Замок из дождя
– К чему все это? Полагаю, вы закончили свой рассказ, – Эльза понимала, что этих разоблачительных разговоров с неё достаточно. Боль была слишком сильная, а за ней семенило унижение, и понимание, что великолепный барон Левин, возможно, действительно не любил свою Эльзу, которую выбрал себе в жены исходя из какого-то своего расчета. В этом он был мастер. И ведь он не ошибся. Эльза, действительно, стала для него хорошей и верной женой, обожающей все его причуды.
– Да. Извините. Мы с Луизой уезжаем во Францию, как только Юлия немного поправиться, вероятно, навсегда. Граф Формер отдает нам свой дом в Нанте, – мужчина медленно поклонился. Левина безразлично посмотрела вслед, удаляющемуся Вешнякову. В лицо ей дул холодный ветер. Она шла и шла, мало обращая внимание на любопытных прохожих. Ей казалось, что только сейчас, она увидела, что живет, но от этого прозрения было так больно. Словно ей приходилось идти по битому стеклу босиком. Когда от каждого шага заходилось сердце. И идти невыносимо, и остановиться нельзя. Эльза Левина баронесса.
Незаметно порой проходят дни, недели, месяцы. Вот и в окна Эльзы постучал 1829 год. Анна читала письмо от мужа, мысленно молясь, чтобы с ним все было хорошо. Левина вошла в зал неожиданно, испугав невестку, которая уронила почти дочитанное письмо.
– Матушка, отчего вы завсегда так тихо заходите?
– Прости меня, Аня, я задумалась, – потерянно проговорила женщина.
– О чем? – поинтересовалась невестка.
– Дядя моего мужа барон Левин – Витье, старый греховодник, прислал мне приглашение погостить в его доме. Пишет, что беспокоится о моем здоровье, и не желает, чтобы со мной случилась ипохондрия.
– Поезжайте, Эльза Львовна, – проговорила Аня, – там, наверное, будет что-нибудь примечательное.
– Москва сама по себе примечательна, однако Фридрих Иванович помешен на пирушках, цыганах, спиритизме, а в последнее время увлекся какими – то странными манускриптами из хранилищ испанской инквизиции, – пояснила баронесса.
– Какой ужас, – Аня, нехотя приложила руку к щеке.
– Хорошо, Аня, твои родители обещали приехать к нам в гости, проведать тебя, а я поеду к барону Левину-Витье. Полюбопытствую, чем его голова занята на этот раз.
Москва встретила Эльзу колокольным звоном, морозным воздухом и криками торговок. Шел легкий снег, когда баронесса подъехала к дому барона Левина-Витье. Что она здесь делает? Как ей объяснить это себе? Левиной вспомнилось, как в первый месяц после свадьбы Александр привез её к своему дяде. Тот долго не выходил к гостям, а когда вышел, то похоронным голосом произнес.
– Bonjour, enfant terrible32!
Александр, улыбнувшись, поклонился. Дядя подошел к племяннику, обняв за плечи.
– Entre nous, – он недовольно посмотрел на Лизу, – errare humanus est33.
С тех слов началось молчаливое неприятие Эльзы в доме того, кто воспитал её мужа. И вот теперь она переступила порог знатного богатого особняка по приглашению Левина-Витье, и лакей подобострастно бросился принимать её шубу. Барон Левин -Витье не любил однообразия, гуляния и балы затевались им постоянно, то у себя, то в домах друзей. Дядя встретил её, развалившись на диване гостиной, под пледом, потягивая вино из бокала.
– Coup de maitre34, – прозвучало вместо приветствия.
– Вы, о чем? – Эльза настороженно всматривалась в хитроватое опухшее лицо.
– Ты вошла слишком тихо, – барон сел, свесив голые ноги из – под пледа.
– Ну salve35! Tempora mutantur, et nos mutamur in illis36, – продолжил мужчина, – говорят вы мадам, оскандалились в вашей северной Венеции. Qvod erat demonstrandum 37. Я всегда говорил Алексу, что вы ни на что не способны. Скандалы нужно уметь перековывать в победы жизни. А вы?!
– Что вам за дело до моих скандалов? Я не желаю слушать ваших нравоучений. Вы поэтому пригласили меня в Москву? – Левина чувствовала себя усталой с дороги.
– Pardon, pardon, – барон погрузил ноги в домашние туфли без задников, подбитые мехом, – нет, я позвал вас не за этим. Хотел узнать, как там наш Эжени и его молодая жена. Вы милочка не сподобились пригласить меня на его свадьбу, о которой я узнал от друзей.
– Все произошло слишком неожиданно и быстро, – проговорила устало баронесса.
– Развлекайтесь, сударыня. В память об Алексе я захотел устроить вам праздник. Не забудьте, через несколько часов вас ждет бал, которого давно не видел этот сонный город.
Баронесса утомленно наблюдала за тем, как слуга понес её вещи в отведенную ей комнату, за ним служанка несла на серебряном подносе горячий обед для гостьи.
Невообразимый шум фейерверка во дворе напомнил, уснувшей в своей комнате Лизе, что начался праздник. Она подбежала к окну, там уже стояла множество карет. Левина перевела свой взгляд на зеркало, где увидела беспокойные глаза потерянной женщины. И опять этот вопрос: «Зачем она здесь?» Здесь так далеко от друзей и привычного уклада жизни? Ах, если бы не этот скандал, разве она бы покинула столицу. Барон Левин – Витье не лучшая компания для женщины, которая чувствует себя беззащитной и опустошенной. Но Эльза постаралась взять себя в руки. Привела себя в порядок, надела одно из своих новых платьев, которое погладила для неё служанка, повесив его на спинку кровати. Затем она достала флакон с розовой водой, которую использовала в качестве духов. Женщина еще раз посмотрела на себя в зеркало. Теперь намного лучше. Появление Левиной на балу было никем не замечено, за исключением Томаса Райта. Райт не любил баронессу, считая её слишком заносчивой, и не обходительной. Он как – то лукаво улыбнулся, подводя к ней высокого голубоглазого брюнета, одетого по последней моде.
– Баронесса, мои наилучшие пожелания. Разрешите вам представить Луи Филиппа Антуана Бернара де Лавуазье герцога Ангуемского.
Мужчина слегка склонил голову в изящном поклоне.
– А это сама баронесса Эльза Львовна Левина, – хитро улыбаясь, проговорил художник. Райт быстро поклонился и исчез в толпе, праздношатающихся по залу гостей.
– Зовите меня Бернар, Эльза Львовна, – проговорил герцог на безупречном французском языке. Левина оценивающе осмотрела мужчину. На вид около тридцати шести лет, стройный, даже можно сказать в меру худой, смуглый, голубые глаза сапфирами светятся из- под смоляных ресниц. Заметив интерес к своей особе, мужчина пояснил.
– Моя мать испанка, отец француз. Я вырос и воспитывался в Лондоне, а затем в Амстердаме.
– Что привело вас в Россию? – баронесса чувствовала, что не в силах вести утомительные светские беседы.
– Дела знаете, мадам Эльза. Но, видя вас, хочется забыть о тревожащих меня вестях, и предаться мечтам. Однако сейчас, с вашего позволения, разрешите мне покинуть вас, – вкрадчиво проговорил герцог. Он улыбнулся, ослепляя белоснежной фальшивой улыбкой, и ушел, чем-то напоминая Эльзе барона Левина. Начался бал. Под сводами зала веяло беззаботным весельем. Множество пар самозабвенно кружились. Но Эльзу никто не приглашал, да и она сама не очень-то жаждала этого. Одно лишь понравилось ей, в этот вечер она не вспоминала о том, что произошло на свадьбе сына.
Утром горничная принесла Левиной кувшин с теплой водой, чай, молоко и ароматные пироги. Эльза умылась, оделась, и приступила к завтраку. Мысли её возвращались к новому знакомому герцогу Ангуемскому. Не то, чтобы он произвел на неё сильное впечатление своей внешностью, но что-то в нем вызывало интерес баронессы. И потом ей хотелось новых впечатлений, они так хорошо отвлекают, и заставляют надеяться на лучшее будущее. Днем ей предстояло еще одно испытание, поездка на тройках к цыганам.
Эльза, закутавшись в шубу, усаживалась в тройку подле дяди, который вдруг вылез из неё, и уступил свое место другому человеку. Неожиданно послышался знакомый голос, из–за высокого воротника тулупа.
– Мадам, не хочет к цыганам.
– Нет, – удивилась Левина.
– Тогда я украду вас, позволите, – прозвучал приторный голос. И только она хотела ответить герцогу «нет», как кнут запел над прекрасными лошадьми, и они понеслись навстречу морозному дню. Скакали долго, выехав на окраину Москвы. Наконец совершенно шокированная Левина увидела в елках большой рубленый дом, подле которого и остановились кони. Герцог помог женщине вылезти из тройки. Он галантно провел её в домик, где горели свечи на дубовом столе. На полу, укрытом шкурами дремала собака. Горел камин. Этакий охотничий дом. Стол был уставлен различными яствами и вином. Слуги постаралась на славу.
– Что это значит? – хотела возмутиться Эльза.
– Прошу вас, баронесса, – вещал тихий гипнотизирующий голос. Герцог помог ей снять шубу, и сесть в кресло подле камина.
– Герцог, я не помню, чтобы приняла приглашение на обед, – проговорила, пытающаяся прийти в себя Лиза.
– Конечно, нет, моя леди. Это дерзость, но простите меня, если я переступил границы дозволенного.
– Чей это дом? – осматриваясь, спросила баронесса.
– Райт, однажды, показал мне его. Теперь это мое любимое пристанище в хорошей компании.
Он поднес Эльзе бокал пахучего вина, и приблизился к ней, как можно ближе. Его взгляд пронимал и жег её так, что было трудно дышать. Левина все понимала, но приняла бокал и выпила.
– Что все это значит, герцог? – пытаясь получить и так понятный ответ, продолжала спрашивать обескураженная женщина.
– Бернар. Для вас я Бернар. Здесь вы в полной безопасности, – тихо проговорил герцог. Он принял пустой бокал от Эльзы, и стал целовать её руки, затем поднялся и отошел, не желая вспугнуть томные мгновение. Он вел себя, как профессиональный игрок, знающий, чего он хочет, и никуда не спешащий. Левина не понимала, что ей делать. Она чувствовала, что не желает того, что происходит с ней, но отчего-то молчала, и слушала вкрадчивый приторный голос нового знакомого. Герцог рассказывал ей анекдоты, наслаждался трапезой, угощая свою гостью отменными блюдами, и подливал вина. Иногда он вставал из-за стола и прохаживался мимо камина, а когда подходил к баронессе, то целовал её в шею. На что Левина поначалу хотела возмутиться, но потом хмель взял верх над ней, и она молчала. Складывалось ощущение, что делал он это часто и с разными дамами, наслаждаясь своей властью оказывать неизгладимое впечатление на женские сердца. Играя с ними в свое удовольствие. Он так точно делал акценты в словах, и жестах, что это гипнотизировало Левину. Мужчину забавляло само действо, игра, которой он отдавался всецело. Заметно, было, что он любовался своим обаянием, и тем впечатлением, которое производил. А как могло быть иначе? Ведь еще никто из женщин не смог отказать герцогу.
Эльза, отогревшись у камина, выпив изрядное количество вина с изысканной закуской, совершенно сбитая с толку, глядя на языки пламени, и слушая вкрадчивый голос рассказчика, незаметно уснула. Когда она проснулась, был вечер, тройка стояла у дома барона Левина-Витье, герцога рядом не было, лишь ямщик ждал, когда барыня, закутанная в шубу, проснется. Лиза так растерялась, что не знала, чем оправдаться, и о чем думать. В её руках лежало письмо, где по-французски было написано: «Леди, не должна объяснять своих поступков. Это её каприз». С этим письмом в руках она вошла в дом Левина- Витье, и поднялась к себе. Служанка унесла шубу и принесла горячий чай. Баронесса все еще держала письмо в руках, пытаясь вспомнить, что же с ней было в этом охотничьем доме. Герцог вел себя галантно, много шутил, иногда целуя её, ему хотелось большего, но он никуда не спешил. Эльза вздохнула. Женщина с дурной репутацией, как же больно это осознавать. Все, что осталось в столице, осталось ли там? Она уехала в Москву, чтобы отвлечься, а приехала и попала в какую-то фривольную историю с герцогом. Что это? Проклятье княжны Юлии? Левина подошла к окну, и увидела, как возвращается пьяный Левин – Витье с гостями, вопящий скабрезные песенки. Она вышла на лестницу, чтобы посмотреть на это поближе.
– Музыканты веселей! – закричал входящий дядя Фриц. – Господа желают веселиться.
И все заново закрутилось в безумной пляске. Лица, бутылки, закуски, танцы, смех, игра в фанты. Эльза очнулась рано утром, сидящей в кресле в обнимку с канделябром, но ей было весело. Все вокруг походило на поле битвы, с которого собирались и уходили оставшиеся несколько гостей. Левина смотрела на всех, как во сне, и вот уже скандал на свадьбе Жени не казался ей таким уж ужасным. И эти тайные истории барона Левина немного затерялись в пространстве. Горничная протянула Эльзе на подносе приглашение в театр.
– Вам, барыня, давеча принесли.
Левина стянула бумажку с подноса, и покрутила в руке. Опять этот навязчивый новый знакомый. Следующий день принес баронессе необходимость выбрать самое красивое платье для себя. Служанка помогла сделать прическу. Эльза опять смотрела на себя в зеркало. Она была хороша. Если бы этот упрямый Панютин видел бы её сейчас. Баронесса остановила свои размышления. Как странно, она привыкла думать о Петре, как о поклоннике, который должен оценить её красоту. Но он предложил ей брак, к которому она все еще не готова. Эльза попыталась улыбнуться себе в отражение, и у неё получилось, но не с первой попытки. Сегодня её ждал Большой Петровский театр, открытие которого состоялось четыре года назад38. Предыдущее здание театра сгорело одним из первых, когда наполеоновская армия вошла в Москву. Театральная площадь встретила Лизу приветливо, новое здание театра величиной, перещеголяло даже Большой Каменный театр в Санкт-Петербурге39. Баронесса с восхищением рассматривала помещение, в которое стремилась столичная публика. Левина была в восторге, её поражало все: роскошной внутреннее убранство, пропорции, гармония архитектурных форм, вместительные гардеробные. Лиза с упоением устроилась в ложе, разглядывая потолок, партер и сцену.
– Осип Иванович Бове40 постарался,– раздался голос входящего герцога, – новый театр удобен и прекрасен.
– А вы бывали здесь до войны с Наполеоном? – проговорила женщина с интересом.
– Да, Эльза Львовна, бывал, – Де Лавуазье сел рядом с баронессой.
– Вы ослепительны, моя леди. Сегодня дают «Альмавива или тщетную предосторожность» Россини, – герцог опять правильно и с придыханием произнес каждую фразу, завораживая своей манерой говорить. Левина заметила, что их ложа привлекает внимание. Наверное, во многих взглядах читалось любопытство. Или вопрос: «на кого на этот раз охотиться Де Лавуазье?» Герцог слыл заправским волокитой, и ему многое удавалось. Бернар положил свою аристократическую узкую ладонь на руку баронессы, продолжая смотреть на сцену, где начиналось действо.
– Смею ли я надеяться? – прозвучал томный шепот герцога.
– На что? – Эльза чувствовала, что теряет дар речи в обществе этого мужчины, но решила бороться с этим странным магическим обаянием Де Лавуазье до конца.
– На волшебство, моя, прекрасная леди, на великолепное волшебство, – он сжал руку Лизы в своей. Эльза поймала себя на мысли, что поддается чарам этого мужчины. Как будто, она выпила сонного зелья, которое лишает её воли, и все что ей осталось, это смотреть широко распахнутыми глазами на происходящее с ней представление.
– Посмотрите, – Бернар второй рукой поднес Левиной коробочку. И опять слова были слишком вкрадчивы, а акценты выверены. Баронесса непроизвольно увидела в этих жестах что-то похожее на то, что обычно делал барон Левин. Он играл с упоением и азартом. Женщина, как под гипнозом, высвободила вторую руку, открыла коробочку, и застыла от восхищения. Перед ней лежал роскошный браслет из отборных сапфиров.
– Он достоин вашей красоты, моя леди, – прозвучал завораживающий комментарий.
Баронесса протянула руку, а герцог умело надел украшение, так словно служил королеве. Всю первую часть оперы Левина пыталась хоть как-то призвать разум к своим обязанностям. Но все тщетно. Де Лавуазье, казалось, проникал во все щели её души, не давая покоя, не оставляя места ни для кого другого. В антракте Левина неожиданно столкнулась с графиней Хлюстиной и её мужем. Эльза смотрела на них, как на призраков из прошлой жизни.
– Эльза Львовна, представьте же нам своего загадочного кавалера, – проговорила с восхищением Аделаида Михайловна.
– Такой обаятельной леди, я представлюсь сам, – он таинственно улыбнулся. – Луи Филипп Антуан Бернар де Лавуазье герцог Ангуемский.
– Герцог, ваши манеры безупречны, – Хлюстина переглянулась с мужем.
– Я многое делаю безупречно, особенно, когда есть рядом леди, вдохновляющая меня на это, – Бернар слегка коснулся руки Лизы, – разрешите, ненадолго покинуть вас.
Де Лавуазье плавно поклонился, пристально посмотрев на Аделаиду Михайловну, удалился. Хлюстина была сражена. Какой видный мужчина, и такой галантный. «Баронесса, где вы познакомились?» – хотелось спросить ей. Но муж Аделаиды Михайловны не дал завязаться разговору, и увел свою любопытную жену. Левина посмотрела на уходящих знакомых. Она и сама была в неком восхищении от талантов герцога, и одновременно плохо отдавала себе отчет в том, что происходит. Вернувшись в ложу, баронесса попала в свет темно голубых таинственных глаз, глаз ждущих, глаз околдовывающих. Герцог был похож на человека, который смакует дорогое вино, перекатывая в горле каждый глоток, и не торопясь его глотать.
– Герцог, нам надо объясниться, – Эльза попыталась настроиться на серьезный лад. Бернар приложил палец к своим губам.
– Моя леди, не желает слушать Россини? Мы поговорим, но потом, – вкрадчивый голос успокаивал. Эльза понимала, что не может побороть это влияние герцога на себя, но она не хотела быть его околдованной марионеткой.
На следующий день барон Левин – Витье, сидя в столовой, поглощал уху с кулебякой. Эльзе не хотелось есть. Она крутила вилкой по полупустой тарелке.
– Мадам Левина грустна? – спросил Левин-Витье, не отрываясь от еды.
– Я хочу уехать домой, – неожиданно произнесла Эльза.
– Домой? S,il vous plait41. Надоела partie de plaisir42?
– Я не знаю, – проговорила женщина, над чем-то раздумывая.
– Она не знает? – Витье перестал есть. – Дура! Вокруг тебя крутится такая дичь!
– Вы всегда не любили меня. Откуда же теперь такое рвение по устройству моей судьбы?
– Да я не в восторге от тебя, и мое кредо – apres nous le deluge43. Но я не могу видеть не прикрытую глупость. Обыграй его.
– Ему нужны победы и только, и потом это решать мне, – Эльза была расстроена.
– Qvi vivra verra44, – Витье отодвинул тарелку, – он очень богат, этот герцог. Здесь, в Москве он наделал много шума, когда приехал, и стал выходить в свет.
– Какое мне дело до его богатства, – равнодушно прокомментировала Левина.
– Богатство дает нам многое, – философски заметил Витье.
– Но оно не может дать душевного тепла. Для него нужно Божье благословение, – Эльза встала из-за стола. Прислуга спешно убирала не нужные приборы.
– Эльза, не забудь сегодня маскарад, – строго напомнил мужчина.
Баронесса вошла в свою комнату, где на столе её ждал сверток, к которому было прикреплено письмо. Левина долго стояла над свертком, не трогая его, затем все же развернула, и увидела свой маленький портрет работы Томаса Райта. На портрете женщина в одежде Дианы охотницы восседала на белом коне, и на плече у неё красовался то ли сокол, то ли ястреб. Разобрать было сложно. В сопроводительном письме значилось: «Моя, леди, такой увидел вас я, Томас лишь отобразил мое видение. По-моему, удачно. Ваш Бернар». Все было изыскано, и ставки высоки. Эльза чувствовала, как беспомощно барахталась её воля, слабея в сетях знатного волокиты45. Маскарад начался церемонией распития бургонского, придуманной Левиным -Витье. Все приглашенные должны были выпить вина, а кто пропускал очередной тост или не желал пить откупались. Мужчины деньгами, а дамы либо пением, либо декламацией стихов, либо поцелуем хозяину праздника. Герцог появился в самый разгар попойки. Он как всегда был безупречен, и на глазах у всех откупился от церемонии полностью, чем произвел фурор среди дам. Для Левиной весь этот ритуал с распитием казался неуместным и несносным. И чувства Лизы не остались не замеченными де Лавуазье. Он подошел к ней в австрийском гусарском костюме, и взяв её под локоть, отвел в другую комнату.
– Вам дурно, моя леди?
– Немного, – собираясь с силами, проговорила Лиза, – герцог, вы обещали выслушать меня.
– Да, конечно, к вашим услугам, – герцог фальшиво улыбнулся уголками губ.
– Господин де Лавуазье, так не может дальше продолжаться. Я благодарна вам за оказанное внимание, и ваша учтивость достойна восхищения. Однако, всякие отношения должны иметь границы.
– Мое общество вас компрометирует? – герцог был немного удивлен, или хотел казаться таковым. – Мне следовало бы подумать об этом.
Левина смотрела на этого светского льва, и понимала, что чего – то не понимает. Неужели, она медлила разорвать эти отношения, только потому, что Бернар походил чем-то на барона Левина. В этом был парадокс. Левин воскресал в этих театральных жестах, в этих манерах, в азарте, горящем во взгляде герцога. И она пыталась снова вызвать к жизни эту историю, в которой уже однажды проиграла. Но вдруг, во второй раз она выиграет. Выиграет полностью и окончательно, и не случится никакой дуэли, не будет Юлии, и того унижения, которое она испытала в Петербурге. Будто та часть жизни была черновиком, а теперь без помарок можно переписать набело.
– Простите, герцог, я не хотела винить вас. Мне приятно ваше внимание, -замялась баронесса, понимая, что она сама причина этой ситуации.
– Помните, вы всегда правы, – Бернар опять улыбнулся своей белозубой фальшивой улыбкой. Де Лавуазье направился к двери, затем повернулся, пристально глядя в глаза баронессе.
– Позвольте узнать, как долго вы пробудете в Москве?
Левина неопределенно пожала плечами, мужчина поклонился, и поспешил уйти. Томас Райт преградил путь герцогу, спускающемуся по лестнице.
– Прогнала? Я же говорил вам, что сердце баронессы трудно покорить, даже вам мой дорогой друг. Очень строптивая женщина, – усмехнулся Райт.
– Хотите пари, – де Лавуазье горячился.
– Хочу, – художник приготовился к спору.
– Через две недели, я объявлю о нашей помолвке, – пообещал герцог.
– Ставлю дюжину бутылок лучшего вина, если наша строптивая баронесса скажет вам «да», – Райт предвкушал свою победу, надеясь, что де Лавуазье проиграет, – но полагаю, герцог, вино придется присылать вам, потому что вы проиграете.
– Запомни, для меня нет неприступных крепостей, клянусь своей честью! – отрезал самодовольный де Лавуазье.
Прошло четыре дня. Фридрих Иванович приходил в себя после очередного дикого загула. Он лежал в гостиной под пледом и стонал, бормоча: «Enfant terrible». Эльза сидела в кресле у камина, и читала книгу иногда, поглядывая на барона.
– Что глядишь? Не видела немощного старика?
– Вы сами виновны в своих бедах, – тихо ответила женщина.
– Подумаешь. Да, я позабыл совсем. Там на столе письмо от герцога. Утром принесли.
Левина отложила книгу, и подошла к столику. Рука дрогнула, и письмо слетело на пол.
– Вот, растяпа, – прокомментировал Левин-Витье.
Лиза подняла письмо и прочла: «Эльза де Лавуазье герцогиня Ангуемская. Не правда ли, звучит прекрасно. Мне хотелось, чтобы леди Эльза была рядом со мной. Все отныне ваше. Назначьте дату свадьбы. Я хочу объявить о нашей помолвке, как можно скорее. Мой слуга доставит вам кольцо, мой свадебный подарок».
– Ну что? – поинтересовался Левин-Витье. – Что-то важное?
– Возможно, – проговорила обезоруженная Эльза. На мгновение, ей, показалось, что настал её шанс переписать жизнь набело. Только показалось.
Санкт-Петербург. Анна с матерью и Верою прогуливались по заснеженным улицам столицы. Зима в этот год выдалась очень снежная, и метели случались, чуть ли не каждую неделю.
– На дворе уже февраль, а Эльза не дает о себе знать, – беспокоилась Ирина Муравлина.
–Пусть развлекается. Может моя свекровь, наконец, устроит свою судьбу самым достойным образом.
– Аня, чует мое сердце, что что-то случилось. Эльза никогда не любила дядю Фрица, считая его порочным человеком. И еще говорят, что Аделаида Михайловна видела её с каким -то франтом в Большом Петровском театре. Это не похоже на неё.
– Может этот франт просто сопровождал её, – прокомментировала Анна.
– Может. Однако, болтают, что они могут быть уже помолвлены, или собираются это сделать.
– Если бы это была правда, то ты бы, мама, узнала об этом первой.
– Я надеюсь, что ты права. Я хочу в это верить. Быстрей бы приехал Панютин. Я написала ему письмо, высказав свои опасения. Может быть, он уже едет в Москву, – Муравлина беспокоилась за подругу. Так уж она была устроена эта сердобольная хорошая женщина.
Эльза стояла у окна, глядя как на улице падали крупные снежинки. Москва выглядела, так словно кто-то накрыл её белым пушистым одеялом. Служанка принесла чай с кулебякой. Левина сидела у изразцовой печи, разглядывая золотое, с массивным изумрудом кольцо, которое прислал ей де Лавуазье герцог Ангуемский. Оно таинственно мерцало в отсветах горящих огоньков. Да подарок был очень дорогой. Но не стоимость этого подарка покорила Левину, а возможность начать новую жизнь, может быть даже ради этого переехать в Москву. Но, несмотря на то, что с внешней стороны все было достаточно пристойно и перспективно, баронесса чувствовала что-то угнетающее, что-то, что не давало ей спать, и противилось происходящему. Вдруг пришел слуга и доложил, что пришел Томас Райт.
