Покой измотанной души моей.
С зельем горючим вдоль пыльной дороги,
Сонный бреду, волоча окостеневшие ноги.
К заросшему пруду подошёл я лениво,
В спокойной воде клыкастое рыло.
Обернулся смиренно, предо мною стоит
Зловонный покойник в глаза мне глядит.
«Не бойся пацан тебя жрать не стану.
Вижу из наших, быть так, отстану».
«Но я же живой» – ему отвечаю:
«Полной грудью воздух вдыхаю
И перегноем я не воняю».
Вурдалак усмехнувшись, мне говорит:
«Мертвец не тот лишь, кто в могиле лежит,
В тебе своего я сразу признал,
Ты первый кто с воплем не убежал».
С сердобольной улыбкой, покойник ушел,
А я протрезвевший, обратно побрел.
Проходимец
Ещё пацанами обирали людей,
Девок имели, продавали детей.
Давно на большаке орудуем дерзко,
Ни кому не по силам прекратить наше зверство.
И вот однажды, мы повстречали
Очередную жертву, бредущую в печали.
На вид оборванец, нечего брать,
Но ради забавы можно задрать.
Выходим навстречу, я говорю:
«Вставай на колени, иначе убью».
Замученным взором нас оглядел,
Унрюмо ответил: «Прекращай беспредел».
В ярости я хватаю топор,
Обухом бью под ободряющий ор.
Без сознания на землю полег бедолага,
Ещё не встречал такого он гада.
Волоком его притащили в свой лагерь,
На пень усадили, нахлебались мы браги.
Слышу проходимец дико заржал,
На него обернулся, как в мороз он дрожал.
«Что ты смеёшься?» – спросил у него,
Он не ответил, искажая лицо.
В пьяном дурмане хватаю тесак,
«Сейчас посмеешься, ждёт тебя мрак!».
Лезвием ржавым рисую улыбку,
А он все смеётся, не слышу я крику.
Живодерство закончил, а он все хохочет,
Видно смехом своим доконать меня хочет.
Не выдержав я, совершаю размах,
После казни кровавой, развею твой прах.
Покончив с безумцем, тело в костёр,