Объятия незнакомца

Но тело ее помнит о нем. Оно дрожит, оно рвется вперед, навстречу ему, стремясь приблизить тот миг, когда он целиком овладеет им, сделает ее своей, так же, как он овладел ее сердцем.

Еще крепче обхватив его руками, она ответила на его поцелуй, вложив в него всю свою страсть, и всем телом вжалась в него, ощущая, как с каждым его осторожным толчком и продвижением вглубь раскрываются один за другим ее теплые, мягкие лепестки. Но он вдруг замер.

Недоумевая, она пробормотала ему в губы нечто невразумительное. Ее пальцы почувствовали, как судорожная дрожь прошла по напряженным мускулам его спины и плеч. Он оторвался от ее уст, его резкое дыхание было таким же частым, как стук дождя. Грудь его вздымалась. Чуть приподнявшись и оперевшись одной рукой о землю, он принялся целовать ее подбородок и шею.

Откинув голову, она тихо заскулила, а он, захватывая губами кожу на ее шее легонько покусывал ее. Вихри огня проносились по ее телу, сжимая свои кольца вокруг той пустоты, которую он до сих пор не заполнил собой. Теперь, зная, что ей нужно, чего желает, она уже не смогла бы жить с этой пустотой.

Он склонил голову, провел языком по ее грудям, захватил губами кончик одной и осторожно потянул его. Она едва не задохнулась от муки.

– Макс, – выдохнула она. Ее голова металась по мягкой куче сена, служившей ей подушкой. – Прошу тебя!

Он ответил глухим стоном, и снова не дал ей того, чего она просила.

Но он начал двигаться.

Ритмично и медленно. Он выходил из ее глубин и снова входил в них, проникал в нее и снова бежал из нее; его тело скользило по ее телу, твердое по мягкому; его кожа терлась о ее кожу, его пот смешивался с ее потом. Губы его ласкали ее груди, целуя и посасывая их, пальцы кружили по ее животу, спускаясь все ниже и ниже. Но каждый раз, когда ей казалось, что наступает миг слияния, он поднимал бедра.

Она закусила нижнюю губу, чтобы сдержать дикие звуки, клокотавшие в горле, и только вскрикнула, не в силах дольше выносить это пульсирующее напряжение, все туже и туже стягивавшее каждый мускул ее тела. Обезумев от желания, она выбросила вверх бедра, чтобы принять в себя как можно больше его, удержать его в себе, – но он вернул их на место. Вздрогнув, она издала слабый звук, недовольная тем, как легко он утихомирил ее.

Однако тот факт, что она сейчас целиком в его власти, что отдана на волю его желаний, наполнил ее восторгом. Никому еще она так не вверяла себя, и это доверие шло из самых заветных уголков ее сердца и души.

Желание, любовь, мольба изливались в криках, слетавших с ее губ, когда он, не давая ей шевельнуться, задвигался быстрее, и каждый его толчок отзывался в ее теле ощущением ливня. Мучительное напряжение внутри нарастало, но она уже не осознавала ни себя, ни своих ощущений. Только одно ощущение существовало сейчас для нее – ощущение его, проникающего внутрь нее…

И вдруг так долго близившийся шторм грянул ошеломительным взрывом наслаждения.

Ее тело выгнулось, прижимаясь к его телу, и крик, пронзительный и исполненный нежности, прозвенел в воздухе. Словно тысячи ледяных, раскаленных капель обрушились на нее с неведомых высот ночного неба, словно сотни ослепительных молний пронзили ее. Горячее, обжигающее тепло бежало по ее жилам, размягчая все ее мускулы.

А он уже был там – там, где она жаждала его. Полностью в ней, он стал ее частью, пока она была во власти этого мощного, ослепительного урагана.

И это было удивительно, прекрасно. Такое сладкое, шелковистое, горячее. Вот оно – наслаждение.

Он обвил ее руками, притягивая к себе, его движения стали быстрыми и резкими. Да, да. Она не сдерживала своих слез. Это были слезы радости. Они бежали по щекам, стекая в ее мокрые волосы. Ее бедра двигались в ритм его, и вновь, не успев спуститься с головокружительных высот, она воспарила.

Выкрикнув ее имя, он сделал резкий толчок и вошел в нее целиком, заполнив собой ее пустоту и вместе с ней застигнутый штормом наслаждения.

Прошло немало времени, прежде чем она спустилась с небес на землю. Целуя, лаская, они молча смотрели друг на друга в прорезавших темноту вспышках молний. И не отпускали друг друга, уставшие, обессилевшие, соединенные навек.

Его глаза светились любовью, и эта любовь изливалась на нее с каждой его лаской, она чувствовала ее в том, как он дрожал в ответ на каждое ее прикосновение, – и чувства, затопившие ее сердце, сказали ей, что она не ошиблась, поверив ему, доверив себя, отдав ему свою любовь. Последние ее сомнения и вопросы погасли, как гаснут далекие звезды вместе с первыми лучами рассвета.

Где-то глубоко внутри, там, где не было места словам и вопросам, она чувствовала свою связь с Максом, и эта связь была глубже, прочнее, чем слияние их тел. Ничто и никто уже не сможет нарушить ее. Ни мрак беспамятства, ни гневные слова, ни тот мужчина, что хватал ее за руку и пытался обмануть. Ничто.

Ее веки опустились, улыбка тронула губы. Сегодня она видела, что ее муж может быть опасным, что ему ничего не стоит применить оружие, но она знает, что ей он никогда не причинил бы зла. Напротив, он применил силу, чтобы защитить, уберечь ее, оградить своей любовью и светом оградить ее от грозных теней.

Впервые с того дня, как она очнулась и обнаружила себя странницей в неведомом ей мире, она почувствовала, что не боится ничего. Ни себя, ни Макса, ни грядущего.

Даже своего прошлого.

Последние сгустки мрака, остававшиеся в ее душе, развеялись. Пусть у нее нет прошлого, но у нее есть прекрасное настоящее и чудесное, светлое, полное любви будущее. Если даже память никогда не вернется к ней, она не будет сожалеть об этом.

Отныне ее жизнь связана с его жизнью. У нее будут новые воспоминания.

И если даже этому ее вздоху, этой напоенной дождем ночи, этому воспоминанию суждено стать последними в ее жизни, то, что ж, она с радостью уплатит назначенную судьбой цену.

Макс пролежал с час, а то и больше, обнимая ее, не желая расставаться с ней, даже со спящей. Сердце щемило от любви и чувства обладания ею; все остальные чувства меркли рядом с этими.

Он провел по изящному, прелестному изгибу ее позвоночника, прислушался к мерному стуку дождя и к себе и понял, что не жалеет о случившемся.

Страсть его была утолена, рассудок возвратился к нему, но он не испытывал ни капли сожаления.

И пусть это было абсолютно нелогично, пусть это было даже нелепо, учитывая все те трудности, с которыми он уже столкнулся, и те, что ждут их впереди, – но он вдруг почувствовал надежду.

Неохотно, превозмогая себя, он убрал руку с ее спины и стараясь не потревожить ее, отодвинулся. Она не шевельнулась. Нащупав разбросанную на соломе одежду, он натянул бриджи, а потом оторвал лоскут от одной из ее нижних юбок. Поднявшись, он пробрался в темноте к двери, бесшумно отворил ее и вытянул руку, подставляя под дождь белый лоскут. Небо было затянуто тучами, и свет луны едва пробивался сквозь них.

– А у тебя, оказывается, есть секреты.

Он замер.

От этих слов, произнесенных шепотом, в груди у него больно сдавило. В ее голосе слышалась нежность, а не злость, но все равно, это были те самые слова, которых он с ужасом ждал от нее несколько дней.

Сдерживая участившееся дыхание, он вернулся в их соломенную постель.

– Извини, я не хотел будить тебя. – Легким, теплым поцелуем он коснулся ее губ и постарался придать легкость и своему голосу. – Какие такие секреты?

Она прижалась к нему и, уткнувшись в его плечо, сладко вздохнула.

– Ну, насчет «супружеских прав».

Он выдохнул. Он должен был бы сейчас испытать облегчение. Она имела в виду физическую близость между супругами, не более того. Она ни в чем не обвиняла, только поддразнивала его.

Но ее наивность и доверчивость лишь усилила его страдания. Он опять почувствовал себя подлецом.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – прошептал он, нежно проведя влажной салфеткой по ее щеке, шее, плечам. Он помнил, что должен сделать это осторожно и очень тщательно, и непременно до рассвета, пока темнота скрывает от нее то, что видеть ей совсем ни к чему.

– Да, – ответила она тихо, но без всякого смущения. – Да. Очень.

Он водил салфеткой по ее рукам, грудям, животу, подавляя желание, мгновенно вспыхнувшее в нем. Большого любовного опыта не требовалось, для того чтобы понять, что если он возьмет ее еще раз, то она назавтра будет чувствовать себя усталой и разбитой.

А если он будет брать ее каждый раз, когда ему хочется этого, они вообще будут не в состоянии покинуть это ненадежное пристанище.

Заманчивая перспектива, подумал он с сожалением.

Заманчивая и невозможная.

– Я рад, что тебе хорошо, – прошептал он, скользя салфеткой по ее гладкому, прелестному животу. – Мы давно уже… не были вместе. Поскольку ты не помнишь этого, я опасался, что ты… испугаешься или… – Он откашлялся. Ее блаженные стоны мешали ему сосредоточиться на том, о чем он хотел поговорить с ней. – Видишь ли, Мари, иногда, если женщину что-то тревожит или она давно не знала мужчину, то это может… причинить боль.

– О Господи! – Она охнула и, приподнявшись, прильнула к нему. – О Макс! Я сделала тебе больно? Да?

Она лишила его дара речи. Эта нелепое предположение развеселило бы его, если бы не искренняя тревога, прозвучавшая в ее голосе. Она тревожилась за него.