Великий Гэтсби. Роман

– Не покидайте нас! – просительно воззвала миссис Вилсон, – Я звякну Кэтрин! Кэт – моя сестра, красавица, спортсменка, пионерка – все знатоки согласны с этим!

– Я бы рад, но…

Мы двинулись дальше, миновали Парк и выскочили к Западной Сотой. Вся сто Пятьдесят Восьмая была заставлена одинаковыми под кальку многоквартирными домами. Всё это было похоже на аккуратно разрезанный большой пирог. У одного такого ломтя мы и остановились. Подняв голову и гордо поводя по сторонам с видом королевы, на минуту возвратившуюся на улицу детства, миссис Вилсон выхватили щенка вместе с остальными покупками и величественно неспешно проследовала в дом.

– Может, позвонить Мак-Ки? Пусть они тоже заглянут? – обсуждала она сама с собой, пока мы поднимались в лифте, – Как мне не забыть позвать сестрёнку?

Аппартаменты, если это возможно было назвать так, располагались под самой крышей, тут была крошечная гостиная, крошечная столовая, и ещё более крошечная ванная. Крошечная гостиная была вся заставлена чересчур для неё громоздкой мебелью, обитой гобеленом, так что невозможно было сделать и шагу, чтобы не уткнуться в троицу прелестниц, раскачивающихся на качелях Версальского парка. Впрочем, стены были абсолютно голые, если не считать сильно увеличенной фотографии, на которой, по видимому, была изображена пушистая курица на туманной, изрезанной трещинами скале. Если была возможность отойти на большую дистанцию, курица вовсе не гляделась курицей, а была похожа на шляпу, под которой морщинилось древнее старушечье лицо с пухлыми яблочными щёчками. На столе грудой валялись старые номера «Таун Тэттл», а поверх них субтильный томик «Симона, Называемого Петром». Завершали картину несколько таблоидов, питающихся самой нечистоплотной скандальной хроникой. Войдя в гостиную, миссис Вилсон тут же увлеклась щенком. Мальчик -лифтёр, выслушав её нотации, с великой неохотой отправился на добычу ящика с соломой и молоком для собачки. Вернувшись назад, он по собственному почину доставил ещё и банку твёрдых, как железо, собачьих галет – одна из них потом до ночи кисла в блюдечке с молоком. Пока все хлопотали вокруг, Том сразу же полез в секретер и вытащил оттуда бутылку виски.

За всю жизнь мне пришлось наклюкаться в умат только два раза. Этот был вторым. Поэтому, сразу скажу, всё происходившее тогда я воспринимал сквозь мутную пелену, хотя до восьми часов в окна врывалось яркое Солнце.

Миссис Вилсон, сразу уютно устроившись на коленях Тома, всё время звонила кому-то, а когда выяснилось, что курева нет, мне не оставалось ничего, как отправиться за сигаретами. Вернувшись, я застал пустую гостиную, и скромно усевшись в углу и принялся за чтение «Симона, Прозываемого Петром» – и не мог понять, то ли это была несусветная чушь, то ли от выпитого виски я ни черта не соображал, но слова так и не склеивались в моей голове во что-то путное. Не читайте, друзья мои, так называемых «священных» книг!

Спустя какое-то время Том и Миртл (мы уже с миссис Вильмон запросто кликали друг друга по имени) возвратились в гостиную, а немного погодя заявились гости.

Что касается Кэтрин, сестры хозяйки, то ей оказалась видавшая виды девица, довольно стройная, лет за тридцать, с лицом, забеленным, как у клоуна в цирке и копной ярко-рыжих, коротко стриженых волос. Она выщипала все брови до волосинки и навела их поверх под более, как ей казалось, впечатляющим углом, но это дерзновенное поветрие подправлять Природу сыграло с ней не лучшую шутку и сделало её черты странно расплывчатыми и как бы притянутыми за уши.

Стоило ей двинуться, как множество разных кармических колец и браслетов, скользивших на её руках, начинало позвякивать, как куча коровьих колокольчиков.

Она заскочила в комнату с таким хозяйским видом и так властно оглядела мебель в гостиной, что мне поневоле пришло в голову, что она постоянно живёт здесь. Но едва я осмелился спросить её об этом, как она делано-громко расхохоталась, гротескно повторила мой вопрос и одновременно разъяснила, что вдвоём с подругой снимает номер в отеле.

Мистер Мак-Ки оказался маленьким женоподобным человечком с палевым увядшим личиком. По всей видимости, всего минуту назад он брился и ввиду крайней спешки не успел стереть импозантный клок мыльной пены со щеки. Он был жутко респектабелен и надолго задерживался возле каждого, чинно пожимая руки, заглядывая в глаза и раскланиваясь в уверениях. Из его сентенций я уразумел только то, что он как-то граничит «с миром искусства», хотя потом мне стало известно, что он обыкновенный фотограф, и грандиозный портрет старушки-курицы, матери миссис Вилсон, чьё астральное тело благодаря этому теперь постоянно парило под потолком – его рук дело. Он появился с женой на прицепе – слегка томной, довольно красивой мегерой, сразу заполнившей пространство своим пронзительным визгом. Она первым делом поставила меня в известность, что за всю их счастливую совместную жизнь он сфотографировал её не менее ста двадцати семи раз.

Миссис Вильсон к тому времени успела переодеться ещё раз, и теперь на ней было очень помпезное платье из шифона кремового цвета, которое довольно противно шелестело при каждом её перемещении по комнате. Впрочем, с переменой платья, её облик так трансформировался, что мне стоило только удивляться. Теперь это была совсем другая женщина, чем так, какая гладила щенка в машине. Та, буквально брызгавшая изливавшейся из неё кипучей жизненной энергией, вдруг обратилась в сгусток какой-то плохо сформулированной и пропечённой полусветской спеси. Её смех, ужимки, разговоры с каждой минутой становились всё более жеманными, искусственными, и скоро и так довольно стеснённая гостиная вовсе перестала вмещать её распрямившейся, как пружина, сущности, так что в конце концов мне стало казаться, что на скрипучем, гремящем шарнирами и суставами стержне, в дымном, душном пространстве, вооружённая ступой и метлой, с диким ускорением вертится какая-то разнузданная Шекспировская ведьма.

– Моя дорогуша! – обращалась она к сестре неестесственно высоким, дребезжащим голосом, – Вся эта жульническая публика только и делает, что норовит тебя обмишулить! На прошлой неделе у меня тут была педикюрша, ты бы видела её счёт! Если бы она удаляла у меня аппендицит, он был бы много меньше!

– Как её зовут, не припомните? – спосила миссис Мак-Ки.

– Миссис Эберхардс! Она ходит по домам и приводит чужие ноги в порядок!

– Как мне нравится ваше платье! – отметила миссис Мак-Ки, – Какая прелесть!

Миссис Вилсон, презрительно передёрнувшись, сразу отринула комплимент:

– Старьё несусветное! – изревла она одной стороной рта, – Я его ещё иногда терплю, но только тогда, когда мне всё равно, как я выгляжу!

– Нет-нет, вы как хотите, а оно вам очень к лицу! – не желая уступать, трещала миссис Мак-Ки, – Случись Честеру снять вас в такой позе, получилось бы нечто!

Мы в полном молчании взирали на миссис Вилсон, в то время как она откидывала со лба выбившуюся прядь и одаривала нас ослепительной улыбкой.

Мистер Мак-Ки с преувеличенным вниманием взирал на неё, потом сделал шаг навстречу, протянул руку, как будто примериваясь, убрал, а потом снова протянул.

– Нужно только дать другое освещение! – сказал наконец он, потом, помолчав, добавил, – Здесь главное – лепка лица и моделинг! Мне пришлось бы потрудиться, чтобы вся масса волос вошла к кадр!

– А я не стала бы нипочём менять тут освещение! – закричала миссис Мак-Ки, – По-моему, как ни крути, тут как раз…

– Ш-шш! – попытался одёрнуть её муж, и нам снова пришлось вернуться к прошлому объекту, но тут Том Бьюкенен очнулся от забвения и поднялся.

– Почтенные молодожёны! – сказал он, – Вам бы лучше выпить чего-нибудь! Миртл! В содовой лёд кончился, добавь! А то у тебя как бы все тут не заснули!

– Я сказала мальчишке насчёт льда! – брови Миртл, демонстрируя крайнее возмущение нерадивости разных плебеев, приподнялись, – Вот людишки! Ходи тут за ними следом всё время!

Она посмотрела на меня и вдруг расхохоталась. Без видимой причины. Потом подхватила щенка, нежно чмокнула его в мордочку и выскочила на кухню с таким видом, как будто там выстроилась дюжина поваров с кочерёжками на плечах.

– У меня классные штуки выходили на Лонг-Айленде! – не без апломба выразился вдруг мистер Мак-Ки. У него был один-единственный недостаток, который искупал все его неизвестные достоинства – он не умел вовремя вступать в разговор.

Том с недоумением посмотрел на него и захлопал глазами. Так лев начинает хлопать глазами, узрев под носом вонючего скунса.

– Две вещицы до сих пор висят у нас дома!

– Две что? – недоумённо вставил Том.

– Два этюдика! Один назван мною «Мыс Монтон. Чайки», другой – «Мыс Монтон. Море».

– Когда выпьешь, всегда хочется на море!

Сестра Кэтрин уселась рядом со мной на диване.

– А вы тоже живёте на Лонг-Айленде? – живо осведомилась она.

– Я живу в Вест-Эгге!

– Вы шутите! Неужто? Я за какой-то надобностью была там месяц назад. У некоего человечка по имени Гэтсби. Вы случаем не знаете его? Интересная личность!

– Он живёт в соседнем доме! Дверь в дверь!

– Знаете, тут болтают, что он приходится не то племянником, не то двоюродным братом кайзера Вильгельма! Вот откуда у него такие деньжищи!

Обмен донельзя увлекательными сообщениями был прерван миссис Мак-Ки, которая внезапно указала пальцем на Кэтрин и воскликнула:

– Честер, я думаю, у тебя и с ней что-нибудь получилось бы!

Но мистер Мак-Ки на этот выпад никак не отреагировал и снова обратился к Тому:

– Если бы мне представился шанс, я бы с удовольствием поработал на Лонг-Айленде! Только бы за что-нибудь зацепиться, а там бы всё само собой пошло-поехало!

– Попросите Миртл! – заржал Том, провожая взглядом миссис Вилсон, которая бережно несла поднос, – У неё классно выходят рекомендательные письма! Миртл, поможешь написать?

– Что за письмо? – озадаченно вопросила она, – Кого кому рекомендовать?

– Рекомендательное письмо твоему мужу, с тем, чтобы он позволил мистеру Мак-Ки сделать с него несколько милых, живеньких этюдиков! – рот у Тома тут задвигался почти отдельно от его лица, он зашевелил губами, что-то как будто пережёвывая жвачку, – «Джордж Б. Вилмон. У газгольдера в шляпе с подзорной трубой», «Джордж Б. Вилсон. В гараже с ржавым гаечным ключом»! Или что-то в таком духе!

Кэтрин заскользила как можно ближе ко мне и тут же зашептала мне в ухо:

– Всем им ненавистны их мужья и жёны! Миртл – муж, Тому – жена!

– Неужто?