Замок из дождя
– Ирина, – шептал Муравлин, – Женя совсем не похож на Александра. Разве ты не замечала, какие они разные, он даже внешне похож на мать.
– Разные. Кровь одна. И кровь беспутная.
– Он глубоко верующий. Лиза передала сыну свою силу нашей веру.
– Это не довод. Если бы не мольбы Ани, я бы никогда не пошла на это, – Муравлина вздохнула, – и потом судьба Зинаиды всегда ужасала меня. Она тоже в свое время настояла на браке с Панютиным.
– Посмотри на лица наших детей. Ведь они счастливы, – привел последний довод князь Муравлин. Молодожены были действительно искренне счастливы. Возмужавший Евгений выдавал всем своим видом, появившийся интерес к Анне. Юная невеста, очень смущенная, была серьезной. Она с волнением слушала слова, которые произносил священник, а когда все закончилось, даже заплакала, чем очень удивила гостей и молодого мужа. В доме баронессы Левиной прием, устроенный по случаю свадьбы был обставлен с большим вкусом. Много именитых личностей прогуливалось по залу после плотного застолья. Баронесса в очередной раз обходила гостей, наблюдая за тем, что происходит, и нет ли какой нехватки в угощениях. К довольной Эльзе вдруг подошла графиня Мелецкая. Пелагея Павловна отвела счастливую мать в сторону.
– Что случилось? – спросила баронесса, все мысли которой были только о том, чтобы свадьба удалась и гости были довольны.
– Вы же мне обещали, – без предисловий начала Мелецкая, – оттолкнуть моего сына.
– Я не видела вашего сына уже долгое время, – Эльза заставила себя говорить с Пелагеей Павловной на тему, которая была ей совсем не интересна. К тому же баронесса все время отвлекалась посмотреть, всё ли происходит так, как должно быть на достойном приеме.
– Допустим. Но вы все же стали его тайной любовницей, – Мелецкая сделала ударение на последнем слове.
– Вы с ума сошли! Это чудовищная ложь! – возмутилась Левина. Баронесса отошла от Мелецкой, давая понять, что ей не приятен этот разговор.
Поручик Мелецкий очень расстроенный, стоял в сторонке, наблюдая за танцами. В нарушение всех приличий, к нему подошла сияющая Юлия в роскошном атласном платье с двумя бокалами шампанского.
– Выпейте со мной, Павел Юрьевич. Я хочу проститься с вами. Я покидаю Россию, и скоро отправляюсь в Париж.
Мелецкий принял из рук Алаповской бокал.
– Я выпью за то, чтобы вы оставили меня в покое, – грустно проговорил Мелецкий.
– Прекрасно! Пейте же, – Юлия с нетерпением наблюдала за неторопливыми действиями молодого мужчины.
– И все же вы слишком много читаете французских романов, – Павел попытался наставить девушку на путь истинный, – это дурной тон, не престало такой, как вы, поправ правила приличия, приходить ко мне с бокалом шампанского.
– Может быть я намного смелее, чем ваша баронесса, – проговорила с усмешкой Юлия, – и мне не важно, какие сплетни родятся в этот момент, когда нас увидят вместе.
Павел допил бокал.
– Вы рискуете получить в обществе дурную репутацию, – Павел произнес слова с легкой нотой пренебрежения.
– Как знать, быть может, вы мне составите компанию, – предвкушая результат своей мести, проговорила девушка.
– Компанию в чем? – не понял Павел.
– Ну, я к тому, что у вас тоже будет дурная репутация в обществе, – Юлия ядовито улыбнулась, – и у вашей ненаглядной баронессы.
– Я не боюсь угроз, – при упоминании Эльзы, Мелецкий приободрился, – да что вы можете сделать своей бессильной злобой.
– Я хочу проститься, полагаю этого уже достаточно. Разве не за это, я предлагала выпить? Вы пророчите мне дурную репутацию, но сейчас я покину вас, а вы останетесь, – Юлия снова ядовито улыбнулась, наслаждаясь моментом, медленно сделала реверанс, и с достоинством удалилась.
Баронесса Левина отошла от Пелагеи Павловны, но ей подвернулась Таисия Прохоровна.
– Эльза Львовна, в Петербурге новое увлечение, – проговорила она загадочно.
– Какое? – непонимающе проговорила Левина.
– Читают вот это, – княгиня Ачинская протянула ей листок бумаги, – это письмо вашего мужа к некой тайной особе.
Эльза развернула бумагу, и вздрогнула от знакомого подчерка.
– Моя любимая, – тихо прочла баронесса – я изнемогаю без вас, как без солнца. Ежели, вы не согласитесь встретиться со мной, мне не жить. Не сокрушайтесь на счет моей жены, она милая, но ей никогда с вами не сравниться. Ты, та единственная, о коей я грежу бессонными ночами, – Левина не смогла дальше читать под любопытным сочувствующим взглядом Таисии Ачинской.
– Я понимаю вас, Эльза Львовна, – изрекла сочувственно, из лучших побуждений, она, – вы все эти годы страдали, и поэтому хотите принять предложение нашего пылкого красавца Мелецкого и быть с ним. Может, и на тайный брак решитесь? Ведь, его мать против ваших отношений.
– Кто распускает эти нелепые слухи? – проговорила, пораженная баронесса. Эльза чувствовала, что жизнь смеётся над ней, но отчего-то ей представлялось лицо графа Формера. Фигуру которого, она различила среди гостей, или ей показалось.
– Да какие же это слухи? – Таисия Прохоровна не унималась. – Об этом давно все говорят. А известно, что дыма без огня не бывает.
А в это время внимание всех привлек поручик Мелецкий. Он совершенно неуправляемый, ворвался в круг танцующих пар, и стал что-то кричать, размахивая руками, так что парам пришлось остановиться. Мелецкий оказался в кругу любопытствующих людей, и выглядел совершенно нелепо. Он крепко держался на ногах, но казалось, был не в себе. Эльза и Ирина из разных концов зала, поспешили гасить назревающий скандал. Но не тут-то было. Левина попыталась подойти к Павлу, и успокоить его.
– Какой конфуз, – прозвучало где-то за спиной, – говорят, что они тайные любовники. Так афишировать свои отношения.
– Любовники. Вы не поверите, они давно любовники, – сообщал чей-то доверительный голос, – а что им остается делать в такой пикантной ситуации. Шепот переходил в осуждающий гул. И словно в подтверждение всех домыслов, неожиданно прозвучал голос Мелецкого.
– Эльза Львовна, не бросайте меня! J’ai besoin de toi30! Je ne peux pas sans toi31! – произнес достаточно громко Павел. Язык плохо слушался его. – Почему вы не хотите танцевать со мной?
Ситуация накалялась. В этот момент в зал вошел опоздавший полковник Панютин. Его заметил обернувшийся Евгений, по лицу которого Петр понял, что происходит что-то неладное. Из общей массы шепчущихся гостей вышла Юлия, красуясь в своем эффектном модном платье.
– Эльза Львовна, помогите же поручику, не будьте так жестоки к человеку, навещающему вас по ночам в вашем имении, – прозвучал уверенный голос девушки.
– Мне было так хорошо с вами летом. Ночи, мечты, – проговорил Мелецкий с трудом, понимая, что происходит, – мои надежды с вами.
Левина потеряла дар речи, как будто рухнул небосвод. Павел, протягивал к ней руки, и в его мутных глазах терялось всякое разумное.
– Да-с, господа. Дуэли не бывают без повода, – прозвучал голос из толпы гостей. Петр Сергеевич не стал ждать развязки скандала, все возмущалось в нем против обидчиков Лизы. Он подтолкнул, оцепеневшего от неожиданности князя Муравлина, и тот последовал за ним.
– Вы пьяны, поручик, потрудитесь, вести себя пристойно! – прозвучал резкий голос полковника. Ирина Муравлина направилась к музыкантам, заставляя их возобновить игру хоть какой-нибудь веселой мелодии. Анна и Евгений, подавая пример другим, стали танцевать. Постепенно все вернулись к танцам. Петр и Павел Муравлин увели бедного поручика Мелецкого, который упирался, махал руками, и пытался обратиться снова и снова к баронессе Левиной. Эльза же, глядя, как уводят молодого мужчину, не помня, как, дошла до бархатного стула в углу, чтобы прийти в себя.
– Баронесса, – прозвучал навязчивый голос Юлии, – вы бросаете вызов свету своим поведением, оттого ли, что муж не любил вас, – усмехалась княжна Алаповская, – это веская причина, я понимаю.
Левина на это раз не выдержала, резко встала, и поравнявшись с княжной, смерила её жестким взглядом.
– Потрудитесь покинуть мой дом, княжна!
– О, да, баронесса, с превеликим удовольствием, – Юлия чувствовала, что отомщена, – невыносимо находиться в доме женщины с такой дурной репутацией.
Княжна Алаповская изобразила подобие реверанса, и удалилась. Баронесса собралась с силами и хотела подняться к себе. На лестнице её догнала Вешнякова.
– Простите, – прозвучал умоляющий голос Луизы.
– Что вам нужно? – Эльзу покидали душевные силы, и она была готова опустить на ступеньки от изнеможения.
– Простите мою дочь, – заплакала Вешнякова, – мы с ней причинили вам столько боли. Но она не виновата, она не ведает, что творит.
– Дочь? – Левина силилась понять Луизу.
– Юлия Алаповская наша дочь, моя и барона Левина, – Вешнякова горько заплакала, – мы так любили друг друга. Но мой брат решил прекратить наши отношения, а муж вызвал Сашу на дуэль. Это не справедливо. Вы ни в чем не виноваты.
– Довольно, – Эльза, казалось, пыталась собраться с силами, – мне не к чему ваши оправдания. У меня больше ничего нельзя отнять.
Левина развернулась, и стала медленно подниматься по лестнице. Мир, её уютный понятный мир, с милыми и грустными воспоминаниями, рушился с таким треском, что в пору было закрывать уши и прятаться. Этот скандал, о котором не скоро забудут, и самое горькое, что это случилось в день свадьбы её любимого сына. Что касается всего остального, женщина была не способна осознать это сейчас, и потому не думала об этом, пытаясь сохранить подобие спокойствия. Но дойдя до своей комнаты, и закрыв за собой дверь, она просто без сил рухнула в кресло, слушая, как в висках стучит её сердце, и что-то липкое, похожее на беззащитность и бессилие, что-либо изменить, заполняет её душу.
На следующий день в доме графа Формера недовольная Юлия встретилась с Луизой Вешняковой. Алаповская прошлась по сумрачному залу мимо ряда роскошных стульев.
– Леонтий Потапович, – голос княжны выдавал её возмущение, – что эта женщина делает в вашем доме?
Формер недовольно посмотрел на внучку.
– Это не просто женщина, она моя дочь, и твоя мать.
– О чем вы говорите? Меня вырастила моя бабушка княгиня Алаповская, и до пятнадцати лет я воспитывалась во Франции.
– Конечно. Княгиня Алаповская дальняя родственница моего зятя Антона Трофимовича Вешнякова, которая согласилась оказать нам эту услугу, и воспитать тебя в нашем родовом доме в Нанте, – пояснил Леонтий Потапович, – для всех она была твоей бабушкой.
Граф Формер довольно поглядывал на Юлию. Ведь она была так похожа на него, статью и характером. Своего никогда не упустит, своевольная и дерзкая.
– И вы? Как вы смели скрыть от меня все это, любезный дед! – Алаповская злилась, поглядывая иногда на несчастную Луизу. – Мать! Эта глупая тихая женщина! А кто же отец?
– Барон Левин, – тихо произнесла Вешнякова. Юлия хотела что-то спросить или возмутиться, но её глаза выдавали глубокое замешательство.
– Так выходит, что я – проклятие Эльзы! – выдохнула она довольно.
– Ты поступила дурно, Юлия, – Луиза заглядывала в глаза дочери, – воспользовавшись, письмами барона, которые отдал тебе мой отец. Унизила бедного Мелецкого и оклеветала баронессу. Уже все говорят о том, что Панютин вызвал поручика на дуэль.
Вешняковой очень хотелось, чтобы дочь раскаялась, и попросила прощения. Но нет, та оставалась неприступна и холодна, непреклонная в своем максимализме юности, и уверенная в своей правоте.
– Прекрасно. Дуэль, что может быть лучше, – изрекла княжна, – у Юлии есть теперь мамочка, – Алаповская презрительно посмотрела на готовую расплакаться Луизу. – Падшая женщина! И папочка, барон Левин!
– Не смей! – Формер оборвал внучку. – Не тебе её судить. Подумай лучше о том, что Антон Трофимович, наконец – то согласился принять тебя в своем доме. Это шанс быть с матерью, и обрести семью.
– Шанс? – не унималась Юлия. – Это оскорбление! Кто такой этот ваш Вешняков! Кто он против барона Левина! Я не хочу ничего слышать об этом!
Алаповская удалилась, громко хлопнув дверью. Луиза бросилась на шею отцу и зарыдала.
– Все твоя честность, Луиза, надо было выдать её за дочь твоего мужа.
– Слишком тяжелая ложь для меня, отец. Я так любила барона, – женщина замотала головой. Граф Формер гладил дочь по голове, словно маленькую девочку, которую надо было успокоить.
Утро для Левиной началось с завтрака с молодыми. В столовой пахло кофеем и сладкими пирогами. Евгений, слегка озадаченный, был счастлив. Он не решался спросить у матери о скандале, и поэтому сосредоточенно ел. Анна тоже молчала, чувствуя себя не в праве, задавать нетактичные вопросы. Баронесса вела себя так, словно ничего не произошло. По её лицу нельзя было прочесть о бессонной ночи, и грызущей обостренной обиде, боли, и бессилии что-либо изменить. Тишину нарушил слуга, доложивший о приезде Пелагеи Павловны Мелецкой. Когда та вошла, молодые быстро удалились. Пелагея Павловна со смятением в сердце, подошла к Левиной.
– Чем обязана? – холодно спросила Эльза.
– Эльза Львовна, простите меня за неожиданный визит, но умоляю, спасите моего сына, -голос Мелецкой дрогнул.
– Спасти? Разве он в опасности? – все так же холодно поинтересовалась Левина.
– Петр Сергеевич вызвал его на дуэль завтра. Все говорят о том, что Панютин, хоть еще и не оправился от ранения, никогда не простит обид, нанесенных вам, да и стрелок он отменный. Я умоляю вас, как мать, спасите моего мальчика, – Пелагея Павловна была готова упасть на колени перед баронессой. Эльза пристально посмотрела на слезы, которые текли по щекам Пелагеи Павловны, и не смогла ничего ответить. Как будто разом все в ней замолчало. А Мелецкая, борясь со слезами, пыталась угадать, что же сказать, чтобы баронесса смягчилась. Но попытки её были тщетны. Эльза ничего ей не ответила, и та ушла ни с чем.
На следующее утро Муравлин и Панютин готовились к дуэли, они внимательно осматривали местность, ожидая поручика. Место было достаточно просторное с густыми кустами и редкими деревьями. Накрапывал мелкий холодный дождик.
– Неужели ты хочешь убить этого глупого повесу? – спросил Павел.
– Тебе его жалко? – холодно проговорил Панютин. – Он посмел опорочить имя Эльзы. О ней теперь идут грязные пересуды. У неё отняли все, чем она жила долгие годы, а это равносильно смерти. Я не могу это так оставить.
В это время на бричке подъехал Павел с секундантом, а из-за тучи выглянуло робкое солнце. Граф Мелецкий быстро соскочил на землю, и поспешил к мужчинам, ожидавшим его.
– Я приношу свои извинения, – начал он, – мне очень стыдно за свое непозволительное поведение на свадьбе, я сам плохо помню, но то, что мне рассказали отвратительно. Ваш вызов меня на дуэль достоин уважения.
– Увольте меня от вашего уважения, поручик. Приступим, – Панютин был непреклонен и изрядно раздражен. Князь Муравлин отрыл коробку с дуэльными пистолетами. Противники выбрали каждый свой пистолет. Второй секундант разыграл право выстрела.
– Вы, поручик, стреляете первым, – объявил второй секундант.
– Я готов уступить свое право Петру Сергеевичу, – проговорил Мелецкий, надеясь на примирение.
– Стреляйте, поручик. Не играйте в благородство, – Панютина ужасно возмущал в Павле, как ему казалось, тон нашкодившего глупого испугавшегося юнца. Но поручик был, отнюдь не трус, он не боялся быть убитым на дуэли, а искренне раскаивался в случившемся, надеясь на понимание Панютина. Петр равнодушно взирал на противника, пусть даже и сознающего свою вину, сегодня он был настроен решительно. Мужчины отошли друг от друга на сорок шагов, оставаясь неподвижными, и ждали команды, чтобы начать стрелять. Мелецкий прицелился, медля с выстрелом. Он посмотрел на пожухшие осенние кусты, на липу, утопающую в пасмурном небе, прислушиваясь к биению своего сердца.
– Извольте стрелять, – напомнил Муравлин. Мелецкий выстрелил. Промах. Муравлин облегченно вздохнул. Получив команду, Петр, немедля, прицелился. Его движения были уверенны, движения одного из лучших стрелков в столице. Прозвучал выстрел. Вдруг из густых кустов, находящихся рядом с Павлом, одновременно с выстрелом, или чуть ранее неожиданно пытаясь заслонить Мелецкого кинулась княжна Юлия, которая приняв выстрел, упала в жухлую траву. На мгновение все замерли, настолько внезапно было происшедшее. Мелецкий, пораженный, склонился над еще живой Юлией.
– О, нет! – вырвалось из уст Мелецкого.
– Теперь ты мой, упрямец. Я получила своё, – шептала она, – и так будет всегда. Не смейте мне отказывать, поручик.
Вдруг к месту дуэли одновременно с разных сторон подбежали Эльза и Ирина, Луиза и Леонтий Потапович. Луиза рванулась к дочери. Она гладила её по золотистым волосам, выбившимся из-под шляпки. Черный костюм амазонки на княжне подчеркивал трагизм случившегося. Эльза тоже подошла к раненной девушке, в её взгляде теплилась жалость. Однако, та не сдавалась перед случившимся, все еще желая эффектных побед. Алаповская посмотрела на баронессу, и победоносно улыбнулась.
– Эльза, я наследство, которое тебе оставил барон Левин, мой отец, – глаза Алаповской закрылись, и она потеряла сознание. В то время, когда Формер осматривал рану девушки, к ним подошли Панютин и Муравлин.
– Будет жить. Пуля прошла на вылет, органы не задеты, – тихо проговорил он Луизе, которая уже была готова лишиться чувств от своих переживаний. Муравлин посмотрел на побледневшего Петра, тот развернулся и молча пошел к своей лошади. Эльза оглянулась и, увидела, как, пустив лошадь в галоп, ускакал полковник Панютин под вопросительные взгляды Муравлиных и Мелецкого. А в воздухе царила тишина и покой, ровно ничего и не случилось.
Левина, совершенно потерянная возвратилась домой. Молодожены ушли на званный обед. Она, не снимая верхнюю одежду, плюхнулась на диван в гостиной, не замечая Панютина, стоящего у портьеры. Он был взволнован и очень бледен. Рана все еще давала о себе знать, да и дуэль, которая завершилась так неожиданно. Одно дело стрелять в обидчика баронессы, другое ранить юную девушку.
– Эльза, – тихо, собираясь с силами, позвал Панютин, – Лиза.
Левина удивленно посмотрела на мужчину. И произошло то, чего никто из них не ожидал, Эльза бросилась в объятия Петра, расплакавшись у него на плече, в эти надежные объятия, которые раскрыл для неё полковник. В этот момент это были два человека, которые так нуждались друг в друге.
– Лиза, – шептал Петр, бережно обнимая её, – не плачь. Никто больше не причинит тебе зла.
Эльза посмотрела на Панютина, как будто до этого не видела его никогда раньше. В этот миг он казался ей абсолютно необходимым, желанным и важным для её жизни человеком. То, что происходило, походило на прорыв плотины, как если бы невидимые стены рухнули, и каждый из них мог без стеснения выразить свои чувства.
– Это было ужасно. Почему вы никогда не рассказывали мне о причине дуэли, на которой погиб Саша? – тихо говорила баронесса, глотая собственные слезы. – Почему?
– Я хотел уберечь вас от разочарования. Я знал, как вы были влюблены в своего мужа, и моего друга, – мягко отвечал полковник.
– Всё ошибка, – продолжала горько плакать женщина, – моя жизнь, моя любовь, всё ошибка.
И вы, всегда знали об этом.
– Я пытался защищать вас, баронесса, и ваше неведение тоже служило этому, – вкрадчиво объяснял мужчина.
– Неведение, какое удобное состояние. Юлия его дочь. Что мне делать с этим? – Эльза перестала плакать и посмотрела в глаза Петра.
Панютин не знал, что ответить любимой, чтобы успокоить её, и поэтому, уступая своим чувствам, поцеловал баронессу в губы, с застывшим в них вопросом. Это был их первый поцелуй, поцелуй, который был похож на первоцвет, зацветший после долгой и суровой зимы.
– Я люблю вас, Эльза Львовна, и прошу стать моей женой, – после поцелуя, чуть отстранившись от любимой, проговорил слегка осипшим от переполнявших его чувств голосом Панютин. Баронесса непонимающе посмотрела на полковника. В этот момент она была не в состоянии осознать сказанные ей слова, и потому молчала.
– Ваше предложение так неожиданно для меня, – только и смогла проговорить она.
– Неожиданно? – голос Панютина приобрел жесткие нотки. – Что ж, я не потревожу ваш покой, баронесса. Разрешите откланяться.
Он отстранился от Левиной, немного постоял, собираясь с мыслями, и поспешно вышел, возвращаясь к привычке бороться с чувствами к баронессе. Эльза подошла к окну, и стала наблюдать за отъездом полковника, сожалея, что обидела его своими словами. Она надеялась только на то, что со временем все разъясниться, и они смогут еще раз спокойно поговорить. И возможно, когда-нибудь она сможет принять его, как мужа. В сожаление баронессы незаметно вкралось прошлое, и вот уже перед её мысленным взором возникла ладная фигура мужа, гарцующего под окном на ослепительно белом коне. В его руках букет белых роз, который он кидал ей когда-то в это самое открытое окно. Барон Левин любил эффектные, почти театральные действия. В его холодных серых глазах тогда зажигался огонек азарта. Но как было ужасно смотреть на то, как он тухнет, и что остается потом.
Спустя некоторое время, Левина придя в себя, сидя в гостиной, раскладывала пасьянс за маленьким столиком, на котором стояла резная шкатулка. От этого занятия её заставил отвлечься шум и возмущенный голос слуги: «Барыня никого не принимают». Еще миг и перед Эльзой стоял виноватый Павел Мелецкий.
– Позвольте, Эльза Львовна, проститься с вами, – слова Павлу давались с трудом, потому что он чувствовал себя виноватым.
– Вы уезжаете? – баронесса внимательно посмотрела на поручика.
– Да на войну, – Павел опустил глаза, – простите меня, если сможете. Я погубил репутацию человека, которого так обожаю.
Левина неопределенно покачала головой.
– Я не виню вас. Даже в час моего позора во мне не было гнева на вас.
Мелецкий пал перед Эльзой на колени, и стал целовать её руки.
– Я восхищаюсь вами, – он замер на миг, – подарите мне что-нибудь на прощание.
Баронесса, расстроенная и взволнованная, смотрела в красивое лицо поручика и не могла насмотреться. Было в этом моменте что-то очень щемящее. Она подошла к столику, и открыла шкатулку. Там лежала золотая брошь в виде простого цветка с рубином посередине.
– Ступайте, берегите себя. Вернитесь с войны живым. А это вам на память обо мне, – она протянула брошь. Мелецкий поднялся с колен, нехотя отступил, поклонился, сжимая в руке заветный подарок.
– Разрешите откланяться. Прощайте, Эльза Львовна. Когда вы были непреклонны перед моими предложениями, вы были правы, я не достоин вас. Но есть тот, в ком вы можете не сомневаться. Он всегда ставит ваши интересы выше своих. Полковник Панютин может составить ваше счастье.
Павел еще раз склонил голову, и быстро ушел. Левина шла за ним до двери, прощаясь с чем-то странно дорогим для себя. А может она прощалась со своими иллюзиями, так органично ставшими частью её прошлой жизни. В любом случае, ей предстояло заново строить свой мирок, который так изменился за последнее время. Баронесса не выдержала тишины дома, и вот уже через полчаса, в одиночестве она брела по набережной, глядя на тяжелые воды Невы. К ней неожиданно подошел Вешняков.
– Баронесса, моё почтение, – начал он, – я хотел нанести вам визит, шел к вам домой, но заметил вас здесь, прогуливающейся. Полагаю, нам необходимо объясниться.
Левина недовольно посмотрела на назойливого собеседника.
– Мне очень жаль, что я и моя жена принесли вам столько незаслуженного горя. Я, Эльза Львовна, искренне прошу у вас прощения. Ваш муж вынудил меня к дуэли, которой я не хотел.
– Антон Трофимович, с меня достаточно правдивых историй из прошлого, – Эльза горько вздохнула.
– Но этого вам никто не скажет кроме меня. Я и не подозревал, что Луиза любит другого, пока барон, провоцируя меня на дуэль всяческими ухищрениями, не бросил мне в лицо, что моя жена, его любовница.
– Почему война не остановила вас? Как можно сражаясь с неприятелем, думать о поединке? Разве это не запрещено на фронте? – спросила Левина.
– Я был молод. Война одни чувства обостряет, а другие притупляет, видимо я не справился не с тем, не с другим. Да и потом я не хотел стать посмешищем, поскольку барон при свидетелях высказался о моей жене, а со мной рядом в тот момент был только Карл Формер.
Так уж случилось.
– Да, Саша любил опасность, – сама себе проговорила Эльза, – и если уж впадал в кураж, то его было не остановить. Полагаю, вы предпочли бы не знать? Думая, что ваша Луиза молится только за вас? – с удивлением спросила Левина.
– Как и вы. Порой неведение защищает нас. Моя кроткая жена лишь жертва вашего ослепительного мужа. Лишь жертва, – тихо пояснил Антон Трофимович.
Баронесса еще раз вздохнула, украдкой смахнув со щеки, набежавшую слезу. Кому, как не ей знать, как мог её муж очаровывать женщин. В нем включался азартный игрок, козырь, еще козырь, и карта бита. Но Левина всегда уверяла себя, что её муж не перейдет опасной черты, за которой прячется измена.
