Объятия незнакомца

Чувство блаженного покоя охватило ее, когда она вновь ощутила тяжесть и тепло этого тела. Она удовлетворенно вздохнула, обняла его и закрыла глаза. Бедра налились тяжестью, и приятный туман обволакивал ее сознание, растворяя в себе мысли и слова. Никогда не представляла она, сколь сладкими могут быть поцелуи, никогда не догадывалась о том, что происходит между мужем и женой, какая тайна связывает их друг с другом.

И что может быть прекраснее, удивительнее этой тайны?

Она потерлась носом о его плечо и поцеловала его.

–О Мари, прошу тебя, – простонал он в подушку. – Ты убьешь меня. Клянусь Богом, я не выживу.

Она сонно улыбнулась и легонько укусила единственное место, доступное ей сейчас, – мочку уха.

Он вздрогнул и скатился с нее. Она что-то протестующе пробормотала, но он натянул на нее одеяло, обвил рукой ее талию и притянул к себе.

– Умоляю, Мари, – прошептал он. – Засыпай. Ослабевшая и сонная, она улыбнулась, послушно свернулась калачиком и уткнулась ему в плечо.

Рассвет уже вползал в комнату сквозь щель между шторами и потолком, а Макс все еще лежал рядом с нею, обнимая ее хрупкое тело. Несчастный, раздавленный, он презирал, упрекал себя.

И благодарил случай.

Казалось, жизнь его подчиняется теперь извращенному, порочному закону: из безвыходных ситуаций ему помогает выпутываться то же обстоятельство, благодаря которому он попадает в них.

Прошлой ночью во время пикника одна ложь спасла его от другой, а сегодня потеря самоконтроля вдруг обернулась благом для него. Для них.

Невинные поглаживания и мольбы Мари довели его до черты, за которой начиналось безумие, но он перешагнул ее. Будь он более опытным любовником и продлись это еще секунд тридцать, он лишил бы ее девственности и излил бы в нее свое семя.

Этого не случилось только благодаря его неумению контролировать себя. Только поэтому. Он забыл обо всем – о своей Миссии, о своих обязанностях, и пошел на поводу чувств.

Отрицать их далее невозможно. Пора перестать лгать себе.

Ведь он в ту секунду забыл обо всем, зная только одно: муж с женой должны быть вместе и должны дарить другу любовь.

Этот факт не давал ему покоя. Его чувства к ней, его дикая, необузданная страсть заставили его позабыть о том, что он ей не муж. Черта, отделявшая игру от реальности, вдруг оказалась размытой. И это уже опасно.

Нельзя допустить, чтобы это повторилось. Он обязан убедить себя, что она для него ничто и не может быть ничем, кроме как пленницей. Он должен сделать свое дело.

И сделав его, забыть о ней.

Но лежа рядом с ней, прислушиваясь к ее ровному дыханию, чувствуя тепло ее тела, прижавшегося к нему, каждый его изгиб, он понимал, что пути назад у него нет.

Он не сможет забыть ее.

В груди теснило, сердце билось часто и неспокойно. Совсем недавно – всего две недели назад – он считал, что у него есть все для того, чтобы чувствовать себя счастливым. Здоровье, семья, друзья, наука. Когда Вульф с Флемингом спрашивали его, во что он оценивает возлагаемую на него миссию, он не знал, чего еще может он желать для себя.

Но сейчас знает.

Повернув голову, он поцеловал темную прядь волос, ласкавшую его шею. Мари не принадлежит ему и никогда не станет его. Их страны воюют. Тайна, похороненная в ее памяти, и его ложь перечеркивают собой все, что могло бы соединить их. У них нет будущего; только несколько кратких, страстных мгновений разделили они друг с другом, да и те отравлены ложью. Он мог обманывать себя час, ночь…

Но рассвет должен развеять иллюзии. Утром они выезжают.

Глава 13

Мари сидела в карете, стоявшей у особняка, и крутила поблескивавшее на пальце золотое колечко. Она понятия не имела, куда они отправляются, знала только, что они должны уехать отсюда, потому что люди, разыскивающие их, могли напасть на след.

И все это из-за ее дурацкой поездки на улицу Сент-Оноре.

Сердце ее билось часто и тревожно. Но не предстоящий отъезд был причиной ее волнения. Она ждала Макса. Она не видела его с тех пор…

С тех пор как в ее спальне свершилось потрясающее открытие.

Откинувшись на спинку сиденья, она попыталась унять волнение, но нервная дрожь не оставляла ее. Проснувшись сегодня утром, Мари обнаружила, что лежит в постели одна, а там, где ночью лежал он, было пусто и холодно. Ее разбудил стук в дверь: Нанетта принесла ей завтрак, объяснив, что Макс распорядился, чтобы она позавтракала у себя, поскольку он отправился нанимать карету, которая увезла бы их из Парижа.

До чего же он добр, подумала тогда Мари. Взял на себя предотъездные хлопоты, не желая тревожить ее.

Однако, неужели он настолько занят, что даже не нашел времени по возвращении заглянуть к ней? Нанетта помогла ей облачиться в шелковое платье, сочного зеленого цвета и того же цвета плащ, назвав этот наряд очень модным и сказав, что для долгой поездки лучшего не придумаешь. Мари занималась своим туалетом дольше обычного, сама удивляясь тому, почему нанесение пудры на лицо и шею, смачивание духами за мочками ушей и доведение волос до глянцевого блеска сегодня представляется ей ритуалом необыкновенно важным и исполненным глубочайшего смысла, тогда как прежде она не придавала значения подобным пустякам. И вот она ждет его.

Она поправила уложенные в прическу волосы, повертела висевшую на серебряной цепочке лупу, беспокойно поерзала и, не зная, чем еще занять себя, раздвинула занавески. Увидев спешившую к карете Нанетту, Мари высунулась из окна, чтобы попрощаться с ней.

– Спасибо вам за все, Нанетта.

– Ну что вы, не за что, мадам. – Горничная вручила последние узлы с ее вещами кучеру, а потом, щурясь на ярком утреннем солнышке, повернулась к Мари. – Будьте спокойны, мадам, оставшиеся вещи, картину и книги мы отправим в Турень, как велел месье.

– Вы очень добры.

– Мне очень жаль, мадам, что вы так скоро уезжаете.

– Да. – Мари не знала, как объяснить Нанетте их внезапный отъезд. Ей не хотелось лгать, и она решила держаться по возможности ближе к правде. – Месье считает, что нам лучше пожить в деревне. Нанетта кивнула.

– Свежий воздух пойдет вам на пользу. Там вы быстро поправитесь. – Она улыбнулась. – Хотя, должна заметить, мадам, ваши щечки уже порозовели. Я как только увидела вас утром, сразу же отметила это.

Мари почувствовала, что краснеет. Неужели это так заметно? Наверное, ее выдают глаза. Они, вероятно, подсказали этой умудренной опытом даме, что Мари наконец-таки познала чудную тайну будуара, о которой та намекала ей.

– Д-да, – наконец вымолвила Мари. – Я чувствую себя… гораздо лучше.

Это лучше не описывало и сотой доли тех чувств, которые разбудили в ней руки и губы ее мужа. Вспомнив их, Мари окончательно смутилась.

Нанетта присела в реверансе.

– Я рада слышать это, мадам. Желаю вам приятной поездки и счастливого отдыха в деревне.

– Да, думаю, это будет настоящим наслаждением… то есть… удовольствием. – Она сконфуженно замолчала и поднесла руку ко рту, испугавшись, что наговорит лишнего. Господи, что с ней происходит? Одна ночь в постели с мужем, и она уже не может унять свое воображение и болтает невесть что.

Макс появился вовремя. Он вышел из парадных дверей, держа под мышкой большой кожаный саквояж, в сопровождении месье Переля, который нес его дорожный мешок. На нем опять был черный плащ, на голове треуголка, и эта одежда словно подчеркивала его рост, широкие плечи и внезапность его появления. Мари почувствовала, как что-то дрогнуло в ней.

Остановившись в нескольких шагах от Мари, он протянул дворецкому кошелек, пожал ему руку и, перекинув через плечо мешок, направился к экипажу.

Мари, замирая от страха, улыбнулась Нанетте и втянула голову в карету.

– Прощайте, Нанетта.

– Счастливого путешествия, мадам. – Горничная присела в реверансе перед Максом. – Счастливого путешествия, месье.