Объятия незнакомца

Эмилин ловко убрала чашку, а на ее место поставила чистую.

–Мы сделаем для вас скидку, мадам, – ласково сказала она, наливая из серебряного кувшина горячий шоколад. – Заблудившимся дамам шоколад подается бесплатно. А это к нему в придачу. – И она поставила перед Мари тарелку с пирожными. – Только прошу вас, не говорите хозяину. – Она бросила беспокойный взгляд на низенького толстяка, восседавшего за стойкой в дальнем конце зала.

Боясь расплакаться, Мари лишь молча кивнула в ответ. Эмилин поставила кувшин на стол.

–Если хотите, я посижу с вами, мадам.

Мари чуть было не сказала да. Ей не хотелось оставаться одной – и больше не захочется никогда. Только сегодня она поняла, насколько она уязвима. Самые простые, обыденные вещи, которые кажутся всем чем-то само собой разумеющимся – например, сходить в магазин и вернуться домой, – для нее могут стать страшным испытанием.

Она чувствовала себя беспомощной. И чувство это казалось каким-то чужим, не свойственным ей, оно страшило ее, и она не знала, как побороть его.

Она была бы рада компании Эмилин, но ей не хотелось идти на поводу своего эгоизма и навлекать на девушку приятности.

– Нет, Эмилин, спасибо. – Она поднесла чашку ко рту, заранее зная, что горячий напиток не согреет ее, не растопит ледяного страха, сковавшего ее, не снимет боли, пульсировавшей в висках. – Вы и так были очень добры. Мне жаль, что я отвлекаю вас от работы.

– Пустяки, мадам, – улыбнулась девушка. – Это и есть моя работа – сделать все, чтобы посетителям было у хорошо. И потом, мне было бы приятно посидеть с вами. Знаете, мадам, такие приятные посетительницы у нас редкость. – Она посмотрела в дальний конец зала, где толстяк за стойкой делал ей знаки, подзывая к себе. – О-ля-ля, мой патрон опять что-то хочет от меня, – пробормотала она. Извините, мадам, я покину вас.

Снова одна, Мари пила шоколад, не замечая его сладости, снова смотрела в окно, снова ждала Макса. Фонарщик своим длинным шестом зажигал фонари. Спускались сумерки. Скоро улицы окутает мрак.

Мрак.

Она обняла ладонью чашку, чтобы унять дрожь в руке. Но ничто не могло унять дрожи внутри нее – ни тепло фарфора, ни нагретый воздух переполненного людьми зала.

Господи, зачем, ну зачем затеяла она эту прогулку? И как ей теперь быть с этим именем, которое терзает больную голову? Вероника ле Бон.

Кто такая Вероника ле Бон? Родственница Макса? Кто-то, кого она любила? Или, может, ненавидела?

Какая-то часть ее жаждала ответа, но другая боялась его.

Свербящая боль в голове, душное ощущение черной пустоты – да разве можно вынести такие муки?

Только бы Макс нашел ее! Она представляла, как открывается дверь и входит он… Она заклинала, чтобы это произошло, молилась, чтобы с ним ничего не случилось.

От этой мысли внутри все сжималось, ныл желудок. Сделав несколько глотков, она отставила шоколад в сторону. Вдруг его схватили? Что если он уже в Бастилии? Или ранен? Или…

Заставив себя не думать об этом, она сунула руку в карман плаща и вытащила коробочку, в которой лежал подарок для него.

С ним не может случиться беды. Он умеет позаботиться о себе. У него есть пистоль. Он умный, сильный, осторожный…

Если только, обнаружив ее исчезновение, он не забыл о предосторожностях. Вдруг он…

– Мадам? – Эмилин, положив руку ей на плечо, так напугала ее, что Мари, резко развернувшись, едва не столкнула со стола чашку.

– Д-да, Эмилин?

– Мадам, тут какой-то господин ищет свою даму. Вы подходите под его описание. Вон, взгляните, тот мужчина, что разговаривает с хозяином, это не ваш муж?

Мари, затрепетав от надежды и страха, неуверенно поднялась, вглядываясь в полумрак зала.

Она смотрела на мужчину, на которого ей указывала Эмилин, – в черном плаще и треуголке, он ничем не отличался от остальных мужчин, сидевших здесь, ну разве что превосходил их ростом. Он обернулся как раз в тот момент, когда она поднялась.

Паническое отчаяние охватило ее.

Как вдруг она увидела знакомый мерцающий взгляд.

Она не успела ступить и шага, не успела даже вздохнуть от облегчения, как Макс стремительно направился к ней. Под распахнутым плащом она увидела серый жилет, тот же, что был на нем вчера, только теперь испачканный грязью. Макс был небрит и казался осунувшимся. А выражение его лица…

Оно изменилось мгновенно. Облегчение уступило место злости, как только его взгляд, скользнув по ней, по чашке с шоколадом, но серебряному графину, остановился на тарелке с пирожными.

Он остановился рядом с ней, и глаза его были ледяными.

– Спасибо, мадемуазель, – сухо сказал он Эмилин и бросил на стол несколько монет. – Больше ничего не нужно.

– Но, месье, она же еще не…

– Я сказал – не нужно.

– Да, месье, – испуганно проговорила Эмилин и, бросив сочувственный взгляд на Мари, удалилась.

– Макс… – Ей хотелось броситься к нему, уткнуться ему в плечо, но его глаза… Она никогда раньше не видела их такими. От них веяло холодом, и Мари остановилась как замороженная, не в силах пошевельнуться.

Только сердце ее неистово колотилось.

Он не сказал ни слова. Схватив ее за локоть, он потащил ее к выходу, едва не сметая с ног посетителей. Сейчас его рука была не просто теплой, она пылала.

–Макс! – возмущенно выдохнула она. – Позволь мне объя…

–Помолчите, мадам, – тихо приказал он. Его голос был острым, как лезвие. – Ни слова.

На улице было темно. Макс остановился, чтобы надеть ей капюшон, и, не медля больше ни секунды, повел ее сквозь людской поток к карете, стоявшей в конце квартала. Открыв дверцу, он сказал кучеру:

–Адрес вам известен, месье. Поехали, и побыстрее.

Кучер кивнул и взмахнул хлыстом. Карета тронулась в тот же миг, как только он впихнул Мари внутрь. Заскочив на ходу в карету, он сел напротив нее и с такой силой хлопнул дверцей, что задрожали стены.

Подпрыгивая на подушках, Мари сняла капюшон и посмотрела на Макса. Она и сама не смогла бы сказать, что чувствовала в эту минуту – то ли облегчение, оттого что все наконец разрешилось, то ли негодование, оттого как он обошелся с ней. Боль в голове, неумолимая, безжалостная, путала мысли и чувства, сплетая их в один клубок, и она не могла вымолвить ни слова.

– Мадам, – тихим, зловещим тоном заговорил он, поняв, видимо, что первой она не заговорит. – Может быть, вы все-таки объясните мне, чем была вызвана эта прогулка?

– Макс, я виновата…

– Ну что вы, это я чувствую себя виноватым. Ведь я помешал вам перекусить. Вы так приятно проводили время…

– Я… я не хотела…

– Что? Что ты не хотела? Уходить из дома? Но ты ушла, хотя я сотни раз предупреждал тебя, что это опасно. – Он сорвал с головы треуголку и бросил ее на сиденье. – У меня простонеукладывается в голове, как можно было поступить так! Уйти, не сказав мненислова!

– Макс, ты говоришь очень…