В конце-концов, когда Джерси примет душ, он знает, что ему придется присоединиться к уборке, иначе она продлится до второго пришествия, но сейчас он, на ходу прихватив спички, прямо с дымящей папиросой уперся предаваться шуму воды и сходящим семи слоям грязи.
Лучше пусть в кафельной камере ядреным ирландским табаком разит, чем всем тем дерьмом, что скопилось по углам.
. . .
Другое дело. Их небольшой бункер еще требует мужской руки и хорошего моющего средства, но хотя бы привычной Джерси камерной чистоты эти двое добились. Минимализм, Джерси выбрасывал все, что даже еще можно было отмыть, потому что ему проще купить новое, а пылесборники в хате ему нахер не сдались.
Мешки двадцатилитровые, размером с половину или чуть больше человека, и пока Аркин протирает еще влажную голову полотенцем после того, как отстирался сам и переоделся, он даже позволяет себе вполне теплое:
– Молодец, молодец. Можешь же, когда хочешь.
Он неохотно поощрял труд, потому что знал, что это чревато еще месяцем неподвижного образа жизни. Мужик не должен расслабляться.
Шутка мазнула по слуху и сразу же создала условия для ускорения Финикса от замашки рукой на братский подзатыльник. Подзатыльника так и не случилось, старший просто припугнул, беззлобно.
Беглый взгляд в сторону Рика и кивок головы на дверь:
– Пойдем, поможешь мне все это вынести. – Иначе этот мусор никогда не покинет пределы квартиры. Пока что речь именно что о мешках, но вообще-то их ночной гость тоже бы не задерживался. Джерси просто ему помог, а не прописал на свою койку.
Тут мусорные баки совсем недалеко, и теперь можно понять, где они. В бункере нет окон, наружный мир – это окраина, совсем не бедный, но малонаселенный район, один из тех, где постройки не обновлялись десятилетиями, и живут в основном люди предпенсионного возраста на скопленные за жизнь средства, матерые и никуда не двигающиеся дальше.
Тут и кладбище, в общем-то, не далеко. Удобно.
– Это был мой брат, Финикс, – на случай, если младший не представился, Джерси-то не слышал их щебетание между собой.
Один мешок отправляется в мусорку, второй тоже. Если Мартин хочет оставить отзыв на знакомство – пожалуйста, но их разговор меняет настроение сразу же, как крышка бака захлопывается за последним пакетом.
Крепкая ладонь обхватывает чужое горло; вторая рука – от локтя до запястья придавливает поперек туловища вместе с плечами к стене; Аркин приструнил к ней своего собеседника одним сильным рывком, приподняв на те самые шестнадцать сантиметров роста разницы, чтобы видеть его глаза перед своими. Так сильно, что кирпич затрещал, посыпав из-под крыши дома, у которого они находились, чем-то цементным. Джерси бы не устроил разборки дома. Его брат не любит насилие, он, сука, нежный цветок, и пока оно так и остается – он не увидит ни единой лишней капли крови в стенах их общей квартиры.
Расстояние между телами почти никакое, не оставляет возможности ни вывернуться, ни ударить в силу, – и морда Джерси достаточно к лицу Рика, чтобы чувствовалось даже дыхание.
– А теперь послушай сюда. – Голос низкий и рокочущий, как Везувий, он не злой и не агрессивный, что хуже – ровный, твердый. Стальной, как и взгляд рыжего сейчас. Потому что семейная идиллия существует только в шалаше. Там, где нет окон и не видно всего остального мира. Дикого мира, в котором ебаные русские или не менее ебаные америкосы могут пришить тебя в любой момент. Этот мир Финикс не видит, но Джерси живет в нем каждый божий день.
– Мой брат – это все, что у меня есть. Если я узнаю, что с ним что-то случилось, что твои околоблядские дружки или членососы потаскухи Елены шароебятся хотя бы в миле от моего дома – я тебя из-под земли достану. Я достал тебя в твоем же притоне, я достану тебя _Г Д Е_У Г О Д Н О_. Я найду тебя, и буду играть тобой в бейсбол до тех пор, пока ты не выблюешь паштет из своих органов – и потом сожрешь его, глядя мне в глаза. Ты. Меня. Понял?
Взгляд глаза в глаза, тело перестает трепыхаться, найдя себе опору и вскинув руки, Химик быстро тараторит:
– Да, да, мсье Аркин, никакой Елены, я.. не работаю.. на нее, – из горла вырываются хриплые звуки, передавили знатно, поэтому становилось уже дискомфортно. У Рыжего силы много, а Рик не сопротивляется. Он не хочет драться с ним, рыжий с братом ему понравились. Не хочет вредить.
– Никакой.. Елены… пошла она в… – он осклабился сквозь нехватку кислорода, – в пизду, мсье Аркин, – и гаркнул смешком, насколько мог в таком положении. Задыхается, поэтому начал хлопать здоровяка по руке, прося уже расслабиться и дать ему не подохнуть.
Джерси почти не чувствует чужих хлопков на себе, он весь обращен в их небольшой, не очень дружеский разговор, и вскидывает удивленно брови, когда слышит, что этот пацан на Елену-то и не работает.
– Че ты мне заливаешь. – Нехотя, но он отпускает чужое горло и отстраняется на добрых два шага, если конечно с него слезли вместе с тем. Огромный кредит доверия Рику набили три монеты, которые он вернул Джерси. С другой стороны, хер знает, зачем он их хранил, может надеялся выследить по ним владельца.
– Кто ты тогда, просто торчок в ее помойке? На кого работаешь? – Он видел разъебанские шрамы. Всякие шрамы. Такие, какие оставляют не только в порыве страсти, предостаточно боевых. Этот тип явно не за травой и порошком в притонах Елены ошивается, или по меньшей мере платит ей не деньгами.
Джерси уже видел такое. Не первый раз сталкивался лбами с русскими, и это не первое животное на его памяти среди таких гадюшников. В принципе среди любых наркоманов: они все мать за дозу продадут, что там свою душу, жопу, совесть или чужого блять брата.
– На себя. – Следует запоздалый ответ.
Джерси шарит по карманам в поисках сигарет. Бесплодно чиркает зажигалкой перед мятой папиросой и поглядывает исподлобья. Он, ведь, не идиот совсем, чтобы притаскивать в свой дом того, кто знает о его способностях и тем более того, кто узнал о них в бою, и не оставить себе никаких гарантий безопасности. Есть фото, есть номер телефона, есть даже список контактов из него, последних звонков. Ему больше и не надо, даже если там почти все вычищено.
Кто ж знал, что сохраненный сейчас номер подозрительного дрыща через пару лет станет контактом постоянного клиента "членогрыз" со всратой фоткой. Тем самым первым селфи дружку из паба с облеванным полутрупом.
Так почему слепой химик-то? Терпение, ребята, эта история бэкграунда еще на пару глав. Не забыли, что у нас происходит вообще в наше время? Давайте вернемся в ночь переговоров в пабе "Уиллс"!
Глава одиннадцатая
Изображение сгенерировано нейросетью Midjourney, каждая генерация оплачена автором книги.
Билет по дешевке
Синди пудрит носик перед зеркалом. Напомаживает губы, с причмокивающим звуком растирая жирно-красную маслянистость верхней о нижнюю, пшикается духами, прореживает ресницы щеточкой для туши. Она сегодня идет в дорогое, элитное место, в напыщенную от пола до потолка пафосную-препафосную оперу.
И поверх своего макияжа натягивает черную бандитскую маску, аки мультяшный енот-воришка: ничего не скрывает по факту, но создает эффект личности инкогнито. В оперу она идет по особому билету, и название этому билету – гонорар от мистера… Как там его? Реймонд? Рональд? Райан? Она уже и забыла имя своего заказчика, но главное, что помнит время и место.
SAD – суперзлодейское агентство, предоставляющее соответствующие услуги. Миру оно известно, как организация злодеев, вершащих самые жуткие дела в Нью-Йорке; но правительственным скин-юзерам оно известно, как союзники и хлебная база для пиара. Мистер Реймонд оказался более зрячим, чем весь мир, а может сознательно пошел на договор с теми, в ком видел неподдельных злодеев, – и он бы не ошибался в этом.
Потому что Кейт, может, и получает денежки за то, что актерствует и притворствует, но после ее выступлений никогда не появляется табличка: "ни один человек или животное не пострадали".
Синди подмигивает себе в зеркало, по-девчачьи оставляет след от помады на ни разу не просанитаренной поверхности, где микробов наверняка не меньше, чем на ободке того же унитаза за спиной, и отворачивается, чтобы проверить, прихватила ли она свой деллинджер в расшитый бисером дамский клатч.
Вечер, большой театр. Кейт подбрасывает до места таксист-араб, совершенно не задающий вопросов: с Синди еще под десяток вооруженных головорезов с улицы за двести баксов час, ей этого хватит.
Дверца машины открывается, но прежде, чем блондинка вывалится в своем вечернем аутфите на улицу, ее одергивает Коллинз: дает наушники. Музыка в опере полный отстой, лучше послушать что-то нормальное, чем потом маяться от раскалывающейся головы из-за того, что кто-то вопил фальцетом на протяжение тринадцати минут.
В этом он прав. Оперу Кейт терпеть не может. Когда она воет так, что бокалы лопаются, никто не аплодирует!
Два наушника в уши, бомбический женский рэп о том, кто тут сучка и у кого тут кэш немного слышится даже несмотря на плотное прилегание наушников к ушам, и абсолютно не совпадает с образом грабительницы на каблуках.
Как и впрочем толпа немытых бычар за ее спиной, кто во что горазд: кто с битой, кто с волыной.
Синди чуть пританцовывает, пока поднимается по ступенькам, толкает ручкой дверцы и заглядывает внутрь, сталкиваясь с консьержем:
– Извините, уже все началось? Я тут немного опоздала. – Она заправляет прядь волос за ухо, хлопает ресничками под маской, неловко улыбается и заходит, копошась в клатче. – Так нервничаю, это мое первое… – Вытаскивает деллинджер. Резко меняется в лице, и голос падает вниз на пару тонов до грубого: – Ебучее ограбление.
Выстрел. Убийство, куда же без него. Они же злодеи!
Десяток спортиков обтекают Синди, как речка неподвижный камень, прорываются вперед и выбивают двери в зал.
Как бы громко это ни было, оно утонуло в громкости объемного звука оперы, и заставило оглянуться разве что последние ряды.
Кейт не стала прерывать славную партию, зачем? Она зашла, продемонстрировала пистолет, вытащила из клатча сложенный здоровый мусорный мешок и пошла по рядам. Шепотом, распинывая слушателей:
– Выворачивай кошель, дедуля. Давай-давай, живо, это ограбление блять! Дамочка, колье отдаем! Давай, не жмись, задница, оно подходит к моему коктейльному платью!
На нее шикают, к ней поворачиваются, возмущаются, получают еще пульку в лоб. Удивительно, но даже хлопок деллинджера тонет в завораживающих голосах, и это на сцену еще не вышла главная звезда постановки, ради которой большинство и пришло. Какая-то там Сирена, хз вообще кто это.