Цветы зла

            О сестра! Ребенок мой!            Раздели восторг со мной:В край иной поехать вместе!            На досуге полюбить,            Полюбить и опочитьВ том, с тобою схожем, месте.            Влажен солнца беглый луч,            В небесах немало туч,В них – уму очарованье,            Как в неясности твоей            Изменяющих очей,Где сквозь слезы есть сиянье!Край порядка и красот!Там покой и страсть живет!            Глянец стульев и столов,            Заблестевших от годов,Будут комнат достояньем,            И цветов редчайших ряд            Свой смешает ароматС амбровым благоуханьем.            Там – всё, чем блестит восток;            Там – богатый потолокС зеркалом необозримым            Поведет с твоей душой            Разговор секретный свойСладким говором родимым.Край порядка и красот!Там покой и страсть живет!            Там – в заливе – вижу я:            Дремлет кораблей семьяС прихотью их переменной.            Чтоб малейший твой каприз            Выполнить, – к нам принеслисьКорабли с концов вселенной.            Солнечный одел закат            И поля, и луг, и сад,И заливы, и селенья            В гиацинтов цвет златой,            И спокойно шар земнойДремлет в теплом озареньи.Край порядка и красот!Там покой и страсть живет!

Невозвратимое

IВозможно ль истребить Укоры о былом?Они живут, и точат едко,И нами кормятся, как черви мертвецом,Как гусеницы свежей веткой.Возможно ль истребить Укоры о былом?В каком вине, в какой струе, в какой лоханкеСтаринных утопить врагов,Нас разрушающих жаднее куртизанкиИ терпеливей муравьев?В каком вине? В какой струе? В какой лоханке?Скажи, колдунья, мне, коль знаешь ты о том,Уму, что погребен тоскою,Как умирающий задавлен мертвецомИ тяжкой конскою стопою, —Скажи, колдунья, мне, коль знаешь ты о том, —Почти умершему, кого ждут чутко звериИ ворон сторожит окрест:Солдату павшему! Иль он умрет, не веря,Что сыщет гроб себе и крест?О умирающий, кого ждут чутко звери!Возможно ль осветить чернеющий покровИ сумрак разорвать, которыйГуст, как смола; в нем нет ни утр, ни вечеров,Зловещих молний и Авроры?Возможно ль осветить чернеющий покров?Надежда теплилась свечой в окне Трактира,Но огонек задут навек;Без звезд и без луны найдет ли путник сирый,Измученный себе ночлег?Ах, Дьявол затушил свечу в окне Трактира!Колдунья! Знала ль ты нещадный приговор?Любила ль гибших в осужденьи?И ведом ли тебе отравленный Укор,Что сердце делает мишенью?Колдунья! Знала ль ты нещадный приговор?Невозвратимое зубами душу точит,Как некий жалкий мавзолей,И с основания порой разрушить хочетПостройку, точно муравей.Невозвратимое зубами душу точит.IIВ театрах плохеньких случалось видеть мне,Как музыка огнем сверкалаИ чудную зарю на адской вышине,Бывало, фея зажигала;В театрах плохеньких случалось видеть мне,Как Существо, кто смесь из золота и газа,На землю Сатану швырнет.О ты, моя душа, не знавшая экстаза, —Театр, что вечно тщетно ждетПрихода Существа, чьи крылья – блестки                                              газа.

Болтовня

Ты – как осенняя прозрачность небосклона,Во мне ж вздымается скорбь, как морей волна,И вспоминание, чей вкус горчей лимона,Оставит на устах моих, уйдя, она.Ласкаешь попусту меня рукой усердной!О, там, где ищешь ты – разрушено там всёЗубами женщины, рукой немилосердной.Нет! Сердца не ищи! Всё сожрало зверье!Моя душа – дворец, толпой опустошенный,Убийство там и смерть, рвет волосы кулак.– И запах плавает вкруг шеи обнаженной!..Жестокий бич для душ! Краса! Ты хочешь так!Что ж! Блеском праздничным, горящими                                                  глазамиВсё пережги, что мне оставлено зверями!

Осенняя песнь

IМы скоро в холоде очутимся печальном,И наших кратких лет, прощай, о свет живой!Я слышу: падают со стуком погребальнымДрова и на дворе звенят по мостовой.Зима вошла в меня, и с ней вошли сегодняОзноб и ненависть с усиленным трудом.О сердце! Превратись в полярной преисподней,Подобно солнцу, ты в замерзший красный ком.Звук падающих дров душою слушать страшно:Не так звук эха глух, коль строят эшафот!Мой уподоблен мозг вниз падающей башне,В которую таран неумолимо бьет.Мне кажется, что сны нагонит стук унылый,Что где-то второпях гроб сколотить хотят…Кому? – Уж лета нет, и осень наступила,И шумы тайные разлукою звенят.IIТвоих зеленых глаз люблю огонь печальный,Но, сладкая краса, всё ныне горько мне,И нет! не заменить ни очагу, ни спальнеМне солнечных лучей, горевших на волне.Но ты люби меня! Пускай я буду гадкий,Неблагодарный, злой! Как мать будь для меня!Подруга иль сестра! Дари же лаской краткой,Как осень славная иль солнце склона дня.Недолог труд! Меня ждет жадная могила!Позволь прижаться мне к твоим коленям лбом,Оплакав летний зной, белеющий и милый,Упиться осени желтеющим лучом!

Мадонне

Ex-voto[5] в испанском вкусе

Воздвигну я тебе, Владычица, Мадонна,В печальной глубине алтарь мой потаенный,И, выбравши в душе чернее уголок,Который от страстей людских и слез далек,Там нишу высеку лазурно-золотуюИ Статую твою, Мадонна, помещу я!А из моих стихов, где, как стена, металлИ где созвездья рифм кристалл образовал,Для головы твоей я сделаю Корону,И в Ревности моей, о смертная Мадонна,Я Плащ тебе скрою; от подозрений он,Вдвойне отяжелев и дико закреплен,Закроет, как леса, твое очарованье.Не в Перлы уберу тебя, в мои Рыданья!Одеждой будь тебе – Волнение Страстей,Которое то вверх, то вниз летит скорейИ, трепеща концом, недвижно у пределаБоготворит твой стан и розовый, и белый!Из Почитанья две атласных Туфли могЯ сделать для твоих божественнейших Ног.Пусть туфли скрепами ступню твою сжимают,Как створки раковин моллюсков охраняют.И если не смогу, при мастерстве моем,Создать я Лунное подножье с серебром,То Змея положу, что мне кусает недра,Под каблуки, чтоб ты, на искупленья щедра,Победоносица! – убила бы ногойЧудовище, что нас язвит своей слюной.Увидишь Помыслы, что, как Свеча, блистая,Пред алтарем твоим, Царица Дев святая,Бросают отблеск свой в лазурный потолок,Всегда к тебе стремя свой огненный зрачок.И так как всё во мне Мадонну обожает,То Ладан, Фимиам и Мирру воскуряет,И без конца к тебе, к вершине снеговой,Как Пар, вздымается мой Разум грозовой.Потом, чтобы создать Марии роль полнее,Смешаю варварство с любовью я моею!– Страсть черная! Грехов семь Смертных взяв                                                  скорей,Палач с раскаяньем, семь сделаю НожейОтточенных и, как жонглер, без сожаленья,Из всех твоих страстей взяв большую мишенью,Вонжу я в Грудь твою кинжалов острие,И Сердце я проткну дрожащее твое!

Полдневная песнь

Из-за излома злых бровейТвой облик кажется мне дикимИ с ангельским не схож он ликом,Колдунья с живостью очей!О ветреница дорогая!О страшная любовь моя!Как идолов жрецы, так яТебя смиренно обожаю!Пустыни запах и листы.Благоухает в жесткой прядке,И много тайны и загадкиЕсть в повороте головы.Как будто вкруг паникадила,Вкруг тела – аромат бродяг.Как вечер, ты чаруешь так,О нимфа сумрака и пыла!С твоею ленью не сравнитьИ зелья самые густые,А ласки знаешь ты такие,Что можешь мертвых воскресить!И твоему бедру знакомаК твоей спине и к груди страсть,И нежишь ты подушки всластьСвоею позою истомы.А иногда, чтоб утолитьВсю ярость тайного желанья,Ты искренне свои лобзаньяС укусом можешь подарить.Меня, смуглянка, раздираешь,Издевки с хохотом полна,А после взор, что, как луна,Отраден, – в сердце устремляешь.Под твой атласный башмачок,Под ноги в шелке, – положу яМою восторженность большую,И дарование, и рок!Моя душа тебе покорна,Тебе, мой цвет, свеча моя.Ты – вспышка жаркого огняВо тьме моей Сибири черной!

Сизина

Диану видели ль, когда она, сметаяКустарники, спешит в хитоне меж лесов,Не веря спутникам, и крик в себя впивая,И волосы отдав дыханию ветров?Видали ль Теруань, кто, битву обожаяИ к приступу зовя народ без башмаков,И саблю выхватив, охотно роль играя,С огнем в глазах бежит по ступеням дворцов?Воительница ты, о Сизина, такая ж!Душой не только смерть, но также милость                                           знаешь!Смела, и в барабан и в порох влюблена,Перед просящими себя обезоружитИ, с разоренною в огне душой, онаНайдет немало слез для тех, кто их заслужит.

Стихи к портрету Оноре Домье

Тот, чей портрет перед тобою,Читатель, – очень мудрым был.Он кистью тонкой нас училСамих смеяться над собою.Сатирик он, но рисовалС насмешкой твердою такоюОн Зло и окруженье злое,Что добрый дух свой доказал,Издевкой не напоминаяМефисто иль Мельмота видПод факелами Эвменид,Что нас морозят, их сжигая.В их смехе – шалостей чертыИскривлены печальной болью,В его ж – луч искренний привольяИ знак сердечной доброты.

Креолке

В стране, где аромат и солнышко ласкало,Сплетал пурпуровый лес балдахин листвой,Где пальма лень в глаза нам щедро изливала,Креолку я знавал с неведомой красой.Нас гордостью манер смуглянка чаровала,Тон кожи поражал теплом и бледнотой,Как грациозная охотница, ступала,И смех спокоен был, и смел был взор живой.Когда б отправились в страну великой славы,К Луаре с зеленью иль к Сене величавой,То, украшением старинных став домов,Заставили б сложить вы тысячи сонетов,В уединении, в тени, сердца поэтов,Их подчинив сильней, чем черных всех рабов.

Moesta et errabunda[6]

Скажи: твоя душа летала ли, Агата,Из моря черного столичных нечистотВ тот океан иной, сиянием объятый,Где глубина и синь, как девственность, живет?Скажи: твоя душа летала ли, Агата?Ах, облегчи нам труд, огромный океан!Какой же демон дал волненью в океане, —Певцу хрипатому, что воет под органВетров брюзжащих, – дар баюкающей няни?Ах, облегчи нам труд, огромный океан!Вези меня, вагон! Умчите прочь, фрегаты!Прочь! Прочь! Из наших слез зловонный                                          здесь ручей!– Не правда ли, порой и скорбный дух АгатыТвердит: «От совести, злодейства и скорбейВези меня, вагон! Умчите прочь, фрегаты!»Ты так далек от нас, благоуханный рай,Где светлая лазурь, где радостно, спокойно,Где, сердце, в девственной ты страсти утопай!Там всё, что любишь ты, – твоей любви                                                    достойно!Ты так далек от нас, благоуханный рай!Но рай зеленый наш, рай юности влюбленной,И беготня, и песнь, и ласки, и букет,И замиранье струн за горкой отдаленной,И полный жбан вина, и в сумерках боскет,– Но рай зеленый наш, рай юности влюбленной,О наш невинный рай, что тайных полн отрад, —Ужели Индии он дальше и Китая?Иль крики скорбные его не возвратят?Ужель не оживит вновь песня золотаяТебя, невинный рай, что тайных полн отрад?!

Призрак

Я, словно призрак с диким взглядом,С тобой в алькове буду рядом;К тебе я меж теней ночныхОпять скользну, бесшумно тих!Тебе, смуглянка, подарю яЛуны прохладней поцелуи;Под лаской гробовой моейПрипомнишь ты могильных змей!Лишь утра свет блеснет багровей,Ты не найдешь меня в алькове!Пусть он до ночи будет стыть!Как люди – нежностью своеюНад юностью царят твоею,Так страхом я хочу царить!

Сонет осени

Твои глаза твердят хрустальной чистотой:«Какие прелести во мне, друг странный,                                                скрыты?»– Прекрасной молча будь! Душа на всё сердита,Но пленена она животной простотой.Она не хочет ад раскрыть перед тобой,Песнь детства, в чьей руке протяжных снов                                           избыток,Чернеющих легенд воспламененный свиток.Я ненавижу страсть, и я от дум – больной!Возлюбим сладостно! Любовь, в засаде скрытой,Натягивает свой лук мрачно-роковой.Оружье старое! Изучено ты мной:Безумье, ужас, грех! – Своей душой разбитойТы – солнце осени, как я! Цвет бледный мой,Столь холодна и так бела ты, Маргарита!

Грусть Луны

Мечтает вечером Луна лениво, нежно,Как девушка, когда, пред тем, как ей уснуть,Среди подушечек, легко рукой небрежной,Ощупав контуры, оглаживает грудь.На шелковом хребте лавин, что полны ленью,От обмороков в смерть переходя, ЛунаСвой устремляет взор на белое виденье,Которым зацвела лазурь и вышина.Когда ж на шар земной, печали обреченный,Свою слезу Луна уронит потаенно,Враг богомольный сна, поэт, в ладонь возьметСлезинку бледную, что на́ землю упала(В ней – отсвет радужный, как бы в куске                                                   опала!),И, в сердце спрятавши, от Солнца сбережет.

Коты

Мудрец суровый и любовник ненасытный,Равно вы любите, достигнувши годов,Квартиры гордость, их, властительных котов,Что, домоседствуя, пред стужей беззащитны.Коты! Вы мудрости и похоти друзья!Вам любы тишина и ужас полумрака;Эреб бы взял себе их, как коней, однакоИх гордости запрячь в ярмо никак нельзя!И горделивость поз приемлете вы, стыня,Как сфинксы длинные в безмерности пустыни,Как бы заснувшие в поконченных мечтах.Чудесных искр полно в вас плодородье тела;Частицы золота, как бы песок, в зрачкахТаинственных котов блистают без предела.

Совы

Под тисами, что их скрывают,Как боги странные, сидятНедвижно совы в ряд, свой взглядВперяя красный. Размышляют.Пребудут без движенья так,Пока унылого порою,Прочь солнце отогнав косое,Не утвердится прочный мрак.Их поза – мудрым наставленье,Что суматохи и движеньяБояться должен человек.Кто опьянится быстрой тенью,Тот будет обречен навекНа жажду местоизмененья.

Трубка

Я – трубка автора. РешитьПо кафрской, абиссинской минеМоей способен всякий ныне,Что автор любит покурить.Лишь господин начнет грустить,Дымлю, как печь, я, где рабыниОбед готовят, чтоб мужчине,Придя с работы, есть и пить.В подвижно голубом сплетеньи,Из рта идущем моего,Я дух баюкаю его,Даруя мощно утешенье,Что сердцу радостно, и дамПокой измученным мозгам.

Музыка

Владеет Музыка, как море, часто мной!            К тебе, моя звезда, яПод сводом пасмурным иль сквозь эфир пустой            Свой парус поднимаю;И выпячена грудь. Как ткани парусов,            Так легкие раздуты.Я приступом беру хребты морских валов,            Что скрыты ночью лютой;Я чувствую в себе дыханье всех страстей            Корвета в миг опасный.И ветер с бурею, конвульсией морей,            Над бездною ужаснойБаюкают; порой – как в зеркале, в тиши —            Отчаянье души.

Погребение отверженного поэта

Когда на свалке, под каменья,В гнетущих сумраком ночах,Христианин из сожаленьяТвой славный похоронит прах,В часы, когда звезда невинноТяжелый блеск очей смежит,Паук протянет паутину,Змеят ехидна народит, —Век будешь слышать над собою,Над осужденной головою,Ты крики жалобных полков,Колдуний жадных и крикливых,Забавы стариков блудливыхИ черный заговор воров.

Фантастическая гравюра

Вот призрак редкостный и вовсе неодетый!Смешно надвинута на самый лоб скелетаКорона страшная, как будто карнавал.Без шпор и без хлыста коня он побуждал.Апокалипсисный одер (он призрак тоже!)Слюною брызгает, как бы в падучей дрожи.И в даль пространств они врубаются вдвоем,Безбрежность поперев отважным сапогом.Подъемлет всадник меч, что пламенем сверкает,И безымянную толпу конем толкает.Как оглядевший дом свой принц, он мчать готовЧрез ледяной погост, огромный, без краев,Где спят под отблеском потухшим небосводаНароды древние и новые народы.

Веселый мертвец

Хотел бы выкопать себе могилу самВ земле я жирной, где улиток копошенье,Где мог бы отдых дать измученным костям,Акулой в глубях вод я мог бы спать в забвеньи.Презренье выказал я всем людским слезам,И завещанию, и даже погребенью.Нет! Предпочтительно я воронам отдамНечистый остов мой при жизни на съеденье.К тебе, о черный друг, червь без ушей и глаз,Покойник радостный пришел на этот раз!Эпикуреец-червь! О ты, дитя гниенья!Безжалостно ползя сквозь труп мой, будь готовСказать мне: разве есть еще тому мученья,Кто тело без души, кто мертв средь мертвецов!

Бочка ненависти

Ты – бочка Данаид, о Ненависть, – и щедроМесть раздраженная готова до краевРукою красной лить в темнеющие недраИз полных ведер кровь и слезы мертвецов.Но Демон в бочке той проделал тайно дыры,И вытекают в них столетья пот и кровь,И, чтобы поощрить всех побежденных мира,Их Ненависть живит, чтоб кровь пролить их                                                 вновь.Пропойца Ненависть! О, в глубине таверныЖелаешь в жидкости всегда рождаться тыИ размножаешься, как будто гидра Лерны.– Но счастлив пьяница, познав врага черты.А Ненависти дан рок жалкий в достоянье:Забыться под столом она не в состояньи!

Разбитый колокол

Как сладко, горестно в тьме зимних вечеровВнимать, вблизи огня, где дым и трепетанье,Как медленно вдали, под звон колоколов,Поющих сквозь туман, встают воспоминанья!Блажен будь, колокол и бодрый твой язык!Ты, вопреки годам, перенесенным сладко,Уверенно швырнешь благочестивый крик,Как старый ветеран, не спящий под палаткой.Душа разбитая! О, если бы с тоскойПеснь кинуть вздумала в мрак ночи ледяной, —Напомнил бы твой зов слабеющий хрипеньеЗабытых раненых, что брошены в сраженьи,В кровавом озере, под грузом мертвых груд,Где, тщетно скорчившись, недвижные умрут.

Хандра

Февраль, что ненависть к живущему питает,Зловещий холод свой из урн огромных льетИ бледных жителей погоста заливает,И смерть в туманные предместия он шлет.Свой стан чесоточный без отдыха сгибает,Подстилку у плиты ища, худой мой кот,По крыше старого поэта дух шагаетИ грустным голосом, как призрак, песнь поет.Горюет колокол; дымящимся поленьямХрипящие часы фальцетом вторят с рвеньемВ то время, как в игре, где аромат плохой(Наследник роковой у них водянки старой!),Младой валет червей и дама пик с ним в паруЗловеще речь ведут об их любви былой.

Хандра

Так много помню я, как живший сотни лет!Пусть шкап большой хранит романсы, груды                                                     смет,Записки и стихи, судебные тетради,В любовных письмецах волос тяжелых пряди, —Всё ж менее в нем тайн, чем мозг скрывает мой!Да! Пирамида – мозг, огромный склеп такой,Что трупов больше скрыл, чем братская могила!Погост я! От него луна лик отвратила!Как совести укор, ползет толпа червей,Чтоб трупы те пожрать, что мне всего милей!Я – старый будуар, где много роз поблекших,Где беспорядок жив, где хаос мод отцветшихИ где пастель Буше, храня свой бледный вид,Вдыхает аромат флакона, что открыт.Протяжность дней хромых сравнять ни с чем                                           нельзя нам,Когда под грузом лет со снеговым бураномХандра, – угрюмого нелюбопытства плод, —Размеры страшные бессмертья обретет!Живое существо! Становишься отнынеТы, окруженное пугающей пустыней,Гранитом, что в песках Сахары тусклой спит.Ты – древний сфинкс, и ты на карте позабыт,Не знаем миром ты! Твой нрав суров: всегда тыНе иначе поёшь, как при лучах заката!

Хандра

Я схож с царем страны, где ливни моросят.Я юн, но очень стар; без сил я, но богат.Наставников своих с поклонами и лестьюОтвергнув, я скучал с моими псами вместе;Охота, соколы и гибнущий народВблизи дворца, – ничто меня не развлечет.Излюбленных моих шутов смешные песниМне не сотрут с чела жестокий след болезни.И ложе в лилиях имеет вид могил,А фрейлины мои, кому принц каждый мил,Не в силах выдумать бесстыдство туалета,Чтобы исторгнуть смех у юного скелета.Мудрец, что золото варил, никак не могДо корня излечить мой роковой порок.Из крови ванны, к нам дошедшие из Рима,Те, что владыками на склоне лет ценимы,Согреть не в силах труп безумный, в ком течетНе кровь, – зеленая струя летейских вод.

Хандра

Когда в тисках хандры у нас душа рыдает,И крышкой тяжкой нас гнетет небесный свод,И горизонт кольцом окрестность обнимает,И черный день, ночей мрачнее всяких, льет, —Когда становится земля сырой темницей,Где мышь летучая – Надежда – день-деньскойКрылами робкими должна о стены битьсяИ в плесень потолка стучаться головой,—Когда огромные потоки дождевыеРешеткой кажутся густой темниц пустых,Паучьи племена бесчестные, немыеСвои тенета вьют на дне мозгов моих, —Когда колокола вдруг с яростью огромнойБросают в небеса ужасный перезвон,Как бы блуждающей души, души бездомнойВздох продолжительный, такой упрямый стон, —То дроги похорон без боя барабанаНеспешно шествуют в душе, и слезы льетНадежда, и Тоска с жестокостью тиранаНад никлым черепом стяг черный разовьет.

Неотступность

Леса огромные! – Соборов вы страшнее!Хрипите, как орган; у нас, в душе дурной,В печальной комнате, где старый хрип слышнее,На «De profundis» ваш даст эхо отзвук свой.Я проклял Океан! Его скачки, волненьеМой дух нашел в себе; поверженных людейСмех, переполненный слезами оскорбленья,Я слышу в хохоте бушующем морей.Была б милей мне Ночь, но, отсветы звезды, выЗнакомым языком ведете речь со мной,А я ищу лишь тьмы, и черной, и пустой.Но, сумрак, даже ты – лишь полотно, где живы,Дробясь перед зрачком на тысячу частей,Знакомые черты исчезнувших людей.

Жажда небытия

О мрачная душа! Ты встарь борьбу любила!Надежда, что хлыстом пыл горячила твой,Не скачет на тебе; бесстыдно спи, хромойИ трусящий у всех препятствий, конь мой                                                    хилый!Спи, сердце, диким сном, свой проигравши бой!О побежденный ум! Вор с дряхлою душой!Любовь и спор тебе теперь уже постылы!Прощайте, меди звон и флейты вздох унылый!Восторг не радует мой мрачный дух и злой.Весна утратила чудесный запах свой!И Время по клочкам так душу поглотило,Как холод путника под снежной пеленой;Взираю сверху я на круглый шар земной,И шалаша на нем искать нет больше силы!Когда б в падении меня лавина смыла!

Алхимия скорби

Один – Природе даст свой пыл,Другой – свой траур и страданья.Одним – ты жизнь и процветанье,Другим – ты Смерть и мрак могил.Гермес безвестный, всё сильнееПугаешь, помогая, ты.Мидаса мне даришь черты,Алхимика, что всех грустнее.Железа в злате я искал,На преисподню рай менял.И, саван тучи разрывая,Труп, дорогой мне, увидал.И, берега небес копая,Я саркофаг там воздвигаю.

Отрадный ужас

«Какие мысли с небосклона,Что полон странной синевой,Спускаются в опустошенныйТвой ум? – Ответствуй, муж дурной!»– О жадностью не пресыщенный,Плененный неизвестной тьмой,Не проливаю слез Назона,Утратив рай латинский свой!Как латы, свод небес разодран,И спесь моя им пленена;И облак, где печаль видна, —Моих мечтаний смертный одр он;И словно Ад – блеск тех огней,Где сладко быть душе моей.

Трубка мира

Подражание Лонгфелло

IВот Гитчи Маниту, Владыка Жизни Сильный,Спустился в прерию зеленую, в обильныйПростор из прерий, где стоят холмы горой.И там с огромных скал, с вершины Камней                                         Красных,Главенствуя над всем, омыт в лучах прекрасных,Огромен и велик, он встал совсем прямой.Чтобы собрать к себе несметные народы,Что многочисленней, чем травы и чем воды,Ужасною рукой он выдрал из камнейКусок, чтоб трубку мог создать высокомерно,А после из ручья, из гущи непомерной,Чтобы создать чубук, избрал тростник длинней.Чтоб раскурить, он взял плакучей ивы лыко,И, Всемогуществен, Создатель Сил Великий,Возвысясь, запалил божественный маяк,Как Трубку Мира; и, на Камнях стоя Красных,Курил, велик и горд, омыт в лучах прекрасных,И так народам был великий подай знак.И дым божественный, медлительно взнесенный,В эфир предутренний вздымался благовонно.Сначала это был неясный луч, потомПар начал голубеть и стал гораздо гуще,Пoтом он побелел, растущий, вверх ползущий,И под небесным он сломался потолком.От отдаленнейшей вершины Скал Нагорных,От Северных морей до шумных вод озерных,От Тавазэнты (ей равнин подобных нет!)До Тоскалузских рощ, что очень ароматны, —Все видели сигнал; дым этот необъятныйМедлительно всползал вверх, в розовый рассвет.Пророки молвили: «Узрите дыма гущи,Что, схожие с рукой, приказы отдающей,Вдали сгибаются и застят солнца свет!То – Гитчи Маниту, над Бытием Владыка,Твердит во все концы он прерии великой:О воины! Я вас зову на мой совет!»Дорогами долин и быстрою водою,И с четырех концов, где веет ветровоеДыханье, воины племен, поняв сигнал,Который был им дан в дрожаниях неясных,Пришли, покорные, к вершине Камней Красных,Где Гитчи Маниту им встречу назначал.В зеленой прерии, оружием покрыты,Стояли воины, и лица их сердиты,И пестротой боец похож на листопад.Пронзало существо их ненависть большая,Пылавшая в отцах их злоба вековая,И роковым огнем горел их дикий взгляд.Горели их глаза наследной злобой дикой,И Гитчи Маниту глядел – Земли Владыка,На всех собравшихся, – с страдальческим лицом,Как бы отец-добряк, ценя порядок всякий,Глядит на малышей, на ссоры их и драки.Был Гитчи Маниту для всех племен отцом.Взмахнув над толпами своей рукою правой,Чтоб покорить сердца и бедные их нравы,Чтоб освежить их жар тенистою рукой,Он начал речь свою; был этот голос властныйПохож на водопад и шум его ужасный,Когда в паденьи рев бросает неземной.II«Потомство жалкое мое и дорогое!Внемлите разуму божеств, мои сыны!Я, Гитчи Маниту, Владыка Жизни, стояПред вами, говорю: ах, этим странам мноюОлени и медведь, бизон и бобр даны.Я сделал легкими и ловлю, и охоту.Охотник! Для чего ж убийцею ты стал?Наполнил птицами я топкие болота.О неслухи! Иль вам недостает чего-то?О человек! Зачем в соседа ты стрелял?Воистину устал я от кровопролитий!У вас взывания преступные с мольбой.В раздорах для себя погибель вы таите.В согласьи ваша мощь. Как братья вы живите,Умейте сохранять вы мир между собой.Пророка скоро к вам пришлю я издалека,Чтоб, вас уча, страдал он с вами заодно.Жизнь станет праздничной у вас от слов пророка.Но, коль не внемлите вы мудрости глубокой,Всем, дети бедные, погибнуть суждено.Свой вид воинственный отмойте вы в пучине.Есть много тростников, утесов и вершин,Чтоб трубки выделать. Довольно войн мужчине!Достаточно лить кровь! Живите братски нынеИ Трубку Мира все курите, как один!»IIIОружье на́ землю внезапно бросил всякий,В ручье поспешно смыл войны и боя знаки,Что делали их лбы торжественней и злей.Всяк трубку смастерил и вырвал из пучиныС завидной ловкостью тростник прибрежный,                                        длинный.Смеялся Маниту, взирая на детей.И в каждого сошел дух восхищенно смирный,А Гитчи Маниту, Владыка Жизни, мирноЧрез запертую дверь вознесся в небосклон.– Сквозь пышные пары и облака, сияя,Торжественно Велик, светло благоухая,Взносился Властелин, работой восхищен.