Русский хлеб в жерновах идеологии

Или вот «вещей галантерейных и туалетных, игрушек детских (ценных, простых) и проч» ввезли на 5 миллионов 440 тысяч. Крестьянке такие глупости явно ни к чему! – ей за глаза хватит деревянного гребня и домотканого «рушника»… Да и дети тружеников прекрасно обойдутся без покупных игрушек (даже «простых»!) – достаточно почитать Толстого: «У Груши не было куклы, она взяла сена, свила из сена жгут, и это была её кукла; звала она её Маша». Выходит, ввозилось это всё для представителей привилегированных сословий (ну… и ещё тех падших созданий, что удовлетворяли их низменные потребности).

То же самое можно сказать и о музыкальных инструментах – коих было ввезено на 5 миллионов 209 тысяч. В деревне кривой пастух Микитка и на самодельном рожке неплохо играет!.. А от этих покупных немецких «гармоний» – один разврат… Так что трудящимся это не нужно. Кто остаётся? – правильно: помещики! Вот им скрипки и рояли нужны, для балов и музыкальных вечеров (да ещё – российским музыкантам и композиторам Серебряного века, обслуживающим их вкусы).

Об экипажах нечего и говорить! – а ведь их было ввезено на 4 миллиона 119 тысяч. Кому они нужны, кроме помещиков (друг к другу в гости ездить)?.. Правда, изрядную долю этого «импортного автопрома» составляли велосипеды и запчасти к велосипедам (на 1 миллион 389 тысяч); ну да рабочему человеку велосипед тоже ни к чему…

А книги и картины, которых ввезли на 2 миллиона 265 тысяч?..

Зачем аграрной стране иностранные книги?! Как говаривал Илья Ильич Обломов: «Грамотность вредна мужику: выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет…». И то же самое можно с полным основанием отнести к русскому инженеру, студенту, учителю, врачу, юристу, военному! Какая может быть в стране модернизация, если люди будут отвлекаться на чтение? Или как сказал другой умный человек: «Уж коли зло пресечь: забрать все книги бы да сжечь».

А если серьёзно, то единственный промышленный товар, который был явно рассчитан на людей… так скажем… не бедных – это «золотые, серебряные и платиновые изделия»; которых, впрочем, было ввезено на весьма скромную сумму в 2 миллиона 817 тысяч.

Одним словом, никаких таких «высококачественных потребительских товаров для высших классов, в основном, для помещиков», – да ещё на 180 миллионов рублей! – в Россию в 1907 году не ввозилось. И никаких оснований для столь фантастических утверждений в справочнике, на который Нефёдов ссылается (да ещё с указанием страниц!), не имеется. Точно так же не содержится там сведений о том, что «примерно 140 млн. руб. составили расходы русских за границей». Львиная доля денежных средств, приобретаемых на внешнем рынке, тратилась на насущные потребности народа и государства – сырьё для промышленности, продовольственные товары, «ширпотреб», производственную и сельскохозяйственную технику.

Так что, как видим, все заявления наших неосоветчиков о «180 миллионах, потраченных на предметы роскоши», и «140 миллионах, потраченных на зарубежные путешествия», имеют под собой одно–единственное основание: беззастенчивую ложь бессовестного человека.

Глава 5

§ 5.1. А каким образом царской России удавалось из года в год удерживать лидирующие позиции в мировой хлеботорговле? Какой ценой достигались эти показатели?..

Неосоветчики утверждают – и это является самым главным пунктом их обвинения в адрес Российской Империи! – будто цена эта (даже независимо от того, на что тратились вырученные средства…) была ужасна. Оказывается, Империя продавала за рубеж хлеб, отнятый у своих голодающих крестьян! Оказывается, расплатой за массированный вывоз зерновых был постоянный голод в самой России! Отсюда – расхожие выражения: «голодный экспорт», «голодный вывоз».

Понятно, что говорят и пишут об этом неосоветчики не просто так.

Как уже было сказано, актуализировать проблему «голода в царской России» их заставляет горькая нужда: позорный крах советской системы, разоблачение её преступной сущности, поток информации о её бесчисленных злодеяниях… После столь жуткой правды (хоть неосоветчики и пытаются всячески преуменьшить масштаб геноцида русского народа, развязанного коммунистами в первые десятилетия Советской власти) – придерживаться прежней, «застойной» тональности, говоря о царской России, им уже недостаточно!

Ибо про выбивание продотрядами хлеба у голодных крестьян, про продажу Сталиным зерна за границу в разгар людоедского голода в собственной стране; про «очистку» городов от побирающихся беспаспортных колхозников, бежавших от голодной смерти, про трупы умерших от голода, валявшиеся вдоль дорог; про жирующих номенклатурщиков и «завмагов» блокадного Ленинграда слышали все. Одних попыток «опровержения» этих общеизвестных фактов будет явно мало (ведь всем лапшу на уши не повесишь). Что остаётся? – постараться перебить эту жуткую правду новой информацией (только уже ложной)! – о временах более отдалённых…

То–то Максим Калашников в работе «О жизни в царской Расее – 1» мнимо сокрушается, что, мол, увы и ах, но лавры дореволюционной России на поверку оказываются зелены: «К нашему великому сожалению, миф о благодатной царской России, что служила житницей всего Запада и едва зерном Европу не засыпала, действительности не соответствует. Вывозить–то вывозили – причём даже меньше, чем сейчас (РФ вывозит 10–12 миллионов тонн в год, царская Россия – ежегодно в среднем 9,9 млн. тонн в 1901–1910 гг.) – но при этом часть страны регулярно голодала и подыхала от бескормицы. И именно это торило дорожку к распаду России уже в начале ХХ столетия.

Лозунг «Не доедим, но вывезем» принадлежит министру финансов Александра Третьего, математику Вышнеградскому. Как вы понимаете, он сие не для красного словца ляпнул: действительно, голодали – но вывозили. Причём вышнеградские всегда ели досыта, обрекая на голодуху русский народ. Главное – вывезти и получить валюту».

И вот ещё: «Таким образом, читатель, перед вами – обвинительное заключение. Русская дворянско–чиновная и буржуазная «элита» действительно жила по принципу: «Пусть Россия недоедает – но мы будем вывозить на экспорт всё больше и больше зерна». Вместо того чтобы кормить народ и производить, скажем, то же мясо, эти сволочи гнали хлеб за рубеж. Естественно, хлеб в основном вывозили с богатого Юга, гораздо меньше – из Поволжья. (Здесь не учтён сибирский хлеб, но его было не очень много, да и везти его даже по железной дороге – накладно.) То есть на душу населения в старой России оставалось не более 350 килограммов зерна в год. Страна всё время балансировала на грани голода. Каковой в царское время периодически поражал массивы губерний. С. Нефёдов доказывает, что ограничение вывоза зерна из страны и доведение среднедушевого потребления до 24–25 пудов могло бы обеспечить стабильность России и не допустить революции. Но верхи Российской империи, окончательно превратившиеся в низшую расу, в алчных и коррумпированных приматов, на такое не пошли. Им хотелось денег. Любой ценой».

Мороз по коже! Прямо как о вурдалаках каких–то: им хотелось крови…

§ 5.2. То–то Игорь Пыхалов в работе «Кормила ли Россия пол–Европы?», говоря о своих оппонентах (тех, кто склонен гордиться масштабом российского хлебного экспорта), имитирует праведный гнев: «Поневоле хочется воскликнуть, наплевав на условности: «Чему радуешься, дурак? Тому, что Россия снабжала Европу задарма своим хлебом?» Ради чего терпели лишения русские крестьяне, ради чего голодали русские дети? Чтобы, не дай бог, западный обыватель не переплатил лишний пенс или пфенинг (так у Пыхалова) за буханку? Достойная цель, ничего не скажешь!»

То–то Павел Краснов в работе «Как жилось крестьянам в царской России» бьётся в пене, как ведьмак на шабаше: «Миллионы отчаявшихся людей выходили на дороги, бежали в города, доходя даже до столиц. Обезумевшие от голода люди попрошайничали и воровали. Вдоль дорог лежали трупы погибших от голода. Чтобы предотвратить это гигантское бегство отчаявшихся людей, в голодающие деревни вводили войска и казаков, которые не давали крестьянам покинуть деревню. Часто не выпускали вообще, обычно разрешали покидать деревню только тем, у кого был паспорт. Паспорт выдавался на определённый срок местными властями, без него крестьянин считался бродягой, и паспорт был далеко не у всех. Человек без паспорта считался бродягой, подвергался телесным наказаниям, тюремному заключению и высылке.

Интересно, что любители порассуждать о том, как большевики не выпускали людей из деревень во время «голодомора», скажут про это?

Об этой страшной, но обыденной картине «России–которую–мы–потеряли» сейчас старательно забывают.

Поток голодающих был таким, что полиция и казаки не могли его удержать. Для спасения ситуации в 90–х годах 19 века стали применяться продовольственные ссуды – но крестьянин обязан был отдать их с урожая осенью. Если он не отдавал ссуду, то её по принципу круговой поруки «вешали» на деревенскую общину, а дальше как получится – могли разорить подчистую, забрав всё как недоимки, могли собрать «всем миром» и отдать долг, могли молить местные власти простить ссуду.

Сейчас мало кто знает, что для того, чтобы получить хлеб, царское правительство принимало жёсткие конфискационные меры – экстренно увеличивало налоги в определённых районах, взыскивало недоимки, а то и просто изымало излишки силовым путём – полицейскими урядниками с отрядами казаков, ОМОНом тех лет. Основная тягота этих конфискационных мер ложилась на бедные слои населения. Сельские богачи обычно откупались взятками.

Крестьяне массово укрывали хлеб. Их пороли, мучали, выбивали хлеб любыми путями. С одной стороны это было жестоко и несправедливо, с другой, помогало спасти от голодной смерти их соседей. Жестокость и несправедливость были в том, что хлеб в государстве был, пусть и в небольшом количестве, но он шёл на экспорт, а с экспорта жировал узкий круг «эффективных собственников».

И вот ещё: «Кстати, а откуда хлеб на ссуды в голод? Дело в том, что хлеб в государстве был, но его в огромных количествах вывозили за рубеж на продажу. Картина была омерзительной и сюрреалистической. Американские благотворительные общества посылали в голодающие районы России хлеб. Но вывоз хлеба, отобранного у голодающих крестьян, не останавливался.

Людоедское выражение «Недоедим, но вывезем» принадлежит министру финансов правительства Александра Третьего, Вышнеградскому, кстати, крупному математику. Когда директор департамента неокладных сборов А.С. Ермолов вручил Вышнеградскому докладную записку, в которой писал о «страшном признаке голода», то интеллигентный математик тогда в ответ и заявил. Причём повторял потом не раз.

Естественно, получалось так, что недоедали одни, а вывозили и получали золото от экспорта – совсем другие. Голод при Александре Третьем стал совершенной обыденностью, ситуация стала заметно хуже, чем при его отце – «царе–освободителе». Зато Россия стала интенсивно вывозить хлеб, которого не хватало своим крестьянам.

Это так и называли, ничуть не стесняясь – «голодный экспорт». В смысле, голодный для крестьян. Причём придумала всё это вовсе не большевистская пропаганда. Это была страшная реальность царской России».

И ещё: «Хлебные монополисты отлично осознавали, что их действия приводят к страшному голоду и гибели сотен тысяч людей. Им было на это плевать. Помощь правительства была периодической и совершенно недостаточной. Царское правительство раздражали такие мелочи, как постоянный голод, отвлекающие от балов и шампанского».

И вот: «При среднем потреблении, близком к минимальной норме, в силу статистического разброса потребление половины населения оказывается меньше среднего и меньше нормы. И хотя по объёмам производства страна была более–менее обеспечена хлебом, политика форсирования вывоза приводила к тому, что среднее потребление балансировало на уровне голодного минимума и примерно половина населения жила в условиях постоянного недоедания…» [12]».

Цитирует Краснов работу С.А. Нефёдова «О причинах Русской революции» из сборника «Проблемы математической истории» (2009 год).

Или вот ещё: «Кстати, десятки кур у русских крестьян появились только после Октябрьской Революции и Коллективизации. До этого кормить кур зерном, которого не хватает твоим детям, было слишком экстравагантно. Поэтому все исследователи и современники говорят одно и то же – русские крестьяне были вынуждены набивать живот всякой дрянью – отрубями, лебедой, желудями, корой, даже опилками, чтобы муки голода были не так мучительны. По сути, это было не земледельческое, а общество, занимающееся земледелием и собирательством. Примерно как в не самых развитых обществах бронзового века».

Или вот: «Причина постоянного голода была в общественно–экономическом устройстве царской России, без смены общественно–экономического устройства и способа управления задача избавления от голода была неразрешима. Алчная свора во главе страны продолжала свой "голодный экспорт", набивая карманы золотом за счёт умерших от голода русских детей, и блокировала любые попытки изменить ситуацию. В экспорте зерна были заинтересованы высшая элита страны и мощнейшее помещичье лобби из потомственных дворян, окончательно выродившихся к началу 20 века. Их мало интересовало индустриальное развитие и технический прогресс. Лично им для роскошной жизни вполне хватало золота от хлебного экспорта и продажи ресурсов страны».

§ 5.3. Но может быть, хватит?! И так уже ясно, что даже если мы – ради экономии места – сознательно ограничимся одними и теми же работами одних и тех же авторов, то сотрясаться в приступах смеха можно сколь угодно долго.

Вот, разве что, – на десерт – работа ещё одного плодовитого интернет–сумасшедшего (из жалости не будем указывать имя–фамилию), называется «Сельское хозяйство в России в 1913 году». Она содержит поистине феерический эпизод: «Торговля хлебом в царской России была вынужденной мерой, и велась вовсе не из–за избытка его, а из–за недостатка финансов. Ведущие страны Европы – Англия, Франция, Германия и Италия – хлеб закупали, в том числе и в голодной России. Царский министр Вышнеградский, отвечая на обвинения в продаже хлеба за границу даже во времена голода в России, сказал с трибуны Государственной Думы: "Недоедим, а вывезем!" Этот лозунг претворялся в жизнь».

Так–то вот… Даром что Вышнеградский умер 25 марта 1895 года, а первое заседание Государственной Думы состоялось 27 апреля 1906–го, через одиннадцать лет после его смерти.

Но какой полёт фантазии у людей! Начиная с мелочей (вроде слов, приписываемых министру финансов Вышнеградскому, – которые он сказал не то Ермолову, не то Витте, не то Шванебаху, не то депутатам Государственной Думы на спиритическом сеансе) и заканчивая апокалиптическими картинами «ужасов царской России» (явно сочинёнными по образцу советских реалий!). Особенно богатое воображение у Краснова: что ни сцена – сплошная фантастика. Можно быть уверенным, что подобный бред ни за что не издали бы даже при Советской власти. Только современный безграмотный, лишённый всякого чувства реальности интернет–пользователь (желательно – тинэйджер) может потреблять такой продукт, не поморщившись…

Вряд ли имеет смысл тратить время на прояснение второстепенных деталей и опровержение совсем уж неправдоподобных выдумок, к которым может отнестись с доверием лишь безголово невежественный человек. Интересно другое: посреди страстных обличений «коррумпированных приматов» и красочных описаний «подыхающей от бескормицы» царской России опять раз за разом попадается имя Сергея Нефёдова. И в этом вопросе главным аргументом леваков (наряду с набившими оскомину цитатами из Толстого и Энгельгардта) являются расчёты и выводы историка Нефёдова!

То есть и в самом главном вопросе – вопросе достаточности производимого хлеба для самой России и обоснованности дореволюционного хлебного вывоза – современные неосоветчики предпочитают ссылаться именно на его авторитет.

Что ж, экономические выкладки – корень всего! «Ангажированных» свидетельств очевидцев можно надёргать сколько угодно (и в пользу чего угодно…). Надо попытаться разобраться с ключевыми вопросами: сборы зерновых в дореволюционной России, объём хлебного экспорта, собственная потребность в зерне и взаимоотношение этих показателей.

Проблема одна: не оказались бы (в очередной раз) «ангажированными» экономические выкладки признанного авторитета!

Глава 6

§ 6.1. К сожалению, в исторической науке нередки ситуации, когда любые усилия современных исследователей, направленные на выяснение неких обстоятельств, уже не способны дать точный и однозначный ответ на интересующие вопросы. Не из–за чьей–то недостаточной научной добросовестности (или недостаточно изощрённых методов исследования), а в силу объективных причин: недостаточности или недостоверности дошедших до нас сведений.

В этой ситуации приходится смиряться с известной неточностью и приблизительностью наших знаний. Остаётся одно: при помощи имеющихся в нашем распоряжении методов «подобраться как можно ближе» к интересующему нас историческому факту – не претендуя на абсолютное знание (всех обстоятельств придворной интриги или всех подробностей тайных дипломатических переговоров; точных количественных характеристик некоего явления или точной даты события).

Напротив, явным проявлением научной недобросовестности была бы попытка, оперируя заведомо приблизительными показателями и «аморфными» величинами, вывести некую точную цифирь, на которой и построить свою концепцию! Такая историческая недобросовестность обычно объясняется политическим заказом или, скажем мягче, идеологической предвзятостью, «предрешенчеством»…

Только после такого предисловия можно переходить к проблеме урожайной статистики царской России.

Дело в том, что статистический учёт в Российской Империи находился в зачаточном состоянии. И если одни показатели учитывались достаточно полно и придирчиво, то другие – не учитывались вовсе или же учитывались крайне необъективно. Для наглядности можно привести ситуацию с демографической статистикой. Казалось бы, «численность постоянного населения» должна быть величиной, известной руководству Империи достаточно точно. Но даже с этими данными происходила преизрядная путаница.

Так, по данным Центрального статистического комитета МВД (ЦСК МВД – основной источник статистических сведений о дореволюционной России), к началу 1914 года численность населения Российской Империи (без Финляндии) составляла 175 миллионов 137,8 тысяч человек. А вот по данным Управления Главного врачебного инспектора МВД, к началу 1914 года население Российской Империи (без Финляндии) составляло 174 миллиона 074,9 тысячи человек – то есть на 1 миллион 063 тысячи человек меньше, чем по данным ЦСК.

Однако, составляя «Отчёт о состоянии народного здравия и врачебной помощи в России за 1913 год», специалисты Управления Главного врачебного инспектора признали эти цифры явно завышенными и определили численность населения Империи в 166 миллионов 650 тысяч человек – то есть почти на 8 миллионов 488 тысяч меньше, чем по данным ЦСК! Правда, в «Отчёте» речь шла о численности населения на середину 1913 года (учитывая тогдашний быстрый рост населения, это позволяет хотя бы немного «примирить» эти показатели).