Замок из дождя
– Позвольте мне побыть с вами, Эльза Львовна. Простите меня, но я более не могу так. Я не могу, соблюдая приличия, не смотреть в вашу сторону при посторонних, говорить вздор молодым девицам, когда все мои мысли с вами.
Левина внимательно посмотрела на Мелецкого, борясь со своим недовольством из-за того, что он нарушил её уединение.
– А мне так хочется заключить вас в объятия, – голос Павла стал проникновенным, – и сказать, о небо, ты видишь, как я обожаю эту женщину. Скажите: «Да», Эльза Львовна, и я никому не позволю вас оскорбить.
Эльзе тяжело было смотреть в эти красивые темнеющие очи Мелецкого, но она не позволила себе сиюминутного порыва нежности по отношению к Павлу.
– Павел Юрьевич, многое в ваших словах дерзко и не обдуманно. Ваш порыв отчасти может извинить вас. Но брак между нами невозможен, – голос женщины постепенно приобретал решительные нотки. Однако поручик не слушал её, он не хотел таких слов в свой адрес. И потому упрямо продолжал свой монолог, давая волю своим фантазиям.
– Эльза Львовна, я предлагаю вам священные узы. Это не может быть истолковано вами, как оскорбление. Не слушайте мою матушку, она заблуждается. То, что кажется ей правильным, на самом деле, противно моим чувствам, – Мелецкий наклонился к Эльзе настолько близко, что поцелуй был неизбежен.
– Брак между нами невозможен, – баронесса Левина, сделав над собой усилие, отстранилась от поручика, – вы забываетесь, Павел Юрьевич.
– Да, я забываюсь, всегда, когда вижу вас так близко, – немного обиженно произнес Мелецкий, – неужели вы этого не видите?!
– Я не столь романтична, как вы, – Эльза сделала еще один шаг в сторону от мужчины, – не увлекаюсь, знаете ли, французскими романами, не философствую на тему безумных страстей.
Мелецкий достал из-за пазухи бархатную маленькую коробочку, раскрыл её, мельком взглянув на изящный перстень.
– Вот, это символ моей любви к вам, и предложение самое честное, которое я могу сделать перед алтарем, – Павел протянул украшение Эльзе, – примите. Скажите мне да.
Баронесса посмотрела на перстень, он был прекрасен. Но в глубине её сердца, вдруг возник образ мужа, каким он был, когда-то давно, в дни его сватовства к ней. Мысли Левиной мгновенно перенесли в прошлое. Барон Левин был хорош собой, горделив и богат. Женщина вдруг отчетливо вспомнила, как была счастлива, когда получила предложение руки и сердца от своего Александра.
– Да вы меня совсем не слушаете, Эльза Львовна! – Мелецкий был уязвлен в самое сердце, ведь женщина не может отказать такому, как он, молодому и красивому.
– Брак между нами невозможен, – повторила Эльза, равнодушно глядя на украшение.
– Вы настаиваете на этом? – выдавил из себя Мелецкий, наблюдая безучастность баронессы к его словам и признаниям.
– Настаиваю, – жестко проговорила Эльза, посмотрев Павлу прямо в глаза, и не приняв его подарка.
– Схороним же и мы, – он не договорил, слова застревали в его горле, – а я-то думал, вы сможете победить предрассудки света. Что вы достаточно смелы, чтобы быть счастливой со мной! И выше всех сплетен, которые будут придуманы о нас!
Он как-то картинно, словно пьеро, поклонился, и ушел. Штурм «крепости» не удался, и самолюбие поручика получило значительную оплеуху. Левина задумалась, глядя, как уходит граф, вспоминая свое венчание с бароном Левиным, которого так любила. Где-то там далеко, она была счастлива, пусть недолго, пусть иногда в своих иллюзиях, но счастлива. Женщина чувствовала, что не готова к новым отношениям, она все еще жила в прошлом, горько переживая свое вдовство, и прожитую в одиночестве и заботах о сыне молодость. Да и Павел, желавший амурных побед, на самом деле не любил её. В нем бурлила молодость, самолюбование, желание противоречить правилам приличия, и предрасположенность к романтическим фантазиям, которые материализовались в образе баронессы. Он не мог стать надежным спутником жизни для баронессы.
Павел вернулся в усадьбу Муравленых на рассвете. В дом не пошел, лег на лавке около дома и стал смотреть на звезды. Мысль о самоубийстве не оставляла его, но он медлил. Это была минутная слабость жестоко отвергнутого очарованного мужчины, но такая навязчивая и сильная, что Павел взялся мысленно читать молитву, чтобы принять правильное решение. В его голове все еще звучали слова Эльзы, слова абсолютно непреклонные. Так не должно было случиться, но случилось с ним, с тем, кого считают, настоящим красавцем и франтом. Павел чувствовал себя опустошенным. Как она могла с ним так поступить? Это несправедливо. Неужели она не понимает, что ей бы завидовали все женщины, потому что он, граф Мелецкий выбрал её. Неожиданно подкралась Юлия.
– Я ждала, вас. Что-то случилось. Она прогнала вас?
Павел ошеломленно поднял голову, и поспешил подняться, и сесть на лавку.
– Что? Вы, шпионили за мной!? – удивился поручик.
– Не совсем. Но я знаю, что вы после ужина говорили с баронессой Левиной вон около той беседки. А потом куда-то пропали. Где-то через час, следом за вами баронесса с сыном тоже уехала. Странно, правда?! А может быть вы её тайный любовник, говорят, что вы посещаете её имение по ночам, и возвращаетесь только под утро, – в голосе Алаповской прозвучала ядовитая горечь, – я не упрекаю вас, нет.
Княжна стала рядом с Мелецким, и пристально посмотрела в его ошалелые от боли и разочарования, глаза.
– Но разве я не красива. Я намного красивее вашей баронессы. Павел Юрьевич, мы здесь одни, – она приложила палец к его устам, – молчите. Вы сейчас совсем одиноки, я могу разделить ваше одиночество.
Он отвел её руку, пытающуюся погладить его по щеке.
– Вы, верно, начитались французских романов! Я не нуждаюсь в вашем обществе. Уходите! – решительно проговорил Павел.
– Пожалуй, только вот ваша маменька, и все остальные узнают, что поручик лейб-гвардии драгунского полка любодействует с баронессой Левиной.
– Это ложь, – равнодушно прокомментировал Мелецкий.
– Для вас да. А для них?
Княжна Алаповская с достоинством отодвинулась от молодого мужчины.
– Ах, если бы, граф, закончилось ваше упрямство. Нельзя безнаказанно унижать меня. Обещаю вам, вы дорого заплатите за это, а милая баронесса с лихвой изведает, что такое позор и унижение.
Юлия убедительно договорила все свои слова и победоносно удалилась. А Павел, глядя в след девушке, думал о том, что надо проситься на войну. Там, в порыве боя, интересы Родины будут давать его душе высшие смыслы, и отдохновения от его собственных страстей. Тем временем в спальне Муравленых, Павел Федорович встал с постели и закурил трубку у раскрытого окна. Эта комната располагалась в противоположной стороне от веранды, и выходила на очень заросшую и немного заброшенную часть сада, которая обладала своим диким очарованием.
– Ирина, ты спишь?
– Нет.
– Зачем, ты пригласила к нам Вешняковых?
– А что такого? – Ирина подняла повыше подушку и села.
– Очень похоже на тебя, очередной не обдуманный поступок.
– Я не возьму в толк, что такого я сделала, – проговорила сонным голосом удивленная женщина.
– Мне не хотелось бы видеть этих людей в нашем доме.
– Отчего? – Муравлина нарочно задавала глупые вопросы, поправляя кружева на своей ночной сорочке, пытаясь понять, что случилось.
– Эльза знает?
– О чем?
– Ведомо ли ей, что именно на дуэли с Вешняковым погиб её муж? – Муравлин затянулся посильнее.
– Ты и мне никогда об этом не говорил, – Ирина была поражена и озадачена, – за последнее время столько всего произошло. Некий Формер интересует и Лизу, и Петра. Этот ваш полковой лекарь загадочная личность.
– Формер? Ах, вот как, план мести в самом разгаре. Полагаю, Панютин в опасности. И я должен ему помочь, – Павел перестал курить.
– А как же с Вешняковыми? Луиза Леонтьевна такая милая, – несмело произнесла Ирина. Павел скептически хмыкнул.
– Милая!? Дочь Формера милая. Через неделю, когда разъедутся оставшиеся гости, мне нужно будет уехать на какое-то время.
– Куда?
– Я потом тебе все расскажу, – он хотел ещё что-то добавить, но положил трубку на столик, и промолчал.
Незаметно и быстро наступил август. Эльза никуда не выезжала из имения. Она, сидя в плетеном кресле на веранде, читала письмо от сына, который вернулся на фронт и участвовал в начавшейся осаде Варны. Рядом с ней стоял купец Прохор Солодухин, с которым Левина давно имела торговые дела.
– Да сядь ты, Прохор Степанович, в ногах правды нет, – сворачивая письмо, произнесла она.
– Может, и нет, матушка, да только спешим мы. И посему касательно нашего дела поговорить бы надобно.
– Хорошо. Я даю тебе половину капитала, и людей. Деньги получишь завтра, людей на строительство мануфактуры подберем дней за десять.
Солодухин огладил небольшую бороду, видно был доволен.
– Смотри, Прохор Степанович, не подведи меня.
– Слово купеческое даю. За то не волнуйтесь, как обещал, с половины вашей прибыли часовенку справим да странноприимный дом.
– Через пару месяцев я приеду к тебе посмотреть на строительство.
– Ладно, матушка, будем ожидать.
Внезапно к дому, верхом подъехала Ирина. Она как заправский наездник соскочила с коня, и чуть не сбив с ног уходящего купца, поспешила к Эльзе.
– Лиза! – прокричала запыхавшаяся женщина, – Лиза! Петр и мой муж умирают в Костроме.
Эльза подскочила к подруге, пытаясь усадить её, но та, борясь со слезами, делала все, чтобы связанно рассказать о происшедшем.
– Знаешь, Панютин поехал туда по казенной надобности, и заодно хотел навестить заболевшего князя Щербатова29, шефа Костромского мушкетерского полка и своего хорошего знакомого, – Ирина говорила сквозь слезы, – и там это и случилось. Мой муж сказал перед отъездом, что это месть … и он хотел помочь Петру …
– Месть? Чья? За что? – Эльза стояла, словно пораженная громом. – Едем! – только и смогла проговорить Эльза. – Я велю закладывать карету.
Юлия Алаповская стояла в кабинете дома графа Формера, и разглядывала простреленный портрет Карла Формера.
– Вы всегда заботились обо мне Леонтий Потапович, помогите и теперь, – настойчиво попросила девушка.
– То, что ты хочешь, путает мои карты. Ты же знаешь, гибель моего сына Карла должна быть отомщена.
– Вы, как всегда недоговариваете, мой покровитель, – Юлия дерзко заглянула в глаза графу, – и оставляете ваши тайны при себе. Но насколько я понимаю, смерть Панютина, убившего графа Карла Леонтьевича Формера на дуэли, вполне бы удовлетворила ваши желания. Ведь, у вас как всегда было несколько планов. И потом разве не вы отнесли портрет поручика Мелецкого баронессе?
– Да, я отнес, – подтвердил граф.
– Хотите я вам скажу зачем? Вы, так же, как и я, мечтаете уничтожить репутацию этой женщины. Вы рассчитывали спровоцировать тайный роман между ними, осуждаемую всеми порочную связь, которая бы на долгое время стало мученьем для полковника Панютина. И ваши расчёты подтвердились. Правда вы тогда не могли знать, что я увлекусь этим поручиком, и буду им отвержена. Так помогите же мне довершить начатое вами. Вы как лекарь знающий толк в снадобьях, можете это сделать.
– Хорошо, – Леонтий Потапович решил уступить, – я помогу тебе, моя девочка. Тебя надолго запомнят. А Петр, если выживет будет страдать от того, что не сможет защитить репутацию своей любимой Эльзы, да и ревность к поручику вонзится в его сердце острым копьем. А это для него похлеще полученной пули.
– Нас ждет триумф и отмщение, – проговорила довольная девушка. Юлия прошлась по кабинету, как бы примиряя на себя императорскую корону.
Долог и тягостен был путь в Кострому, в дом генерала от инфантерии Алексея Григорьевича Щербатова, который был болен, и не смог принять участие в турецком походе. Хотя первый и второй батальон Костромского мушкетерского полка еще в конце июня 1828 года выступил в поход против турок, перейдя Дунай, двигаясь на северо-восток Болгарии для участия в осаде портового города Силистрия. Алексей Григорьевич же остался в Костроме с третьим батальоном, и иногда принимал гостей.
Муравлина во весь путь плакала, так что, перестала есть, и спала с лица. Лиза молчаливо наблюдала за дорогой, договаривалась о ночлеге, ругалась со станционными смотрителями из–за лошадей, заботилась о пропитании и молилась, о ниспослании жизни Павлу и Петру. Княгиня Софья Степановна Щербатова встретила женщин очень радушно и несколько виновато. Княгиня Муравлина и баронесса Левина стояли посреди просто обставленной без изысков гостиной. Княгиня, миловидная женщина лет тридцати, говорила быстро и негромко.
– К ним лучший лекарь приглашен. Оба поправятся. Полковник Панютин ранен серьезно, а ваш муж, княгиня, слегка.
– Как это произошло? – спросила Эльза. Щербатова пожала плечами.
– Никто толком не видел. Мы опросили прислугу, но пока никаких результатов. А сами наши герои молчат. Но как я поняла, Павел Федорович пытался помешать убийству полковника Панютина.
– Хотелось бы их видеть, – как бы отгораживаясь от подробностей, попросила Левина.
– Да. Да. Конечно. Я вас провожу.
Женщины вошли в небольшую, светлую комнату, где находились Муравлин и Панютин. Эльза стала рядом со спящим Петром, вглядываясь в знакомые приятные черты: упрямый лоб, прямой античный нос, слегка вьющиеся темные волосы, болезненная бледность лица. Боль разливалась в сердце Левиной. Наверное, иногда подобные ситуация дает человеку понимание того, что и насколько было ценно в его жизни. Эльза вдруг четко поняла, как этот человек ей дорог. С ним не просто, с ним не всегда уютно, но безоговорочно надежно. Сжимая холодную руку Петра, Лиза пыталась разобраться в своих чувствах к нему. Муравлин же не спал, он спокойно смотрел на плачущую жену, неловко стирая рукой её слезы. Говорить Павлу не хотелось, да и Ирина не спрашивала, с неё было довольно уже того, что небо подарило жизнь её мужу.
В неизвестности прошла целая неделя. Женщины помогали лекарю как могли. И когда Муравлин уже прогуливался с женой, то Петр только начал приходить в себя. Мутный взгляд Панютина упал на музыкальную шкатулку, стоящую на подоконнике, на темные зеленые шторы, и остановился на Левиной, задремавшей в кресле у его кровати. Плохо слушающийся разум привычным жестом остановил приступ радости при виде баронессы. Эльза открыла глаза, и поймала на себе сосредоточенно-вопросительный взор раненого.
– Лиза, это ты? – тихо произнес он. Женщина кивнула головой.
– Я, Петр Сергеевич, как вы себя чувствуете? – проговорила баронесса сонным голосом.
– Со мной будет все хорошо, – ушел от ответа Панютин, пытаясь собраться с силами, – что вы здесь делаете?
– Я приехала позаботиться о вас, – ответила Эльза, как бы оправдываясь, – я хочу помочь, – еще не до конца проснувшись, проговорила Левина.
– Помочь? Мне не нужна ваша помощь. Приберегите её для кого-нибудь другого. И прошу вас, уезжайте отсюда.
Баронесса посмотрела на раненного мужчину, непонимающим взглядом.
– Я не поеду, – Эльза чувствовала глухое сопротивление или боль, а может обиду мужчины, который даже сейчас боролся с обстоятельствами, и своими чувствами.
– Вы, не обязаны за мной ухаживать, Эльза Львовна. Я прогоняю вас, – делая привычное усилие над собой, жестко проговорил Панютин. Левина встала из кресла, не готовая к такому разговору.
– Вы мне не указ, – женщина злилась.
– Указ! – разозлился Панютин. – Мне не нужна ваша жалость.
Левина смолчала, превозмогая обиду, и помедлив немного, ушла. Петр с тоской посмотрел ей в след, нисколько не жалея о сказанном. Ему не хотелось обременять баронессу уходом за собой. Да и ревность к поручику Мелецкому иногда посещала его, особенно вечерами, когда очередная сплетня о баронессе вспоминалась ему. Панютин понимал, что Эльза, возможно испытывает жалость к раненному. Он категорически не желал никакого сочувствия от женщины, которую он любил так долго. Жалость без любви была унизительна для полковника.
Эльза спустилась вниз, и села на диван в гостиной, приходя в себя. Что – то рождалось в ней выше непонимания поведения полковника, его неблагодарности. Почему он не хочет принять её искреннюю помощь и сострадание? Одно она решила точно, ей надо уехать. Купец Солодухин ждет теперь её на стройке. Левина мысленно перебирала текущие дела, чтобы не думать о чувствах к Панютину. Он всегда такой разный с ней. Особенно теперь, когда она, похоже, может ответить ему взаимностью. В гостиную вошли Ирина и Павел.
– Лиза, что случилось? – спросила Муравлина, глядя на выражение лица подруги.
– Я уезжаю в имение. Петр гонит меня, – пытаясь, как можно спокойнее ответить, говорила баронесса.
– Он всегда любил только тебя, Эльза, сильно любил, и в этом его беда, – лукаво улыбнулся Павел Федорович. Левина удивленно посмотрела на князя Муравлина. Интересно сколько в этих словах правды?
– Вы ошибаетесь, – произнесла она со вздохом.
– Эльза, – Павел опять улыбнулся, – вам стало не безразлично отношение к вам Петра?
– Я не знаю. Впрочем, князь, вы, не хотите ли объясниться. Кто и почему напал на него? Муравлин испытующе посмотрел на жену, та отвела взгляд. Ну, конечно, она немного проболталась.
– Это не моя тайна, Лиза, – начал серьезно Павел, – я не могу открыть её вам. Пусть сам Панютин поведает о ней, это его право, и только его, учитывая все обстоятельства.
– Тогда ответьте мне, кто такой граф Формер, и каково его место в этой истории?
– Формер часть этой тайны.
– А, гибель моего мужа, тоже часть этой неведомой тайны? Куда не разверни либо Формер либо Панютин, как противоположные берега у реки! – Эльза сердилась от собственного бессилия.
– Увы, так оно и есть, – подтвердил Муравлин.
– Ответьте мне только на один вопрос. Это настолько опасно, что смерть Петра, дело времени, не сейчас, так потом? – беспокоилась баронесса.
– Да. Будет ли еще одно покушение, не знаю. Если бы Петр уступил моим уговорам. Но мой друг не желает прятаться. Иногда он очень безрассуден, и непреклонен.
– Ирина никогда мне об этом не рассказывала. Скажите, а Зинаида его жена умерла при родах, или же?
– У нас нет доказательств её умышленного убийства. А подозрения лишь подозрения.
– Если бы он любил её, – вступила Ирина, – этого бы не случилось. Моя сестра очень страдала от того, что Петр женился на ней, исходя из каких – то своих умозаключений, сердце же его было всегда твоим, Лиза.
– Я не знала этого, – попыталась оправдаться Левина.
– Или не желала знать. Барон Левин был более выгодной партией?! – беззлобно укорила её Муравлина. Женщина не хотела обидеть подругу, но может быть вырвавшиеся слова – правда, о которой никогда не думала Эльза. Павел ухватил под руку жену, и увел её от задумавшейся Левиной. Баронесса заглянула в себя, увидев там ослепление юности, честолюбивые планы, а муж, можно ли это назвать любовью. Ведь до сей минуты она в этом никогда не сомневалась. Левин видный и обаятельный, более удачливый, богатый, чем его друзья, он умел блистать, кружить головы и праздно проводить время с достоинством человека отдыхающего от тяжелых праведных трудов. Левина вспоминала, как терялась от волнения в присутствии Александра, он казался ей тогда совершенно неотразимым молодым франтом. Эльза решила проститься с Петром, она стремительно поднялась по ступенькам, и, войдя в комнату, увидела, как раненный измученный постоянной болью мужчина пытается сесть. Движения давались ему с трудом. Левина, пораженная, смотрела на упорную борьбу раненного человека со своими страданиями. И он победил, сел, не проронив ни звука. Панютин отвлекся от своих усилий, и посмотрел на приближающуюся баронессу.
– Я пришла проститься, Петр Сергеевич, – начала неуверенно Левина, – коль скоро моя помощь вам не нужна, я уезжаю.
– Хорошо, – Панютин старался не смотреть на любимую, чтобы не остановить её, не попросить прощения.
– Вы не хотите больше мне ничего сказать? – Эльза все еще надеялась услышать примиряющие слова.
– Нет. Прошу прощение за доставленное беспокойство, баронесса, – сухо проговорил Панютин, пряча свой грустный взгляд. Эльзе ничего не оставалось, как уйти, восхищаясь и раздражаясь волей, мужеством, и упрямством этого человека. Панютин подождал, когда закроется дверь, и в изнеможении закрыл глаза. Она ушла. Он уже упрекал себя за непреклонность, но не желал ничего менять. Однако, мысль, что Эльза покинула его, была невыносима для того, кто так долго любил и боролся со своей любовью. Петру тяжело было осознать такую зависимость от баронессы. Все эти размышления причиняли полковнику тяжелые душевные страдания, которые он уже не мог выдерживать, как раньше. И тогда он закрывал глаза, и старался не думать о том, что так ранит, а упрямо повторял наизусть псалом девяностый.
Эльза не поехала в имение, а отправилась в Петербург домой, где с нетерпением запутавшегося человека прямо с порога направилась в кабинет мужа. Остановившись посередине него, посмотрела на образ Александра Невского, и перекрестилась. Барон был по сути своей неверующим человеком, однако он снисходительно относился к своей православной жене, и потому согласился с ней, когда прекрасная икона появилась в его «царстве». Он никогда не лепил Лизу под себя, и она в свою очередь принимала Александра целиком со всеми недостатками, которых, впрочем, не замечала. Эльза воспринимала только лучшую сторону своего мужа, которую он мог подкрепить достаточно эффектными жестами. Когда он в очередном артистическом порыве, залезал в окно к молодой жене с букетом цветов и бутылкой шампанского, это производило на юную Лизу сильное впечатление. А для самого Александра это был момент триумфа и самоутверждения, тем более что баронесса с лихвой выдавала нужные эмоции и обожающие взгляды. Поразительно, но при всем этом, Левин никогда не был пылким влюбленным, страстным мужем или нежным покровителем, внешний блеск часто компенсировался внутренней холодностью. Эльза вспоминала разительные перемены, случавшиеся с бароном после очередного бала или приема, после всех своих артистических эффектных действ, домой возвращался другой человек, который уже не мог никого очаровать, или покорить. Вероятно, поэтому, та подлинная страсть, которая бурлила в недрах сердца Панютина, скрываемая внешней строгостью, всегда пугала её. А может быть она не хотела сгореть в этом горниле? Только сейчас Эльза поняла, что она после гибели мужа, сама не желала никого пускать в свою жизнь, несмотря на то, что одиночество так мучило её. Но теперь все изменилось.
В конце сентября 1828 года произошло взятие и капитуляция крепости Варна. За храбрость и мужество, проявленное в военных действиях против неприятеля Евгений Левин, был повышен в звании до прапорщика и получил небольшой отпуск для того, чтобы уговорить мать, разрешить ему обвенчаться с княжной Анной Муравлиной. Это было ясное теплое сентябрьское утро, когда возмужавший барон Левин ступил на порог дома. Увидев своего сына Эльза не смогла сдержать слез. Она смотрела на обветренное загоревшее любимое лицо с отращенными роскошными усами и не узнавала своего мальчика. Какой взрослый! Неужели это её Эжени? Баронесса улыбалась и плакала одновременно. Она понимала, что вырастила достойного человека, но то, что он смог стать отважным воином было для неё приятным удивлением. Ведь для матери он все еще был маленьким карапузом. Возможно, Панютин был прав.
– Как ты возмужал! – Левина подошла к сыну, погладив его по голове. – Мне написали о твоем отважном поступке, я знаю, что ты принял бой с превосходящими силами противника и спас своего командира от неминуемой гибели. Я горжусь тобой, сынок.
– Я не сделал ничего особенного, просто выполнил свой долг, – молодой Левин отвел взгляд, и посмотрел на пол, – со мной сражаются куда более смелые драгуны чем я.
– Нет, для меня ты подлинный герой. Отдохни с дороги, я велю накрыть на стол, – Эльза никак не могла насмотреться на Женю.
– Меня отпустили в отпуск, и ты знаешь, что я приехал жениться на Анне, – Евгений серьезно посмотрел в глаза матери, своими красивыми, как у баронессы глазами.
– Зачем же спешить со свадьбой? – баронесса вздохнула.
– Я дал слово, – в той же манере, как и Петр Сергеевич, проговорил серьёзно Женя, – это дело чести. Княжна Анна достойная девушка. Даю слово. Она будет счастлива со мной.
– Хорошо. Я обещаю все устроить, – Левина успокоилась, услышав столь уверенные слова. Женя прошел в свою комнату под слегка удивленный взгляд матери, которая все еще не осознавала до конца, что перед ней не милый мальчик, а молодой мужчина, который в уже осознал это в полной мере, доблестно выдержав тяжелые для него испытания.
Венчались через неделю во Владимирском соборе. С утра все приготовления по хозяйству были завершены, хотя Эльза все ещё пыталась проверять, так ли выполнены её распоряжения, и не могла успокоиться даже во время венчания. Баронесса любовалась молодыми, но мысленно перебирала и перебирала в голове все свои действия, дабы понять, что она ничего не упустила, и свадьба пройдет наилучшим образом. По лицу же княгини Ирины Муравлиной было видно, что она не очень верит в удачность этого замужества, несмотря на то, что Павел всячески успокаивал её.
