Раз и навсегда

Дороти, не зная, когда молодые люди вернутся, заказала легкий ужин, состоящий из одних закусок. Угощала с удовольствием, хотя и выговорила за то, что ее заказ – непременно привезти раковину – оказался невыполненным. И тут, как волшебник, Никос протянул матери продолговатую крупную, всю в крапинках замысловатую морскую диковинку.

– Какая прелесть! – всплеснула руками Дороти. – Где ты ее нашел?

– Секрет, – отшутился тот.

Так вот, оказывается, зачем понадобилось плыть к утесам, догадалась Маджи. В общей компании ей было легко, напряжение, связанное ее полной внутренней капитуляцией перед чарами Никоса, исчезло. Они втроем не спеша ужинали, наслаждаясь тишиной, ночными звездами и наступившей прохладой.

Потягивая маленькими глоточками вино, девушка поглядывала на мать и сына, занятых разговором об их общих знакомых. Ситуация позволяла ей почти в открытую изучать лицо Никоса.

В общем-то красавцем такого не назовешь. Резко очерченные скулы, грубой лепки нос, сильно развитые надбровные дуги, жесткая надменность губ… И все же он завораживал ее, как ни один другой мужчина.

В чем дело? Почему я все время думаю, какое блаженство суждено испытать женщине, разделившей постель с таким сильным и чувственным мужчиной? Она покраснела, ощутив, что под платьем вдруг потяжелели груди, и томная нега, разрастаясь снизу, охватила все ее тело.

Отогнав фривольные мысли, Маджи заставила себя сосредоточиться совсем на другом. Ее неотступно преследовала навязчивая идея, будто Никос Костаки откуда-то знаком ей. Их сферы общения совершенно разные, социальные уровни тоже. Нигде, ни при какой погоде линии их жизни не могли раньше перекреститься. И все же девушка мучилась. Так обычно случается, когда пытаешься вспомнить вылетевшее из головы слово или имя, а оно на ум не идет, хоть тресни.

Любопытно, чем он вообще занимается, в какой сфере бизнеса так преуспел? Пароходство? Но тогда он не продал бы комфортабельный «Принц», принадлежавший когда-то отцу и столь памятный матери. Впрочем, Дороти, которая лучше всех знает своего сына, недаром сказала, что мистер Костаки человек без сантиментов. Да… Вероятно, и в бизнесе, и в любви он именно такой…

– Извините, леди, я должен сделать кое-какие распоряжения. – Голос Никоса оборвал размышления Маджи, тем более он обратился непосредственно к ней: – Постарайтесь отпустить маму пораньше спать, ладно, Мадж? Завтра у нас будут гости.

Дороти прореагировала довольно презрительно, даже фыркнула:

– Сын, тебе пора обзавестись хорошей женой и подарить мне внуков вместо того, чтобы развлекаться.

– Мама, как знать, возможно, однажды я и преподнесу тебе сюрприз. – Отвечая матери, Никос покосился на девушку. – Как думаете, Маджи, получится из меня хороший муж?

– Не мне судить, мы ведь едва знакомы, – холодно ответила она, решив не реагировать на очередной подвох.

– Тогда я сделаю все, чтобы вы получше узнали меня, – сказал Никос улыбнувшись, затем поцеловал матери руку и строго добавил: – Помни, ты обещала вести себя хорошо. Надеюсь, договорились?

Маджи озадачило странное выражение на лице старой леди.

– О чем это он, если не секрет? – спросила девушка, когда Никос ушел. – Вы всегда ведете себя хорошо.

– Да, конечно, но ты еще не видела гостей, – с иронией ответила та.

Только сутки спустя Маджи начала понимать, что имела в виду Дороти, намекнув на гостей.

Утром они втроем завтракали. Правда, мистер Костаки явно торопился, потому что яхта уже швартовалась у пирса. Поцеловав, как обычно, мать, он наклонился к Маджи, чмокнул ее в щеку и заговорщицким тоном произнес:

– Насколько я понимаю в ловушках, вы самая лучшая из них. – При этом он выразительно глянул на чуть смутившуюся Дороти и откланялся.

– Почему он говорит о какой-то ловушке? – с недоумением спросила девушка.

– Не обращай на него внимания, Маджи. Он большой любитель разыгрывать, когда в настроении, конечно… Лучше давай посмотрим на Афины. Отсюда до центра города полчаса езды, так что я успею кое-что рассказать о знаменитых достопримечательностях, пока Никос не вернется с гостями.

Время прошло незаметно, потому что Маджи действительно увлеклась рассказами миссис Костаки. Память у нее была не по возрасту отличной, да и слушатель благодарный. Только когда к пирсу подъехали три длинных черных лимузина, Дороти смолкла.

– Возьми меня под руку, дорогуша, и давай побыстрее покончим с приветствиями, – потребовала она, едва только гости стали подниматься по трапу на яхту.

– Вы, похоже, от визита не в восторге.

– Более чем, – шепнула Дороти, однако со светской улыбкой направилась к приближающейся даме. То была темноволосая гречанка, примерно одного возраста с миссис Костаки, вполне сохранившая свою яркость и привлекательность.

– Аспасия, как приятно тебя видеть. – Женщины обменялись поцелуями, потом Дороти повернулась к девушке, сопровождавшей приехавшую: – Медея, радость моя. Ты расцвела еще больше! А где же мужчины? – Шествие замыкал Никос, разговаривавший с пожилым господином, а впереди них с уверенным спокойствием в каждом движении вышагивала высокая эффектная молодая дама. – Познакомься, Маджи. Это Элизабет, Лиз. Блестящая руководительница наших клубов здоровья.

Так Никос Костаки владеет еще и клубами здоровья, удивилась Маджи. Неожиданная новость чем-то обеспокоила ее, поселила в душе смутную тревогу, которой она не могла дать объяснения.

Элизабет – единственная англичанка в группе гостей – была потрясающе привлекательной. Лет тридцати, с черными волосами, темными глазами, превосходной фигурой и выразительным лицом. Такая очаровала бы и самого Казакову. Красавица наградила Маджи снисходительным взглядом, узнав, что та всего лишь компаньонка хозяйки. Соответственно прореагировали и Аспасия с дочерью. Пожилой господин – Александрос Веакис оказался мужем Аспасии. Он приветствовал Дороти по-свойски, а на Маджи глянул с нескрываемым любопытством.

В окружении родственников Дороти чувствовала себя не в своей тарелке, во всяком случае так почудилось девушке. И, пока гости дружно направились по каютам, выбрав момент, она спросила:

– Вы чем-то расстроены?

Никос услышал ее шепот и ответил за мать:

– Разумеется, нет! Ведь так, ма?

Он спешил, поэтому лишь покровительственно чмокнул мать в щеку и удалился вслед за весело переговаривавшейся компанией.

– Ну, что ты думаешь о нашей семейке? – спросила Дороти с цинизмом, которого раньше Маджи не замечала в ней. – Говори честно, не стесняйся.

– Ну… я же их совсем не знаю. Понимаете, первое впечатление может быть… – Нет, лгать она совсем не умеет. – Типичные греки… К счастью, усмешка хозяйки освободила ее от необходимости продолжать.

– Именно так. Знаешь, дорогая, иногда я даже забываю, что мой сын наполовину англичанин. У него чисто греческая привязанность к семье. Каждый год Никос требует, чтобы родственники собирались вместе. Он называет это «наши каникулы» и даже не подозревает, сколь мучительны они для меня.

– А в чем дело? Вы с ними не ладите? – Может, причина в ее чисто английском снобизме, подумала было Маджи, но сразу же отбросила такую мысль. Чопорностью Дороти Костаки не отличалась, наоборот, открыто и дружелюбно общалась с людьми, не заботясь, есть ли между ними дистанция, будь то происхождение или чисто клановые различия.

Дороти с удовольствием попробовала чай, который принес стюард, поставила чашку на маленький столик и очень серьезно посмотрела на Маджи:

– Помнишь, в кафе на Крите я обещала как-нибудь рассказать историю своей жизни? Пожалуй, настал такой момент.

Девушку озадачил странный тон хозяйки, но было бы глупо возражать, если человек хочет выговориться или излить душу. Возможно, благодаря откровениям матери и поведение ее сына станет в чем-то понятней?..

– Как ни странно, она напоминает греческую трагедию. Именно так. Тра-ге-ди-ю… Мой Дими – трос Костаки был человеком чести и женился на мне, когда я забеременела. Я любила его до безумия и считала себя счастливейшей из женщин. Старший брат Димитроса жил в Нью-Йорке с женой Аспасией и дочерью Медеей. Ты их сегодня видела. Моему Никосу исполнилось двенадцать, когда они впервые навестили нас. Я заметила, как мой обожаемый Димитрос смотрит на Аспасию, и поняла, что они не просто друзья. На вечеринке в их честь она совершенно откровенно призналась мне, что Димитрос с юных лет был влюблен в нее. Она предпочла старшего из братьев, потому что тот уже крепко стоял на ногах и имел приличное состояние, но стоит ей только поманить пальцем, как Димитрос окажется у ее ног!

– Господи! Какой ужас!

– Сначала я думала – врет! Набивает себе цену передо мной… Набралась духу и спросила мужа напрямик. Лучше бы он тогда соврал… Но Димитрос действительно познакомился с юной Аспасией раньше, чем брат, и фактически свел их друг с другом. Он называл меня дурехой, клялся и божился, что давно забыл увлечение юности, уверяя, как радуется счастью брата. Я постаралась поверить ему, и следующие шесть лет мы жили как раньше. Только я уже знала обидную для любой женщины деталь – ты не первая избранница своего кумира.

– Какое это имеет значение, он ведь любил вас… – попыталась было возразить Маджи.

– Аспасия с мужем и дочерью приехали снова. Им нравилось после Нью-Йорка отдыхать в родной Греции. Я не возражала, хотя тайный червь точил мне душу. И надо же было такому случиться – ее муж внезапно умер, и горюющая вдова – как это принято у греков – осталась жить с нами. Поначалу пришлось смириться, а через несколько месяцев я поставила ультиматум. К тому времени Никос уже поступил в университет, поэтому мы и купили особняк в Лондоне. По телефону я заявила мужу, что остаюсь с сыном в Англии, а у него есть выбор: или он выгонит из нашего дома золовку с дочерью, или мы разводимся и в Греции ноги моей не будет. Дольше терпеть я не могла. На другой же день он сообщил, что заказал билет на самолет, что нам надо объясниться, а не пороть горячку, что самолет прибывает в Хитроу в шесть утра… Но, как это свойственно греческим трагедиям, – он погиб по дороге из аэропорта в автомобильной катастрофе.

– О Боже! – в ужасе воскликнула Маджи, не успев заметить озорных искорок в голубых глазах Дороти.

– Я никогда не говорила Никосу о событиях, предшествовавших этому ужасному дню. Да и как бы он отнесся к факту предстоявшего развода из-за родной тетки. Не омрачать же мальчику память о любимом отце! Поэтому Никос и не понимает, почему я до сих пор прохладно отношусь к нашим греческим родственникам. Они как клин между мною и им.

Аспасия не захотела возвращаться в Нью-Йорк и обосновалась в Афинах, я же предпочла Лондон. Никосу тоже по душе Греция, где он и проводит большую часть времени. Университет мой сын бросил. Кто бы еще продолжил дело отца? Теперь мотается по всему свету…