Виктория занервничала, ведь не каждый день предлагают идти на войну, рисковать своей жизнью ради сомнительных целей, а глаза Сергея нервно забегали, и кровь стала притекать к лицу.

– Война не женское дело. Не надо… – явно взволнованным голосом произнёс Немецкий.

Ярослав медленно кивнул и плавно моргнул, и ушёл, поправив капюшон.

Птицы в клетке бьются,

Ежи колючками дерутся,

Рыбы выпрыгивают из вод,

Ели начинают ход,

Мамонты гуляют,

Еноты летают,

Нерпы хвостом виляют.

Гул мотора разрезал небесную тишину. Между маленьких облачков пронёсся чёрный самолёт с винтами на передней части крыльев.

– До цели две минуты, – чётко сказал Немецкий, сидя за штурвалом самолёта. Парень в чёрном костюме, а шлем закрывал лицо, поэтому эмоции различить трудно. Но, во всяком случае, там либо их нет, либо лёгкая улыбка от удовольствия: скорость и высота.

Маленькие фигуры людей в костюмах закопошились, забегали возле огромной ракеты, которая огромна даже для человека разумного, в грузоотсеке.

– Минута! – Сергей нажал пару непонятных кнопочек на панели управления, справа от него всплыл голографический экран с картой оттенков голубого. На ней белая с голубоватым отливом пульсирующая точка быстро двигалась, минуя города. Лётчик нажал ещё несколько кнопок, экран скрылся, а в грузовом отсеке под потолком замигали красные лампы и тихо завыла сирена.

Микролюди отбежали от ракеты, но продолжили возиться у стен, непонятно чем там занимаясь.

– Тридцать секунд!

Бомболюк открылся, и внутри заиграл сквозняк. И сдуло бы эмчей, если бы они уже не были пристёгнуты тонкими тросиками к стенам.

– Пятнадцать!

Металлические тросы натянулись.

– Три! Два! Сбро-ос!

Ракета быстро выскользнула из самолёта и полетела вниз. Сейчас она больше всего похожа на серебристую блесну, сверкающую на солнце во время заброса. Объект стремительно приблизился к поверхности и врезался в белое здание – Белый Дом. Блесна упала в воду. Поднялся гигантской величины оранжево-красный ядерный гриб.

– Есть! – довольно крикнул Сергей. Потом тряска. – Нет, нет! Нет!

Либо одна ракета американских вооружённых сил всё-таки сработала, вопреки умелым действиям эмчей-диверсантов, либо какой-то осколок смог подняться на такую высоту, благодаря взрыву. Но это не так уж и важно: что-то попало самолёту в хвост. И, несмотря на профессиональные манипуляции пилота, летательное средство продолжило терять высоту, увеличивая скорость падения.

Сильный толчок – удар о землю, уже сожжённую мощью ядерного оружия. Покорёженная груда чёрного дымящегося металла уныло лежала посреди чёрной пустыни. Из этой братской могилы десятка эмчей выползла полноразмерная человеческая фигура – единственный, кто выжил в крушении, пилот, который отказался от катапультирования, пытаясь до последнего момента спасти технику и экипаж. Он стянул шлем, глотая ртом грязный воздух. Сергей подполз к тому, что осталось от самолёта, а точнее к повреждённому пульту. Нажатия на любые кнопки не давали ничего. Немецкий, рассердившись, ударил кулаком по пульту, и заиграла музыка: знакомая, но вылетевшая из памяти. Но вскоре вернувшаяся: это одна старая песня одной старой группы.

– Ярик-Ярик, – на лице показалась тяжёлая улыбка, а глаза устремились в серое небо.

«Я не знаю, где ошиблись мы в расчётах», – запел певец сильным и чарующим голосом.

Сергей с трудом поднялся на ноги – они целы.

«Может, в плотности воздушного потока?»

Над ним пролетело ещё два самолёта: один, как этот, другой меньше и проще в конструкции – сопровождение.

«В состоянии свободного похмелья

Над пустыней был торжественно расстрелян».

Американский истребитель пронёсся, поливая огнём самолёты, но перед тем, как упасть, самолёт сопровождения успел выпустить ракету, забравшую на тот свет и истребитель, сохранив жизнь аппарату с ядерным оружием.

«Камнем тянет изнуряющая ноша,

Может, перед кем-то провинился в прошлом?

Потеряв надежду взвесить душу в храмах,

Все апостолы уходят на рекламу».

Раньше эту песню он не воспринимал всерьёз, не уважал. Она была приятна, но не более. А вот сейчас, когда ты поставлен в те же условия, она раскрылась по-другому, пробирая до глубины души. И заиграл припев, от которого побежали мурашки по коже:

«Но если верить не по понятиям,

Кусок металла – моё распятье,

Ночные звёзды – мои медали,

Я сбитый лётчик, меня достали».

Мимо пронеслась эскадрилья военно-воздушных сил Соединённых Штатов Америки.

«Я вижу тех, кем этот праздник был заказан,

Но тело плохо подчиняется приказам.

Играет музыка невыносимо громко,

И в вальсе кружатся горящие обломки.

Застыл в гримасе образ преломления света».

Далеко-далеко на горизонте вспыхнул ещё один ядерный гриб, отсюда казавшийся скорее плесневым грибом – маленькая яркая точка.

«В сухом остатке неудобные ответы».

Взрывная волна сбила Сергея с ног, он упал на спину, с умиротворением глядя вверх и вороша пальцами радиоактивный пепел.

«Насколько важен результат моей работы?

Теперь на это мне плевать с высокой ноты!»

Он вспомнил про свою девушку, настоящую любовь… «Нет! Мы ещё полетаем!» – он сжал кулаки.

Джон Смитсон натягивал шлем, одновременно неуклюже забираясь в вертолёт и слушая крепкого человека в военной форме, который, кажется, давал какие-то наставления.

По океану плыл крупный авианосец, один из немногих, что остался на вооружении. Он как раз и нёс этот вертолёт. Вдруг он резко остановился. Военный что-то крикнул, и вертолёт стал подниматься, но, вместо того, чтобы набрать высоту, пилот решил «уносить ноги» с тонувшего корабля. А его уже обвивали длинные щупальца мифического головоногого – кракена, одной из самой известной легенды морей. Вертолёт же уже прилично отдалился от этого места, но ошибка в высоте стала фатальной…

Из воды с баснословной скоростью выскочила гигантская акула, доисторический монстр. Её челюсти захлопнулись на фюзеляже, а зубы почти щёлкнули друг о друга, прокусив весь этот металл. Но этого не произошло, и рыба утянула летательное средство на глубину с ещё живыми (ненадолго) людьми.

Корабль тоже поддался натиску природных сил и пошёл ко дну, перестав представлять интерес для моллюска.

– Элла, Эллочка, девочка, ну ты чего? – Виктория гладила, присев на колено, собаку, которая активно тёрлась об руки и жалобно скулила. – Ну чего? На улицу нельзя сейчас. Нельзя. А, все твои друзья сейчас же заняты…

– Так, – мимо проходил Ярослав и остановился, – вы в боевых действиях участвовать будете? Тебе мы точно что-нибудь найдём, – сказал он девушке, а потом присел на корточки и обратился к собаке, – а тебе… В основном собаки подрывниками были… самоубийцы…

Виктория перевела на него испуганный взгляд, хотя Каргин его не заметил: он с грустью смотрел на зверя.

– Хотя-я-я… Она очень социальна? – он потрепал Эллу за ухом.

– Ну, вообще да. Со всеми вашими чупакабрами познакомилась…

– Отлично. Значит, будет вместе с ними глотки грызть, костюм для неё уже есть. Кстати, какая у тебя фамилия?

– Клинова.

– Ну, к нам ты вклинилась на ура, – Ярослав усмехнулся.

– Да куда я вклинилась? Я вас почти не знаю, только за Серёжей пошла…

– А узнать нас трудно… Ладно.

– Подожди, а я не поняла, как вы её так быстро выдрессируете, чтобы она убивала?

– А мы не будем дрессировать. Ты же сама сказала, что очень социальна. Она будет просто повторять за другими.

– Прокатит?

– Может быть.

– А меня куда, всё-таки?

– Тебя? А что умеешь? Ну, вот Серый, к примеру, лётчик. Вот он и летает. Или отлетал уже…

– В смысле, отлетал? – Клинова побледнела.

– Он же лётчик. Тем более военный. А они быстро становятся сбитыми лётчиками. Жаль, конечно, пацана… Но это его выбор…

– Его сбили?!

– Да я откуда знаю?! Предположил. Ты думаешь, американцы просто так пропустят самолёт, несущий ядерную бомбу?

– Ядерную?!

– Тебе не сказал? Хорош… Ну, будем надеяться, что бомба попала в цель.

– Да пох*й на эту бомбу! Главное, чтоб Серёжа жив был! – она чуть не заплакала.

– Любовь… Любовь. Хорошее чувство, но опасное… Опасное… Всю жизнь хотел собаку, – Ярослав ушёл, сложив руки за спиной.

Виктория ничего не ответила, удивлённая резким переходом от опасности любви, до собаки… Может, и связанно, но любовь точно имелась в виду между людьми.

– Так, если будем двигаться с юга, то будем поджимать их к северу, там им труднее будет, – Ярослав водил пальцем по карте на планшете, лежавшем на столе в комнате переговоров.

– Серьёзно, поджимать? Там счёт не на километры, а на тысячи километров! Кого ты поджимать собрался? Два километра и они сами помрут! – возразил Марк.

– Да, но не факт, что они пешком будут. Да и вообще, с юга им легче свалить, чем с севера, – парировал Каргин.

– Но тогда есть риск быть окружёнными: с другой стороны Южная Америка.

– Пойдём на такие риски, тем более Южная не такая сильная. Они просто будут сидеть и не вмешиваться.

– А на этот… раз привлекать наши войска? – спросил Король.

– Я не уверен. Честно, я ещё не понимаю, как нам вести бой там, чтобы ещё и осталось…

– Не будем забывать, что три ядерные бомбы, сработавшие как надо, уничтожили немало земель и подорвали моральный дух, – напомнила 201-я.

– Так может, ещё и химического оружия сверху? А, нет, тогда мы действовать не сможем… – неожиданно ворвался в диалог Никита и так же неожиданно замолчал.

– Ну, допустим, с ВМФ справятся мегалодоны и кракены. Авиацию и ракетные частично уже уничтожили эмчи. Некоторые крупные города уничтожили ядерки. Теми, кто будет близко к берегу, займётесь вы, – Ярослав посмотрел на Клементину.

– Хорошо. И мне кажется, будет достаточно просто стягивать их в воду, где уже будут поджидать хищники.

– А это возможно?

– У нас не только луки и мечи. Мы всё-таки гигантских акул ловим.

– Супер! Тогда где-то с юга, наверное, в Мексике, начнём высаживать чупакабр, и пусть они займутся мирным населением, а на уничтожение военных отправим последнюю авиацию.

– И нахрена нам тогда боевая техника, если мы её не используем?! – воскликнул Никита.

– Неудобно её на другой континент везти. Пусть на нашей земле поработает. А самолёты сами долетят.

– А мы можем связаться с уже улетевшими? – спросила Виктория.

– Полноценную связь мы не будем осуществлять. Единственное, отправим сигнал, означающий действие. Кто цел, начнёт работать, ну, или продолжит, – ответила 201-я.

– А мы можем узнать, кто цел?

– Вряд ли.

Где-то на западном побережье Мексики, со стороны Тихого океана.

Пейзаж напоминал не то степь, не то саванну: желтоватая трава, росшая на сухой почве, редкие колючие деревья, казавшиеся мёртвыми. О, а вот кактус. Одинокий… По этой унылой картине бежал волк. Но не в классическом понимании, не большой серый величественный зверь, а больше грязная русская дворняга: не очень большого размера (раза в два меньше обыкновенного волка), грязно-серо-коричневая окраска, стоячие уши, узкая морда, короткая шерсть. Вдруг он замер, посмотрев на запад, туда, где на горизонте синела вода. Он некоторое время разглядывал что-то, а потом резко принял оборонительную позу: оскалились клыки, на морде появились глубокие морщины, шерсть встала дыбом, хвост поджался. К нему размеренно приближалась армия каких-то маленьких существ. Они подбежали на расстояние нескольких десятков метров и остановились. Это тоже псовые, похожие на волка, только ещё в два раза меньше. Их чуть больше сотни, но их «армия» всё равно выглядела внушительно, тем более они облачены в броню, не заметную с первого взгляда. Чупакабры почему-то остановились перед «родственником», вопросительно подняв головы.