Ахульго

– Боюсь, ваше превосходительство, что это будет затруднительно, – развел руками Попов.

– В каком это смысле? – возмутился Граббе.

– Прошу принять во внимание, что они понятия не имеют об установленных формах насчет денежного содержания, – объяснял Попов.

– Но это еще полбеды…

– Я самоуправства не допущу! – стукнул кулаком по столу Граббе.

– Я уже имел честь докладывать по начальству, – продолжал Попов.

– С ханами приходится иметь особое обхождение. Одним словом, если станем требовать от них отчета в законном употреблении сих денег, то вряд ли чего дождемся. А то, что мы не увидим их милиций, когда возникнет надобность, – это уж как Бог свят.

– Дас, – недовольно протянул Граббе.

– Так уж тут заведено. Податей предписанных – и тех не платят. И даже арбы для походных нужд присылают через раз, хотя арбяная повинность возложена по закону. А не заплатишь – такую арбу пришлют, что волы на ходу дохнут.

– Так явятся эти мошенники или нет? – вопрошал Граббе.

– Будут, – заверил Попов.

– Потому как Шамиль им уже поперек горла стал. Задержка проистекает лишь по удаленности их от Шуры.

– Изъясняйтесь точнее, господин полковник.

– Во владениях у них неспокойно, – объяснял Попов.

– Агитаторы Шамиля подбивают жителей к неповиновению.

– А ханы что же? – вскинул брови Граббе.

– Приводят подданных своих в покорность, ваше превосходительство.

– Надеюсь, успешно?

– Отчасти, – кивнул Попов.

– Говорите, как есть, – велел Граббе, начиная терять терпение.

– По правде сказать, ваше превосходительство, – развел руками Попов, – ханы здешние – еще те правители.

– Пьяницы? – предположил Граббе.

– Пить – не пьют, вера не позволяет, – говорил Попов.

– Зато так распоясались, что народ готов их растерзать и без шамилевских проповедей.

– Что же, и закона на них нет? – недоумевал Граббе.

– Мы в их дела не вмешиваемся, – рассказывал Попов.

– А они под нашим крылом осмелели и принялись такими податями народ обкладывать, каких никогда и не было. Вот население и склоняется к Шамилю.

– Зачем же своими руками бунтарей плодить? Неужто нельзя этот произвол как-то пресечь?

– Стали мы к ним помощников наших назначать, офицеров, для ведения переписки и наблюдения за прочим.

– И что, присмирели?

– Куда там! – покачал головой Попов.

– Это же сущие деспоты! А уж про вольные общества в горах и говорить не приходится.

– То есть как – вольные? – не понял Граббе.

– Дагестан, изволите ли видеть, большой, – пустился объяснять Попов, раскладывая на столе карту.

– Почти все, что вдоль моря Каспийского, издавна в руках князей местных – шамхалов, уцмиев, ханов и прочих владетельных лиц.

– А то, что в горах?

– В горах тоже есть влиятельные дома, – показывал на карте Попов.

– К примеру, Кази-Кумухское ханство. Или вот ханство Хунзахское, которое теперь в Нагорном Дагестане, наш главный союзник. Остальное все по природной недоступности, или вовсе независимо ни от какой власти, как веками сложилось, или приняло сторону Шамиля.

– А сам-то он где засел? – разглядывал карту Граббе.

– Вот здесь его ставка, – показывал Попов.

– По полученным сведениям, имам новый замок опять на Ахульго возводит. Место, доложу вам, ужасное, головоломной крутизны.

– Господин поручик, – обернулся к Милютину Граббе.

– Полюбопытствуйте.

Но Милютин, стоявший с Васильчиковым за спиной у Граббе, и без того уже рассмотрел карту.

– Осмелюсь доложить, карта никуда не годится, – заявил Милютин.

– В каком смысле? – запротестовал Попов.

– Я по ней с генералом Фезе на Ахульго… Вернее мы ее потом нарисовали, после похода.

– Оно и видно, – сердился Граббе.

– Где были, то и обозначили. Одну только дорогу и вижу, до Хунзаха. А если другим путем идти?

– Тут, ваше превосходительство, особенное дело… – замялся Попов.