Добро и зло в еврейской традиции. Перевел Гедалия Спинадель

Термин «гностицизм» происходит от греческого слова гнозис, которое означает «познание» и было системой мысли, очень распространенной в древнем мире. Эта система или мировоззрение боролось против монотеизма и привлекало в свои ряды новых людей. Даже сегодня мы не знаем достаточно о гностицизме. Можно найти в нем некий синтез персидских верований, философии Платона и даже библейских мнений. Центром этой системы является вера в два божества. Почти наверняка, это мировоззрение было и у палестинского еретика Элиши бен Авуи, с которым полемизировали раби Акива и его ученики. Спор с этим противником начался в те времена, шел в средние века и продолжается в наше время. Я почти не сомневаюсь в том, что эта система мысли повлияла и на нацистский образ мышления и подобные мировоззрения.

Гностическая мысль разделяет мир на две реальности – добра и зла. Но специфично для гностицизма утверждение, что на них разделяется не только материальный, но даже небесный мир – царство Бога и царство другого божества. Мы тоже обычно говорим о другой силе, о сатане, но в гностической мысли сатана много больше, чем сила: там он – бог, который создавал этот мир и который поддерживает постоянную борьбу с Богом добра.

Гностицизм можно охарактеризовать знаменитым высказыванием наших мудрецов: «никакое зло не происходит свыше». Оно представляет без сомнения анти-гностическую точку зрения и направлено против тех, кто утверждает, что есть две божественные силы на небесах. Природа гностицизма и ее следствия будут занимать нас в следующей главе.

Две божественные власти

Мы закончили предыдущую главу упоминанием о гностицизме. Он содержит серьезный вызов еврейскому мировоззрению.

Эта доктрина и подход к жизни, как мы видели в предыдущей главе, комбинирует этический и метафизический дуализм. Для более детальной интерпретации вернемся к Платону и греческой мысли в целом.

Как греческая философия описывает мир? Она представляет его состоящим из двух уровней. Есть меняющийся и колеблющийся мир, в котором мы живем, – мир явлений. Вне его греческие философы предполагали существование другого, статичного мира, в котором все прекрасно, истинно и хорошо. Это мир идей.

Если в мире явлений мы сталкиваемся с множеством вещей, в другом мире – царит единство. Если в этом мире изменения, в том – покой. Тот мир мы не можем постичь чувствами, а только разумом. Это фундаментальное и хорошо известное разделение было принято многими философами и признано Платоном. Приведем пример. Мы смотрим на экран телевизора и наблюдаем некий мир. И знаем, что многие люди, фактически, живут в том мире и не сознают, что он отражает другой, внешний мир, реальный и истинный. Но наблюдение за экраном иногда парадоксально препятствует установлению контакта с внешним миром. Подобным образом, Платон верил, что наш мир, мир явлений, тоже в некотором смысле экран, только проекция реального мира. Как многие люди в наше время пытаются убедить нас оставить мир телевидения и обратиться к реальному миру, так и Платон пытался убедить нас, чтобы мы отказались от мира явлений, воображаемого мира, и обратились к возвышенному миру идей, который является реальным миром, миром добра, красоты и истины.

Согласно Платону, этот мир представляется нам множественным и изменчивым, а в том мире – я воздерживаюсь от употребления термина «потусторонний мир», который имеет также другое значение – в мире идей «разлито» единство. Там мы обнаруживаем идеи в их чистом виде. В этом мире есть множество людей, которые созданы из материи и поэтому склонны к болезням, страданию и смерти. В мире идей, с другой стороны, есть идея человека, идеального человека, который не изменяется и всегда равен, идентичен самому себе, пребывая в мире вечности.

Явно есть два мира. Но мы еще не исчерпали наше описание. Нам требуется что-то еще – поиски Бога. Где в этой системе мы можем найти Бога?

Интересно заметить, что, допустив наличие двух миров, можно придти к предположению о двух божественных сущностях, богах – или, как мы уже упоминали (это выражение часто упоминается в талмудической литературе, и, возможно, намекает на мнение Элиши бен Авуи) существование двух божественных сфер власти. Действительно, мир идей описывается как пирамида идей, достигая высшей точки, где мы находим Идею идей, или Идею Добра, Истины и Красоты. Многие идеи соотносятся иерархическим образом. Есть, например, идея числа, идея математической функции, идея типов, и каждая основана на другой идее. С этой точки зрения, было бы легко достичь Бога в виде Идеи идей.

Но даже если мы таким образом придем к существование Бога, мы все же можем спросить себя, что является источником нашего мира, и как он образовался. Здесь появляется новая фигура, я определю ее греческим термином, который стал частью западной цивилизации, – демиург. Демиург – демиургос – это создатель или мастер, который наблюдает за миром идей и образует материальные предметы, подобные идеям, что делает наш мир напоминающим мир идей, насколько это возможно. Значит, есть сущность, совершенно духовная и интеллектуальная, – «Идея идей». И, кроме нее – демиург. Он обозревает мир идей и создает по его образу предметы и явления нашего мира, как если бы брал идеи и использовал их как печать, чтобы запечатлеть их в материи.

Здесь возникает дуализм: есть мир идей, и, кроме того, демиург, первоначальный создатель. Иудаизм сталкивается из-за этих представлений с серьезной опасностью анти-монотеистического дуализма. Как я уже говорил, возможно, Элиша бен Авуя верил в существование двух таких богов. Один бог – добро и красота – устранен и удален от нас, а другой бог очень близок к нам, но совсем непохож на первого.

Это различие едва ли можно объяснить философскими терминами: оно должно быть результатом опыта, представлено как нечто реальное. Воспользуемся непосредственной ассоциацией – героями телесериала. Есть две власти – министр и исполнительный директор. Министр говорит о желаемом и идеях, а исполнительный директор находится ближе к реальности – фактически он управляет реальностью, руководствуясь интересами и интуицией. Действительно, Бог как идея идей и, с другой стороны, демиург, действуют в такой системе рассуждений как эти герои. Директор воплощает идеи министра в реальность, самым, как ему кажется, подобающим образом. Но реализация идей министра далека от совершенства.

Рассмотрим еще один простой пример. Предположим, современный художник хочет скопировать картину Рембрандта, но при всем мастерстве не воссоздает оригинал. Однако верно и то, что и сам Рембрандт, как и любой художник, никогда не может в картине до конца выразить себя и свой замысел. Идея картины, воплощенная в материале, превращаясь в реальность, теряет идеальное совершенство.

Тут мы встречаемся с фундаментальными понятиями классической греческой философии в целом, и гностическим ее направлением в частности. С представлением, утверждающим, что в момент материализации, когда мы пытаемся навязать материи идеи и идеалы, они перестают быть совершенными.

Как теперь оценить действия демиурга? Можно рассматривать какие-то его творения как хорошие, а можно сомневаться в этом? Но можно и спросить: существуют ли вообще два бога, один из которых, близкий к нам, демиург – бог зла?

Учение Платона встретилось с монотеизмом в форме идей еврейского философа Филона из Александрии. Филон первый совместил учение Платона с монотеизмом. Пытаясь достичь синтеза учения Моисея с греческой философией, он создал религиозную философию. Филон сделал это с помощью системы, которую мы не будем изучать здесь в деталях, – учения о логосе, Слове[12 - Смотри, например, статью об этом учении Филона в изданном мной сборнике «Еврей среди других религий», стр. 282—333. – Г.С.]. Он сделал демиурга полностью зависящим от Бога и подчинил его Богу. Филон верил, что его учение находится в русле иудаизма, который говорит о существовании ангелов, но служащих Богу.

Гностик, с другой стороны, идет по совсем иному пути. Для него мастер, демиург, не подчинен Богу, он рассматривает их как равные и соперничающие божественные силы.

Теперь можно спросить: мы описали два мира, о которых говорит гностицизм, но даже не намекнули о месте человека в этой схеме. Что происходит с человеком? Одним из самых фундаментальных элементов всей классической мысли, как еврейской, так и поздней античной мысли, которую мы теперь обсуждаем, является представление, или ощущение, что человек – малый мир, микрокосм. Каждый человек включает, по сути, все, что есть во внешнем мире. Человек – микрокосм, в том смысле, что он модель всей реальности, всего космоса. Эта идея происходит, несомненно, из осознания сложности человека. Человек, в своей сложности, имитирует весь мир, представляет как бы дубликат всего мира.

Из этого следует, что, как мир расколот надвое, так и человек. Тело соответствует миру явлений, материальному, физическому миру, который изменяется и имеет все уже упомянутые недостатки. А разум человека (или, по другим мнениям, душа) представляет высший мир.

Тут мы встречаемся с самым удивительным элементом всей гностической системы. В конце концов, что делает демиург? Создает мир. И делает это, имитируя высший мир.

Но когда дело доходит до человека, этот мастер-бог берет искру из верхнего мира и вставляет в человека. А это уже много больше, чем просто имитация верхнего мира. Вследствие этого, человеческая душа принадлежит другому миру и только заключена, как в тюрьме, в этом мире. Пессимизм выступает в этой системе как метафизическая основа, которая коренится в самом понятии божественного. Этот мир – фундаментальное зло, и деятельность человека должна быть направлена на освобождение души из этой тюрьмы.

В предыдущей главе я упомянул Маленького принца. Интересно, что в конце книги мы встречаем диалог между ним и пилотом, который отремонтировал самолет, чтобы полететь к месту вылета. Принц сказал пилоту: «Я тоже собираюсь сегодня вернуться в место своего происхождения». И добавил с горечью: «Это место намного дальше и достичь его гораздо труднее». Пилот собирался обратно на свой аэродром, а маленький принц – на свое место. Странное и удивительное место, скрытое от нас, куда намного труднее вернуться.

Если позволить себе привести аллегорическую интерпретацию, я бы сказал, что мы можем воспринимать «Маленького принца» как еще один пример из большого раздела литературы, которая описывает судьбу человеческой души. Рассмотрим истинное значение того, что сказал маленький принц. Мы слышали его диалог со змеем – одной из ядовитых змей, что могут убить человека за полминуты. «У тебя сильный яд? – спросил маленький принц. – Ты уверен, что я не буду долго страдать?» И, когда маленький принц готовится удалиться, он говорит пилоту: «Пойми, мое место слишком далеко. Я не мог бы унести с собой мое тело. Это слишком тяжело». Маленький принц думает оставить нас, хочет умереть. Но рассматривает смерть как способ возвращения в исходное место. Подход, описанный здесь, предполагает изначальное существование души. Источник души в другом мире, и душе нужно туда вернуться. Здесь удивительно это возвращение в тот мир посредством самоубийства.

Подобно многим родителям я, конечно, предложил моим детям прочитать «Маленького принца»[13 - Автор затронул важную проблему: «Человек есть то, что он ест». Какими же мы хотим видеть своих детей? Какую пищу, материальную и духовную, мы им должны давать? Это ответственность родителей, и религиозные евреи относятся к ней очень серьезно. Перечитайте сегодня, например, сказки братьев Гримм, и вы увидите почву, на которой мог вырасти немецкий характер и его проявление в двадцатом веке (о чем предупреждал за полтора века до этого еще Гейне, книги которого сжигали нацисты). Разве вы хотели бы, чтобы ваши дети подражали героям немецкого фольклора? – Г.С.]. Но сейчас не уверен, не должен ли был обратить больше внимания на этот конец. Теперь я чувствую в нем отзвук гностицизма. Это чувство вызывает в нас человек, который приходит и говорит: «Знайте, я теперь оставляю этот мир, возвращаюсь к моему источнику и собираюсь это сделать с помощью самоубийства». Это картина мира – для людей и мыслителей, полагающих, что они не принадлежат этому миру, подобному тюрьме, куда они заброшены против воли, и откуда хотят освободиться.

Однажды я излагал мнение Рамбама о нашей проблеме, и один из студентов спросил меня: «Почему тогда этот философ не покончил самоубийством»? Верно, этот вопрос касается одной из самых чувствительных точек, и он позволит нам понять разницу между подходами к природе этого мира, отраженную в различных подходах к проблеме добра и зла.

Чтобы понять главные следствия этой идеи, сравним ее с идеей, высказанной нашими мудрецами в мидраше Авот дераби Натан и в мидраше к Псалмам, который комментирует стихи из Коэлет 4:13—14: «Лучше бедный и мудрый отрок, чем старый и глупый царь, не умеющий остерегаться. Ибо тот из тюрьмы выйдет, чтобы царствовать, а этот, даже рожденный на царство, станет бедным».

В оригинале слова, переведенные как «из тюрьмы» – ми-бейт а-сурим – можно интерпретировать как «из колючего дома» или же «из тюрьмы». Последняя интерпретация является основой мидраша: «Дурное побуждение в человеке царит над 248-ю органами тела, а хорошее побуждение подобно заключенному в тюрьму. Поэтому слова „выйдет из тюрьмы, чтобы царствовать“ относятся к хорошему побуждению».

Вместо маленького принца, в этом мидраше маленький мальчик, бедный и мудрый, еще не царь, противопоставлен старому и глупому царю. Ребенок, находится в тюрьме. На первый взгляд, кажется, что это еще один гностический образ человеческой души, заключенной в теле как в тюрьме.

Однако здесь фундаментальное различие. Мидраш мудрецов сообщает, что слова «из тюремного дома он выйдет, чтобы царствовать» – о хорошем побуждении. Бедный ребенок должен стать принцем и царем! Как мудрецы говорят в других местах – богобоязненные люди заставляют свое хорошее побуждение управлять дурным побуждением.

Интересное различие между двумя точками зрения. В соответствии с гностической точкой зрения, душа скрыта от царства духа. Она взята из области духа против ее воли и помещена здесь, в этом мире, в тюрьму. А, по мнению наших мудрецов, которые также утверждали, что душа нисходит с небес, она послана в мир с определенной миссией и назначением! Это представление дает ключ к вопросу, заданному выше: почему философ не лишил себя жизни?

Есть мнения, согласно которым мир – зло, а самоубийство – освобождение. Это еще не самые пессимистические точки зрения. Классический буддизм идет дальше, он говорит: ты, как заключенный, можешь бежать, но знай, тебя найдут и вернут обратно. И тогда вместо обычной тюрьмы, окажешься в одиночке. Даже если удастся побег, тебя выследят, и твое положение станет еще хуже. Нет смысла убегать от жизни с помощью самоубийства.

Но мудрецы, которые борются с гностическим мировоззрением, рассматривают самоубийство как дезертирство и предательство, как нечестное отношение к жизни, которая не является нашей собственностью, ибо мы только посланники.

Солдат, сражаясь на линии фронта, не испытывает счастья. Но чувствует, что он послан не тираном, а для выполнения особого задания[14 - Зато чувство важности того, что он делал, преодолевая великие трудности, делает его счастливым потом. И счастье это не преходяще. Многие пожилые фронтовики говорили мне, что годы Второй Мировой войны были самым счастливым временем их жизни. Разве не замечательный пример того, что нас ждет в будущем мире? – Г.С.]. Поэтому его самоубийство будет дезертирством и предательством, отказом от выполнения задания.

Противостояние двух мировоззрений является фактом. Гностическая точка зрения, проявляясь в полной мере, утверждает, что есть две божественные сущности на небесах, хорошая и плохая власть[15 - Допущение о двух властях позволяет человеку подняться над ними обеими, ибо он выбирает, на какую лошадку ему лучше ставить. Но тогда возникает парадокс, человеку приходится защищать своего идола, а не Бог защищает человека, что Онкелос объясняет римским солдатам. Этот дуализм снимает и вопрос о конечном суде, ответственности за свои поступки после смерти и еще в этой жизни, отбрасывая как нерелевантные муки совести, души, которая подсказывает единственную истину. Об этом прямо говорил Гитлер, призывая уничтожить еврейский народ, который ослабил человечество, внеся в мир болезнь – идею совести. Так восклицает и Сальери в пьесе Пушкина: «Нет правды на земле и нет ее и выше», – открывая себе дорогу к убийству. Относительность понятий, отсутствие единственного Высшего Судьи и критерия, позволяет убить ради «высшего блага» старуху-процентщицу. Только признание Одного Бога, Творца и Источника всей жизни, может сделать целостным человека и человечество. – Г.С.]. Гностическая вера несколько отличается от персидской веры. Для гностика эти две небесные власти не равны. Есть хороший царь, который не обладает властью над нижним миром и не интересуется тем, что там, в нижнем мире, происходит. А ниже всевластный демиург.

Иудаизм должен бороться против такого мировоззрения. Поколение за поколением еврейская мысль воюет с гностической точкой зрения, в соответствии с которой сатана, или зло, является независимой силой. Случается, еврейская мысль как будто отражает подобную ситуацию – особенно в литературе кабалы. Но я полагаю, можно ясно увидеть и в этих рассуждениях, что в основе их идей и образов лежит фундаментальная идея единого источника всей реальности, всех миров.

Иногда следы гностической мысли обнаруживаются в еврейском фольклоре. Есть история о гениальном ребенке, который стал знаменитым раввином. Однажды утром отец пытался его разбудить, чтобы идти в синагогу, и сказал: «Пойдем, поучимся у твоего дурного побуждения, оно уже давно проснулось, а ты все хочешь спать». Сын, с глубокой мудростью, свойственной детям, ответил: «Да, но у моего дурного побуждения нет своего дурного побуждения, которое удержало бы его от пробуждения». Мальчик, по существу, непреднамеренно выразил идею, что зло, или сатана, не являются независимой властью или независимым правителем. Это не ангел, даже не восставший ангел – хотя идею о восставших ангелах часто можно найти в еврейской мысли – а, по сути, это посланник.

Так раби Шнеур Залман из Ляд писал в Тании: «Другая Сторона сама по себе не имеет поддержки, когда есть вера. Но ей дано разрешение смущать людей ложью и обманом, чтобы увеличить их награду, как в рассказе святого Зоара о куртизанке, которая соблазняла царского сына, с разрешения самого царя». Однако «другая Сторона», отождествляемая со Злом, только посланник Бога.

Мы представили две возможности описания злой стихии, сатаны. Гностицизм рассматривает сатану как демиурга, злого и восставшего бога, космическую душу, чья деятельность прямо противоположна Богу, который, в свою очередь, весь – доброта.

Но можно считать сатана, как делало большинство еврейских мыслителей, тем, кто выполняет задачу, аналогичную задаче «внедренного» агента. Он состоит в подрывной группе или банде преступников, в чьей бесчестной деятельности выступает как соучастник, но, фактически, он лишь посланник добрых сил. Даже если выполнил неприятное приказание, он все же посланник добрых сил, потому что свыше иной силы просто нет.

Cатана и интерпретация КНИГИ ИОВА Рамбамом

До сих пор мы имели дело с некоторыми главами из истории развития идей в древние времена. Теперь попытаемся рассмотреть точку зрения Рамбама, что потребует некоторых разъяснений его терминологии и философского метода. Это далеко от того, как мы понимали обсуждение вопроса в космическом плане. Но за космической проблемой, несомненно, стоит глубокая психологическая проблема, человеческая экзистенциональная проблема добра, зла и страдания. Рамбам, занимаясь этой проблемой, подходил к ней, как мы скоро увидим, с помощью философского и онтологического анализа.

Чтобы облегчить рассмотрение темы, приведу пример из седьмой главы «Алисы в Зазеркалье». Царь говорит Алисе: «Посмотри вдоль дороги и скажи, ты можешь увидеть кого-то из Посланников». «Никого не вижу», – отвечает Алиса. «Хотел бы я иметь такие хорошие глаза, – заметил царь раздраженно, – чтобы не видеть Никого! И на таком большом расстоянии!» Это замечание показывает, что даже в мире «никого» и «ничего», можно увидеть нечто положительное, существующее, но не надо делать такую ошибку. Этот парадокс, осознанный читателем, позволит ему легче понять онтологическую проблему, которой мы скоро займемся.

Рамбам указывает, что проблема зла во всех ее аспектах связана с проблемой «ничто» – как он это называет – отсутствия.

У гностиков мы видели две противоборствующие силы, скажем, А и анти-А, или минус А (А и -А).

Но Рамбам говорит, что добро и зло не похожи на А и анти-А, или —А. У него нет этой борьбы. Скорее, они подобны А и аннигиляции А, или отсутствию А. Смысл зла, таким образом, понимается как отсутствие добра.

Однако Рамбам предупреждает, чтобы мы не воспринимали отсутствие добра как абсолютное. Мы имеем дело не с А по отношению к полной пустоте, «ничто», а именно с А и отсутствием А. Когда мы обращены к тому, что в данный момент не присутствует, мы воспринимаем его отсутствие. А то, на что мы смотрим в данный момент – отсутствие этого.

Рамбам связывает этот анализ с его философским спором с Каламом, исламской школой теологов, которую мы здесь только упоминаем. Спор был сосредоточен на толковании понятий добра и зла. Можно их рассматривать как нечто и ничто, или скорее как А и минус А?

Предположим, кто-то вошел в освещенную комнату и выключил свет. А другой вошел и просто спросил: «Кто сделал тьму, выключив свет»? Мы встречаем здесь ошибку, которая можно назвать категориальной ошибкой.