но соседи привыкли давно —
они люди не нервные,
и живут не спеша, и иного не требуют быта.
Каждый вечер выносят они
из домишек скамеечки,
демонстрируя верность обычаям патриархальным,
и судачат о том и о сем, звучно лузгая семечки,
перевес отдавая при этом вопросам глобальным.
Обсуждается апартеид и указы правительства,
говорится о видах на хлеб и крылатых ракетах —
как и прежде, спешить не торопится
время в провинции,
но сегодня совсем небольшой
стала наша планета.
К девяти по квартирам своим
разбредаются люди —
телевизор вечерним беседам большая помеха…
Но, как прежде, трамвай темноту
раздвигает светящейся грудью,
и потом еще долго впотьмах спотыкается эхо.
Рассвет в Гурзуфе
Врачеватель судеб,
торопливый гурзуфский рассвет —
и над сумрачным небом
вдруг вспыхнула чайка тугая.
Это было всегда – врачевала вода золотая,
оставляя на гальке светящийся пенистый след.
Это было всегда – золоченая кожа воды,
прогибаясь под тяжестью неба,
не выдаст прибоя.
Если гаснет звезда —
значит, чайка зажглась над водою,
и на ощупь находит дорогу рассвет-поводырь.
Можно сбросить на миг
тяжкий груз заблуждений своих,
притяжение неба пусть выпрямит нас и осудит —
и приблизится море, покуда рассвет не утих,
и прохладной водою горячие щеки остудит.
Это было всегда, это вечность
дала нам поблажку —
возле ранней воды воспарять
над земной суетой,
этот миг между завтрашней жизнью
и жизнью вчерашней —
торопливый гурзуфский рассвет
над водой золотой.
Пасхальные бредни
Когда чак-чак с мацою вместе
заходят в гости к куличу,
мне все равно, что рожа треснет —