Особняк с видом на счастье

Я слушала и не понимала: причём тут «смертоубийство»? Но вскоре посетительница сказала:

– Я думаю, что Дунька желает Захара извести, лавку отчекрыжить, а меня и детей на улицу выгнать.

– Да, вы же сами говорите: со всеми поладила, внучку вашу подарками задаривает, – возразила я.

– Откупается и выжидает. Не верю я ей, – продолжала Перепетуева.

– Но какие основания у вас есть так думать?

И женщина рассказала, что последнее время «странности всякие» происходят. Захар в кладовой инструменты перебирал, и на него топор упал со стены, чуть башку не снесло. На кухне в банке вместо кваса отрава для крыс оказалась, хотя она всегда раньше в погребе стояла, из-за этого кошка сдохла, лизнула чуть-чуть край банки.

– Но это бытовые случайности, а не доказательства подготовки преступления.

– Так я потому к вам и пришла, вы доказательства найдите, не дайте свершится злодеянию. Вы же служите по этой части, а не я. Если мне показалось, будем дальше жить спокойно, не беря грех на душу. Вы слывёте женщиной умной, присмотритесь, понаблюдаете…

– Но как вы себе это представляете?

– Очень просто, у меня в Коломне жила подруга юности, её уже нет, померла сердечная, дочь у неё осталась, которая недавно овдовела. Вот вы и поселитесь у нас, будто дочь подруги, которая приехала в Москву по вдовьему делу бумаги выправлять, чтоб за супруга покойного пенсию получать. Он когда-то служил в Москве по почтовой части. Здесь вы, кроме меня, никого не знаете, а гостиница неподходящее место для молодой женщины. Дом у нас большой, на первом этаже лавка, на втором мы все живём. Приезжайте, поживите, всё сами увидите.

– Так вы хотите доказать, что Дуня покушалась на жизнь Захара? – уточнила я.

– Я хочу правды и справедливости! – торжественно закончила нашу беседу Перепетуева.

Глава 2

Весь следующий день мы с Александрой посвятили тому, что у нас в актёрской школе-студии называлось вхождением в образ. Гардероб для этих целей у меня был обширный, даже цыганские юбки имелись. Однажды довелось изображать цыганку, а если кто-то замечал, что внешне я не очень похожа на представительницу этого древнего народа, то я бойко отвечала: «Папаша случайный был, злодей-соблазнитель. Дед мамку вожжами учил, да, всё бесполезно. Видели бы вы моего братца меньшого, рыжий и конопатый, весь табор смеётся, а мамке всё нипочём». Так что, если я смогла изобразить цыганку, то уж мещанку из Коломны, запросто.

Для своего первого появления в доме Перепетуевых я приготовила темное платьице с оборками (ведь в Москву еду, надо нарядиться) в мелких желтеньких цветочках. По настоянию Александры мы купили в Охотном ряду серебряное колечко с голубым камнем, как выразилась Александра, «для законченности образа». Это кольцо абсолютно не подходило по цвету и стилю к моему наряду, но Александра сказала, что как раз в этом и есть «законченность образа».

Сложнее всего было определиться с причёской. У меня не слишком густые и достаточно тонкие волосы, но, опять-таки, по выражению Александры, я «нашла свою причёску»: высоко поднимаю волосы и сзади закалываю их красивыми длинными булавками. Но мещанке такая причёска не подходит, пришлось заплести косицы и уложить их вокруг головы. Косы получились тонкие как макароны. Но Александра сказала, что выглядят они очень трогательно. Через два дня с трогательными макаронами на голове и довольно большим узлом в руках (многочисленные чемоданы и саквояжи были оставлены дома) я шла по улицам, больше похожим на деревенские, чем на московские.

Район Замоскворечье представлял из себя тихую деревянную Русь, отстающую эволюционно от центра Москвы если не на целый век, то на полвека точно. Сады, огороды, бревенчатые избы за высокими заборами, двухэтажные каменные дома с лавчонками на первых этажах и с жилым вторым этажом с маленькими оконцами, уставленными цветочными горшками, либо клетками с канарейками. Узкие улицы и переулки со старинными названиями Большая Ордынка, Малая Ордынка, Большая Татарская напоминали о тех временах, когда вместо улиц здесь были проселочные дороги, ведущие в Золотую Орду.

Нужный мне дом на центральной Пятницкой я нашла сразу: большой, добротный, с нарядной вывеской «Бакалейные товары». Войдя в лавку, я увидела за прилавком мужчину лет сорока, который что-то передвигал на полках. При моём появлении он улыбнулся и крикнул: «Тася!» Про себя я отметила, что улыбка сделала его обыкновенное лицо очень даже симпатичным. Поздоровавшись, он ласково спросил:

– Это вы гостья моей тёщи из Коломны? Как вас величать?

– Мат…рёна, – я мысленно выругала себя: колечко подобрала, а имя придумать забыла.

– А по батюшке?

– Ка…питоновна. – И уже увереннее добавила: – а по мужу фамилия моя Грушина.

В следующий раз надо будет легенду свою продумывать, начиная с имени, заранее. Процедура нашего знакомства прерывалась несколько раз безуспешным зовом: «Тася!»

Тася появилась минут через сорок. Захар успел показать мне лавку и рассказать про все товары. Когда, наконец, я увидела долгожданную Тасю, была сражена наповал. В бакалейной лавке девушка смотрелась как диво дивное. Ярко-зелёное шёлковое платье с кружевным воротником (кажется, такой воротник называется «шаншиашвили» или что-то в этом роде). На всех пальцах золотые кольца с разными камнями. Завершала этот образ, подходящий больше для ярмарочного водевиля, чем для бакалейной лавки, бальная причёска с завитыми локонами, рассыпанными по плечам.

Даже не взглянув на меня, девушка капризно спросила:

– Где маменька?

«Надо же, мачеху маменькой зовёт», – отметила я про себя.

Отец ответил:

– Во дворе товар принимает.

– Товар, какой ещё товар?! – с ужасом проверещала Тася.

– Ну, обыкновенный, крупы всякие рис, пшено.

– Пшено?! – продолжала возмущаться девушка. – Какое может быть пшено, когда мы договаривались пойти к меховщику. Его дочь Лялька сказала, что привезли горжетки из голубого песца.

– Доченька, – мягко начал Захар, – тебе шубу справили недавно, зачем опять к меховщику?

– Так-то шуба, а это горжетка к синему бархатному платью, если в театр пойти или с визитами!

– Хорошо, идите, только найди, пожалуйста, Николку, пусть поможет товар принять. Только пакеты чтоб не таскал тяжёлые, там есть маленькие. Я сам сейчас пойду. И вот ещё: к нам гостья из Коломны, к бабушке твоей. Проводи её, покажи комнату.

И тут Тася, наконец, подняла на меня глаза, как офицер на поле боя, зычно отдала команду: «За мной!» и устремилась вверх по лестнице, я со своим узлом еле успевала за ней.

На ходу, точнее на бегу, она просила меня:

– Кинешма это где?

– Почему вы об этом спрашиваете? – удивилась я.

– Так вы же оттуда приехали.

– Я из Коломны.

– А это где?

– В Сибири, – ядовито прошипела я. Тася моей иронии не поняла:

– В Сибири холодно, и там носят двойные шубы. К моей подружке Аньке приезжала родственница в такой шубе. Голубая сибирская белка снаружи и рыжая лиса внутри. У вас есть двойная шуба?

– У меня тройная, – гордо произнесла я.

– Везёт, – с завистью сделала вывод моя спутница.

Мы пришли в маленькую комнату, которую захотелось назвать светёлкой. Железная кровать с вышитым покрывалом и целой горой подушек. Всё выглядело уютно и очень опрятно. «Вот ваша комната. Бабушка у Борисовны, соседки, скоро придёт. Обед через два часа вон там», – Тася сделала неопределённый жест в сторону коридора и ускакала как молодая козочка. Я, слегка озадаченная происходящим, присела на кровать и вдруг ни с того ни с сего подумала, что я счастлива, и моя интересная работа даёт возможность проживать много разных жизней, хоть и коротких, но очень интересных.

Глава 3

За обедом я увидела всю семью. Мачеха поразила меня ещё больше, чем падчерица. Она совсем не походила на горничную докторши, на саму докторшу она больше походила, или на учительницу, на стенографистку из юридической конторы, наконец. А уж характеристика Перепетуевой «Дунька-вертихвостка», которая в фигурных ботиночках задирает юбки, не выдерживала никакой критики. Я думала, что Евдокия гораздо моложе, а ей точно за сорок. Видимо, она ровесница Захара. Изящный, но скромный наряд: палевая блузка с глухим воротом, строгая коричневая юбка. Гладко причёсанные волосы – настоящая деловая женщина со вкусом. Николка, худенький подросток, весь обед не поднимал глаз от своей тарелки. То ли стеснялся чужого человека, то ли сам по себе такой тихий, зато его сестра болтала без умолку. Про горжетки, жакетки и браслетки, про дочку меховщика, у которой всего этого добра в избытке.

Наблюдая за обедающим семейством, я пришла к мысли, что моя нанимательница зря тратит деньги, а я время. Передо мной обыкновенные люди со своей размеренной жизнью, не помышляющие ни о каком злодеянии. Понятно, что Пелагея Поликарповна недолюбливает Евдокию (и это ещё мягко сказано), ей больно видеть на месте умершей дочери чужую женщину, и внуков жалеет, беспокоится как бы мачеха сирот не обидела, поэтому и мерещится ей злой умысел. Учитывая её преклонный возраст, это вполне объяснимо. И я должна быть объективной и не идти у неё на поводу, хотя она моя работодательница. Я решила понаблюдать ещё денёк, а затем серьёзно поговорить с Перепетуевой.