Семь слов

Утром следующего дня в кабинете главного врача пациент из палаты номер 1 тусклым голосом вёл свой рассказ. Его слова записывал следователь, которому Владимир Николаевич для этой цели уступил свой рабочий стол. В кабинете, помимо самого Владимира Николаевича, также присутствовал адвокат. Наконец, у окна стоял Андрей Гардези – человек, щедро оплативший пребывание пациента из палаты номер 1 в этой загородной психиатрической клинике в обмен на возможность посещать своего подопечного в любое время. Глядя на Гардези, Владимир Николаевич остро переживал тягостные сомнения, пытаясь ответить на вопрос, этично ли было позволять этому человеку сделать то, что он сделал. Тот факт, что Гардези это позволение хорошо оплатил, только усиливал душевные страдания Владимира Николаевича.

– Ознакомьтесь и распишитесь, – сказал следователь, когда пациент из палаты номер 1 закончил.

Тот расписался в протоколе.

– На сегодня хватит, – хмуро произнёс адвокат. – Прошу отпустить моего подзащитного в палату.

– Ради бога, – пожал плечами следователь. – Мера пресечения – подписка о невыезде, так что мы подождём выписки из больницы.

Владимир Николаевич вызвал Нину Андреевну. В сопровождении медсестры и адвоката пациент из палаты номер 1 вышел из кабинета, опустив голову.

Дождавшись, когда уйдёт и следователь, Владимир Николаевич подошёл к окну и встал рядом с Гардези.

– Думаете, так всё и было, как он рассказал? – спросил главный врач.

– Думаю, да, – ответил Гардези. – Егор Воробьёв мог спасти свой бизнес, только договорившись с ним. Егор занял очень много денег у всех своих друзей, в том числе и у меня, но разрешить воспользоваться этими деньгами, несмотря на просрочку, мог только этот человек. Он был основным кредитором, и у него был весь залог. Егор принёс ему проект мирового соглашения, а тот просто разорвал бумагу у него на глазах. Наверное, Егор был уже на грани и сорвался…

– Застрелился прямо в его кабинете… – пробормотал Владимир Николаевич и сокрушённо покряхтел. – Вы, бизнесмены, совсем недооцениваете опасность стрессов…

– Возможно. – Гардези отвернулся от окна и присел на подоконник. – Пожалуй, это действительно стресс, когда начинаешь забывать, что в жизни важнее. – Гардези вздохнул. – Разве не глупо, что Егор оценил потерю бизнеса выше собственной жизни? А этот… – Гардези на мгновение запнулся, словно пытаясь сдержать какое-то слово, и сдержался, – мог спасти Егора, подписав мировую, а вместо этого потерял рассудок, когда его забрызгало чужой кровью…

– Шок и амнезия – это ещё не потеря рассудка, – поправил его Владимир Николаевич.

– Как угодно.

– Ну а вы? – спросил Владимир Николаевич.

– Что – я? – вскинулся Гардези.

Владимир Николаевич сел на подоконник рядом с Гардези.

– Мне даже страшно за вас, Андрей Викторович. Вы хотя бы понимаете, какой душевный груз на себя взяли? Так и вам недолго моим пациентом оказаться…

– Не дождётесь, – обронил Гардези, и Владимиру Николаевичу показалось, что это было сказано вовсе не ему.

– Честно говоря, – нерешительно пробормотал Владимир Николаевич, – не могу простить себе, что позволил вам устроить этот чудовищный эксперимент над больным…

– Но он же сработал, – мрачно отозвался Гардези.

– В этом вам повезло, если вообще можно так выразиться. – Владимир Николаевич снял очки и потёр указательным и большим пальцем переносицу. – Вы ведь назвались его другом…

– Моим другом был Егор Воробьёв, – сквозь зубы сказал Гардези. – Я не мог позволить тому, кто довёл его до самоубийства, укрыться в этой вашей амнезии.

– Это жестоко, – покачал головой Владимир Николаевич, надевая очки.

Гардези поднялся и посмотрел на врача сверху вниз.

– Да бросьте вы, доктор! – отрывисто сказал Гардези. – Вы что, не понимаете? Этот ваш пациент, скорее всего, и в тюрьму даже не сядет, несмотря на своё признание. Да, я не позволил ему спрятаться хотя бы от своей совести. Но лучше уж жить так, чем провести остаток жизни беспамятным овощем в вашей клинике! Так что с моей стороны это было очень даже по-дружески…

– Не уверен, что это для него лучше, – возразил Владимир Николаевич.

– Жизнь лучше любой амнезии, доктор. Прощайте. Спасибо вам за помощь.

– Прощайте, Андрей Викторович, – проговорил Владимир Николаевич. – Вы уж берегите себя. Может быть, вы и добились справедливости, но легче никому не стало… и прежде всего самому вам.

Гардези нахмурился, хотел было что-то сказать, но передумал и стремительно вышел. Владимир Николаевич смотрел ему вслед в окно до тех пор, пока шагающая неровной и слегка пошатывающейся походкой фигура не скрылась из виду за железными воротами.

2005

Семь слов

Однажды автору предложили написать рассказ с использованием семи нарицательных слов (или производных от них), которые ему назовут тут же наобум. С этими словами оказалось сложно с ходу придумать оригинальный сюжет, и тогда автор сдался и использовал неоригинальный сюжет, но зато в своё оправдание семикратно перевыполнил задачу – применил все заданные семь слов (или производные от них) не просто в рассказе, а в каждой из семи глав рассказа.

1

Вечерело. Море ещё освещалось закатным солнцем, но в небе уже виднелась бледная луна. Дул вечерний бриз, от которого деревья в саду шумели листвой, а плетёные кресла, сложенные ровным штабелем у садовой беседки, еле слышно поскрипывали.

Девушка с лейкой в руках сосредоточенно поливала клумбы с крыльца небольшого одноэтажного домика. Время от времени она бросала прищуренный взгляд в сторону моря. Правда, там не было ничего заслуживавшего внимания, кроме, может быть, стайки дельфинов, прыгавших по волнам вдали у горизонта. Но что-то заставляло девушку всё чаще и чаще всматриваться в темнеющую гладь моря и нетерпеливо переводить взгляд на наручные часы.

Наконец, присмотревшись, она увидела нечто, что заставило её радостно вскрикнуть и выронить лейку из рук прямо посреди крыльца.

– Дюк! – со счастливой улыбкой прошептала она.

2

Обернувшись, Дюк бросил последний взгляд на девушку, тяжело вздохнул и закрыл за собой дверь. Уже стемнело, с моря ощутимо веяло холодным ветерком, а над горизонтом, мутно проблёскивая сквозь полупрозрачные облака, светила огромная полная луна.

Дюк запахнул куртку, аккуратно перешагнул через брошенную прямо посреди крыльца лейку и быстро зашагал к пирсу через сад по выложенной плиткой дорожке. Он невольно отметил, как тщательно ухожен сад, а дорожка подметена до идеальной чистоты, если не считать нескольких опавших листьев.

– Райский уголок! – пробормотал Дюк себе под нос с неожиданной горечью.

Дорожка перешла в ступеньки, ведущие вниз на пирс, к которому был пришвартован быстроходный прогулочный катер «Дельфин», гордость Дюка. Спрыгнув на борт прямо с причальных подмостков, Дюк отвязал швартовочный трос и медленно опустился в кресло перед штурвалом.

Некоторое время он сидел, глядя прямо перед собой. Волна ударила в борт катера, Дюк вздрогнул, тряхнул головой и завёл двигатель.

Описав дугу, катер взревел и понёсся прочь.

3

Следователь подошёл к патрульному и показал удостоверение. Хотя луна светила достаточно ярко, патрульный всё же ослепил фонариком, сличая личность.

– Да я это, я! – раздражённо бросил следователь и был пропущен, наконец, к месту происшествия.

Он поднялся по крыльцу небольшого одноэтажного домика и вошёл внутрь. Там уже работала следственная бригада. В прихожей курил угрюмый судмедэксперт.

– Труп? – спросил следователь. – Криминальный?

– Труп, – подтвердил судмедэксперт. – Криминальный или нет, пока не могу сказать. Жду, чтобы отвезли тело в морг. Вскрытие покажет…