Если бы она ела золото
– А напрасно, – прервал его Сергей, постаравшись перевести разговор в шутливое русло, – миллионы для нас тоже не лишними были бы. Чем мы хуже? Я бы сказал – намного лучше.
Андрей задумался. На его лице появилась снисходительная улыбка. Уж он-то хорошо понимал, о чём говорит друг и почему он оказался в таком положении, где и на помощь рассчитывать не приходится. А ведь он не один такой, травмы в спорте – явление нередкое, кто-то восстанавливается и снова в строю, снова в почёте и уважении. А кому-то не везёт, и оказывается за бортом, где и спасательный круг тебе никто не выбросит. А сколько пота проливаешь, чтобы добраться до этих медалей, не знает никто и знать не хочет. Но ты чемпион: тебе и честь, и уважение, и руку твою пожать – удовольствие для генералов и больших начальников.
– А помнишь, как ты сам деньги собирал на моё лечение? – прервал паузу Андрей. – Как вы доставали лекарства заграничные? Если бы тогда вы оставили меня, неизвестно, что бы стало со мной и в каком метро сидел бы я в инвалидной коляске с опрокинутой шапкой. А кто нас предал за тряпки и за доллары, я о них забыл. И для мести у меня мысли не было.
– Нет, что ты, Андрюха? Какая месть? Я никогда не думал о тех, кто меня подставил. Они и без моего участия своё найдут. Только вряд ли поймут. Да и никому это уже не нужно! А мне тем более.
– Короче, Серёга! Что было, давно прошло, надо думать о будущем. Завтра приедем в город, я прозвоню, порадую ребят, что тебя нашёл, пускай и насчёт работы подумают, и жильё на первое время подберут. Коллектив у нас хороший, никто никого не подсиживает, никто доносов на коллег не пишет, никто никому дорогу не переходит. Каждый занят важным делом, и каждый готов прийти на помощь в любую минуту.
Андрей замолчал. На его предложения ответа от друга не прозвучало. В принципе, он и не требовал сиюминутного ответа. Но он загрустил совсем по другой причине, вспомнив что-то своё, что забыть душа не даёт, потому что по-настоящему больно. На этот раз разговор друзей «отправил в прошлое». Сергей понимал причину молчания друга, и не спешил вмешиваться в его переживания, постаравшись «подключиться» мысленно. Так бывало раньше: готовясь к ответственным поединкам, уединившись в раздевалке, друзья садились лицом к лицу и молча смотрели в глаза друг другу. Но люди понимали, что после таких «бессловесных установок» последуют победы как одного, так и другого. Обыкновенно в спортивном мире разные люди встречаются. Есть настоящие друзья. Такие чаще примыкают к тебе, и за них ты готов отдать всё, что имеешь. Но завистники, подхалимы и доносчики есть не только в школе. Таких меньше, но их деяния бьют так больно, что забыть о них – сил никаких нет. А теперь, по каким-то странным проводам мозг Сергея принимал необыкновенной силы чувства и переживания друга, да так, что в висках заломило.
– Очнись! Ты куда улетел? – дёрнул его за плечо Сергей. – Кто-то тут рвался мне на помощь. Ты не знаешь, кому из нас помощь нужна?
– Нет, Серёга, я в порядке, – заявил он, но счёл неуместным что-то скрыть. – Веришь, ни на кого зла не держу, стараюсь забыть обо всём, но нет-нет, да рожи вплывают перед глазами.
– Это телепатия, Андрюха. Предательство имеет свои законы, которые срабатывают независимо от внешних обстоятельств, и даже от самого предавшего. Больно, потому что только свои предают или тот, кого ты считал своим. Причём, бьёт больно в оба конца – и кого предали, и самого предателя. Сам предатель страдает больше всех, но причину не понимает, а до конца своей несчастной жизни ищет оправдания. Он не понимает, почему не может себя простить. Все могут его простить, но сам – никогда. Поэтому он бросается с обвинениями во все стороны, но так и не может забыть. Потому что если случится чудо и хватит сил заставить себя забыть, подсознание будет напоминать. И знаешь, в чём парадокс? Предателей никто не любит, и убирают первыми даже новые их хозяева.
– Значит, и вправду это смертные грех? И в «Божественной комедии» предательству, как самому тяжкому греху, отведено семь кругов ада.
– Ну, за грехи они расплатятся в другом мире, там позаботятся. А что нам делать здесь, чтобы этой твари радом не оказалось?
– С ними ничего не сделаешь, – поставил точку Сергей. – К сожалению, сущность человека такова. Они вырастают из-под земли. Но чтобы осознать происходящее с нами тогда, одного логического анализа было мало, расследования нужны по всем правилам и требованиям кодексов. Потому что с этими лично мне всё ясно, я допускаю, что по причине зависти. А за что нас начальство невзлюбило?
– Наверное, по тем же принципам, что любая зараза ищет своих и чаще всего находит родную почву, прикидывается обиженным, идёт на всякие уловки и, как ни странно, находит своих на всех уровнях. А помнишь: начальство быстро опомнились, нашли нас и вернули?
– Конечно, после того как Европу так позорно продули, немудрено было вспомнить и о старой гвардии.
За разговором друзья и не заметили, как плавно за горизонтом скрылось солнце, а за этим наступила ночь. В каюте воцарилась тишина, шелест морской волны монотонным постукиванием о борт судна располагал к спокойному сну. Но Сергей ещё долго перебирал в размышлениях возможные варианты, связанные с предложением друга, который занимает высокий пост государственного тренера и является первым лицом в федерации классических единоборств. Он понимал, что его внезапное исчезновение породило множество разноречивых слухов. Так водится в спортивном мире. Был человек… и не просто человек – появился на арене молодой талант, перспективный чемпион, о нём говорили, на него рассчитывали. И вдруг исчез, будто его и не было! Конечно, травмы в спорте – это первое, что можно предположить, но есть ещё ряд обстоятельств и соблазнов на спортивном пути, которые могут прервать эту стезю. Наркотики, допинги, неспортивное поведение и, как венец всех этих бесчестных уловок, – деньги, подкупы, продажность. Неясности всегда порождают слухи. Поэтому, как он полагал, первым делом ему надо вернуться в столицу, чтобы одним своим появлением опровергнуть недобрые слухи. А чтобы окончательно прояснилась ситуация – собрать хорошую группу талантливых ребят и приложить все свои умения и знания, чтобы его воспитанники были лучшими в стране. Он даже визуально представлял будущих своих чемпионов.
С этими картинами Сергей незаметно погрузился в приятные сновидения. Но уже наутро сначала закрались сомнения в безупречности его планов, затем аргументы за и против, а вскоре он понял, что решительно должен отказаться от таких планов. В самом деле, ведь с момента его отъезда прошло много времени. Хотя он и полагал, что полного забвения не заслуживает, но это могло именно так и случиться. Для правильного понимания ситуации и принятия верного решения ему по-прежнему не хватало жизненного опыта. Но он уже все решил, и теперь оставалось только придумать формулировку, как об этом сказать другу, чтобы не затронуть его достоинства. А самая деликатная сторона – сказать так, чтобы не было намёков на репутацию Андрея, будто его предложение не может быть окончательным, потому что надо решить ещё вопросы относительно жилья, баз, зарплаты и ряда других социально-бытовых проблем, которые, как известно, с трудом разрешаются даже для действующих спортсменов. А ещё есть над ним начальство, федерация, да и другие лица, которые попросту могут что-то не разделять. Сергея нельзя было упрекнуть в недостатке смелости или, если хотите, дерзости, но сейчас на кону была репутация не просто друга. И от него требовалось не медлить с тщательно взвешенным решением. Об этом он должен немедленно сообщить другу. Не было на свете такой профессии, к которой он относился бы с таким пристрастием, как работа спортивного тренера, но в данный момент с болью ощущал, что должен отказать, считая своё возвращение таким способом неэтичным, и не тратя лишних слов, не давая воли эмоциям, сказать прямо и честно. Так он и поступил, когда Андрей завёл разговор за утренним чаем.
– Я все продумал, Андрюха, – растягивая слова, Сергей старался высказать главное, – будет правильно, если я пока спешить не буду.
На эту новость Андрей никак не отреагировал, продолжил наслаждаться вкусом завтрака, приготовленного в морских условиях по особому рецепту. Когда по полгода человек находится в морях-океанах, при всём изобилии морских даров разнообразия на столе всё же хочется. Продуктами моряки с берега запасаются, но на их изобилие рассчитывать не приходится. Тут и наступают преимущества кухонных фантазий.
Андрей умел владеть эмоциями, никогда не давал излиться своему недовольству и не позволял себе показать досаду.
Он посмотрел сверлящим взглядом на друга, тут же отвёл глаза в сторону, ухмыльнулся и саркастическим тоном задал вопрос, который, на первый взгляд, не был связан с темой разговора:
– Ты не интересовался, кем ты был в своей прошлой жизни?
– Нет! А зачем тебе? – Сергей удивился такому переходу, поскольку прежде не замечал, чтобы друг интересовался реинкарнацией.
– Насколько мне известно, в этой жизни ты преступлений не совершал, и ты не убеждённый диссидент, – Андрей не удержался от смеха. – Поэтому у меня есть подозрения, что мотаешь срок за грехи прошлых жизней. Других причин я не вижу.
– Андрюха, я здесь живу и никакого срока не мотаю, Магадан тоже хороший город. А главное, здесь хорошие люди!
– Нет, Серёга! Я впервые в Магадане, ты это знаешь. Раньше только слышал о колымских лагерях, о зеках и убийцах. Хотя Высоцкий и говорил, что «Убийц там не больше, чем в Москве», но первого впечатления мне достаточно, чтобы сделать выводы. Не напрасно Магадан окутан дурной славой, блатными песнями и тюремным жаргоном. Думаю, случайно люди сюда не попадают. Твоё пребывание в Магадане похоже на отбывание какого-то наказания. А принять решение не можешь только потому, что срок не вышел. Либо побег, либо освобождение по окончании срока. Амнистии не бывает, третьего не дано.
«Слава богу!» – подумал Сергей.
Друг всё правильно понял и даже перевёл в шутку. Однако шутка вовсе не шутейная. На самом деле и в его мозгах всегда занимала место загадка «Северного притяжения». Какие силы заставили его променять горы и изобилие грузинской природы на эти суровые морозы, болота и топи с гнусом и комарами? Конечно, обвинять человека в непонимании мистического значения важных слов было бы несправедливо и необоснованно. Сергей был поражён только тем, насколько суждения друга проницательны. Да и потом, по прошествии лет, намерения покинуть эти края раз и навсегда могут оказаться тщетными. Когда уже все планы, казалось, исчерпаны, когда уже не держит ничего, когда во всём преследуют неудачи, когда нет ни семьи, ни достойной работы, когда уже нет никакого интереса к пресловутому длинному рублю, за которым тянутся люди к Северам. И даже уже упакованы чемоданы, но каждый раз возникало что-то важное и непредвиденные, что в одно мгновение заставляло менять планы. Это потом все обстоятельства и многочисленные совпадения заставят поверить в мистическую силу Магадана. Невзирая на мнения скептиков и любителей критиковать и отрицать всё непознанное, рискуя своим здоровьем, ставя на карту всё дорогое, что у него есть, он упрямо будет исследовать законы невидимого мира, в том числе «силу северного притяжения», ничего общего не имеющего с гравитацией.
На самом деле не золото и большие деньги манят людей на Север. В двадцатые-тридцатые годы советские юноши и девушки добровольно ехали в неизведанную тайгу – где болота и топи, гнус и комары, где не ступала нога человека со дня сотворения мира. Люди жили в ситцевых палатках и землянках, а кругом суровые морозы, и строили красивый современный город. И не золото и большие деньги двигали людей, а нечто такое сильное, что играет основополагающую роль в жизни человека, но оно обитает в тонких, невидимых мирах, которые часто остаются вне поля зрения человека.
На то она и первая любовь,
Чтоб быть ей не особенно удачной.
Поздним майским вечером в квартире Сергея раздался телефонный звонок из Москвы. Звонил, как нетрудно догадаться, Андрей, чей визит в Магадан оставил множество приятных впечатлений, но остались и открытые вопросы.
– Привет, Серёга! Сейчас у вас, наверное, уже ночь, – как бы между прочим заметил Андрей, вероятно, стараясь дать другу время, чтобы тот сосредоточился.
– Привет, Андрюха! – отвечал абонент, протирая глаза. – Я рад тебя слышать в любое время и в любом месте. Ты это прекрасно знаешь.
– Я сразу о деле. У нас в Омске намечается юношеский чемпионат, ты включен в состав судейской коллегии. Как ты, приехать сможешь?
– Андрюха, боюсь, не оправдаю доверия, я ведь такого уровня соревнований давно не судил.
– Не прибедняйся, Серёга. Опыт у тебя есть, а всё остальное на старых дрожжах потянешь.
– А ты сам в каком качестве будешь? Своих чемпионов выставляешь или сборную повезёшь?
– Я привезу своих только четверых, ребята хорошие, посмотришь. Есть ещё время, посмотрим, что ещё можно. Ты как – больше на ковре хочешь или за столом?
– Что с вами сделаешь? Раз вы там решили всё, мне остаётся согласиться, правда, ещё и выбор есть. Когда начало?
– Двадцать второго начало, вызов на твой адрес уже послали. Номера в гостинице заказаны, так что можешь приехать за сутки до начала. Тем более что тоже мы приедем немного раньше.
– Андрюха, я же знаю, что ты ещё что-то припрятал в рукаве, давай, доставай. Что там, хорошие новости?
– Какой ты догадливый! Ты Германа помнишь из Плехановки?
– Как не помнить хороших друзей? Я с ним виделся пару лет назад у Вовки Симакова. Я из отпуска возвращался, а Герман что-то решал у нас с финансами. Мы ещё вспоминали наши юные годы. Помнишь, этого немца мы всегда использовали как сотрудника министерства финансов ГДР? Так он и работает сейчас в этой сфере.
– Вот-вот! Он там большой человек теперь, тобой интересовался, предложить что-то серьёзное хочет. Ты планируй свой отпуск так, чтобы после чемпионата вместе поехать в Москву, Герман тоже к этому времени будет в Москве, там и поговорим.
– Хорошо, с отпуском, думаю, проблем не будет. А что наш немец хочет, ты не спрашивал?
– Не знаю, мы хорошо посидели, о делах мало говорили. Наверное, деньги тебе хочет предложить.
– Шутишь, Андрюха? Немцы никогда так просто никому ничего не давали, а денег тем более. Наверняка в голове у нашего великого комбинатора немецкого разлива зародилась какая-то многоходовая комбинация, чтобы заработать ещё больше денег.
– Извини, Серёга, мы так хорошо отдохнули в Славянском… Сам понимаешь – кому в голову придёт говорить о делах в ресторане с друзьями? Кстати, тебя часто вспоминали, тех цыган вспоминали, и никто не мог вспомнить имя той красавицы. А Герман всем доказывал, что ты женился на ней. Ты сам-то её помнишь?
– Андрюха, это была Милена, – как-то особенно чувственно произнёс Сергей имя.
– Вот-вот, Милена. Мы там как только её не называли. А ты всё помнишь. Старая любовь не забывается.
– Нет, Андрюха, она была не старая любовь. Она моя первая любовь. Как в такую красавицу было не влюбиться, такую нежную и такую умную? И конечно, я был по уши влюблён.
– А действительно, почему не женился? Хорошенькая, красивая, а ещё сейчас узнаю, что она была умница и красавица. Таких женщин терять нельзя, будь она хоть цыганка, хоть негритянка. Граф Толстой взял в жёны цыганку, говорят, всю жизнь был счастлив.
– Я бы с удовольствием! Только она ни за что не променяла бы свою волю на мои скромные клетушки. Она дитя степей, а я привязан был к службе, к своему спорту. Откуда я мог знать, что скоро всё это потеряю? Её я потерял гораздо раньше.
– Действительно напрасно! – согласился Андрей. – Разве можно было потерять такую любовь?
– На то она и первая любовь, чтоб быть ей не особенно удачной.
Этой строкой известной песни и был закончен разговор. Друзья договорились встретиться на юношеском чемпионате и простились.
* * *Сергей положил трубку телефона, и мысли его, обогнав последнюю новость, отправились в путешествие по страницам той прошлой жизни.
В тот вечер в самом центре столицы встретились четверо молодых людей, самому старшему из которых едва исполнилось двадцать два. Они – студенты столичных вузов, но главное, что их отличает от обыкновенных студентов, это то, что двое из них – известные спортсмены, и у них водятся деньги, третий – поэт и журналист, сотрудничает с известным журналом и тоже небеден, а четвёртый – тоже студент, но иностранец из демократической Германии. Судя по перечисленным аргументам, наши герои могли позволить себе посещение ресторана, для обычной братии подобное путешествие – или непозволительная роскошь, или, если кто-то и решался на подобное безумие на свою худую стипендию, то только после принятия готовности положить зубы на полку на весь следующий месяц. Наши друзья, попросту говоря, ничем подобным не рисковали.
По этим ли основаниям или по прихоти прохладного осеннего вечера, прогулка по улицам Москвы нашла промежуточную остановку у дубовых дверей «Славянского базара». Этот ресторан в центре столицы манил посетителей национальной кухней. Возможно, были ещё другие важные обстоятельства, но по традиции и по малопонятным причинам в вечернее время поужинать в ресторанах не было никакой возможности. Все столы кем-то были заказаны, а над жаждущими отдохнуть или хотя бы поужинать издевательски «хохотала» ловко устроенная за дверным стеклом табличка «МЕСТ НЕТ». Встретив у дверей холодный надменный взгляд швейцара, который, судя по внешней форме и надменному взгляду, возомнил себя генералом, они остановились, минуту-другую прислушиваясь к доносившемуся из зала пению цыган. Не тревожа почтенного стража ресторанных дверей, друзья стали о чём-то громко рассуждать, шутить, не обращая никакого внимания на «генерала», что в свою очередь, повергло его в размышления.
Словарный запас по немецкому языку из школьной программы давал Сергею возможность более или менее сносно понимать разговорную речь.
И на это «генерал» сразу обратил внимание.
– Ai du, kom hier! (Эй ты, иди сюда!) – крикнул Сергей Герману и направился к двери, подмигивая в сторону швейцара, ради которого и задумал разыграть этот спектакль. Остановившись у дверей, он продолжал «шпрехать»: – Gehorn. Das ist aine lange geschich telied zigeuneren. (Послушай, какая долгая протяжная цыганская песня).
– Gut ser dut verdehen gitarre, (Хорошо, очень хорошо изнывают гитары), – восторженно голосил немец.
– Nain nain. Du bist aine trinker. Das ist nicht gitarre. Das ist aine geige, (Нет, нет. Ты просто пьян. Это не гитары, это скрипки), – кричал Сергей и, громко смеясь, тыкал пальцем в лоб Герману.
Громко выражая свой восторг по поводу сладкого пения цыган, жестикулируя и подзывая друг друга, наши «иностранцы» подобрались поближе к двери ресторана. Они прислушивались, прикладывая ухо к стеклу, выказывали свои эмоции, ахали-охали, но этим их интерес ограничивался. Весь этот спектакль был придуман лишь для того, чтобы произвести впечатление на швейцара.
Тот, наблюдая за бесцеремонным поведением группы иностранцев (а к этому моменту у него на этот счёт сомнений не было), крутил в голове свои интересы: «Будут ли проситься впустить? Какие чаевые дадут? За какой столик их посадить, какому официанту передать? Вон тот, который по-ихнему скороговаривает, весь такой заносчивый, никого не стесняется, кричит, толкается, а второй, высокий, с таким носом, точно немец! Только у немцев бывают такие носы. Советские люди не стали бы так вести себя. Только почему они не просятся впустить? Может, не хотят отдыхать? Да нет. Иностранцы всегда ужинают в ресторане. Для них и принято резервировать столики».
В советские рестораны в вечернее время, а в большинстве из них и в дневное, случайные посетители попасть не могли. Рестораны не были битком набиты, были свободные места и столики, и даже свободные кабины и залы, но по непонятным причинам впускать граждан было не велено. Зато иностранцев, как говорится – милости просим. Такая установка существовала повсеместно, очевидно, по двум причинам: во-первых, перед иностранцами нельзя ударять лицом в грязь. Кто знает, что они потом напишут в своих буржуйских газетах? Мол, в советском городе Ейске или Саратове даже поужинать не дали. Во-вторых, и это важно для самих стражей ресторанных дверей, – иностранцы всегда щедры на хорошие чаевые.
Ну вот и назрела ситуация, да и сам «генерал» тоже созрел – и поэт медленно подкатил к нашему немцу, что-то приговаривая, жестикулируя и подмигивая.
На что Герман на чистом немецком языке, уж неважно, на каком диалекте, громко утверждал:
– Ja. Ja. Das ist zer gut. Das ist shen, (Да. Да. Это очень хорошо, это красиво), – широко размахивая длинными руками, стал зазывать он друзей.
Продолжая играть роль главного инициатора, наш поэт подошёл к стражу ресторанных дверей, пред ставился переводчиком, на чистом русском намекнул, что эти ребята приехали из братской Германии и вложил ему в руку советскую «трёшку». В принципе, если бы не было надобности держать марку, и без такого щедрого вознаграждения ресторанные двери, конечно, открылись бы, и столик на четыре персоны в хорошем уголке отыскался бы, и услужливого официанта с предложениями изысканных блюд и напитков ждать бы долго не пришлось. При виде такого роскошного выбора даже небедные наши молодые люди задумались о содержимом своих карманов и решили заказать исконно фирменное, но сносное по цене блюдо – пельмени по-русски. (Как будто бывают пельмени французскими или китайскими). Просто, но со вкусом.
Герман придумал ещё и легенду. Он сочинил целую историю, путая русские и немецкие слова, пытался блеснуть в красноречии, рассказывая о том, как его отец, известный финансист из министерства финансов ГДР, ужинал здесь, у них в ресторане, ел фирменные пельмени под русскую водочку, очень остался доволен и сильно хвалил. Официант кивал, давая понять, что ему всё ясно, временами поглядывал на поэта, чтобы тот переводил, в конце концов выразил своё одобрение удачным выбором, поклонился и ушёл. И на самом деле, нет ничего удивительного в том, что в ресторане с названием «Славянский базар» в центре столицы исконно русские пельмени избраны быть фирменными. Но и этого было бы недостаточно, если бы не старания поваров придать этой простой снеди изысканный вкус. В ресторане фарш готовили в определённых пропорциях из мяса говядины, свинины, баранины и курицы, сдабривали приправами, луком и чесноком и вручную заворачивали фарш в тесто, приготовленное по особому рецепту. Всё это помещали в глиняные горшки, а вместо крышки сверху залепляли лепёшкой и томили в печи при определённой температуре строго отведенное время.
И вот наступил момент, о котором говорят «пальчики оближешь»: тремя пальцами отрываешь кусок лепёшки-крышки, макаешь в сочное содержимое горшка… А стопки уже нетерпеливо ждут, а на дворе шестидесятые, а тебе чуть больше двадцати…
Цыганский ансамбль в составе трёх или четырёх женщин и двух мужчин создавал романтическую атмосферу. Они двигались по проходам между столов, виртуозно извлекая волшебные звуки из своих струнных инструментов, по каким-то необъяснимым ориентирам останавливались, пели, плясали, и за эту красоту им что-то платили. Женщины пели, раскрывая в широкой улыбке ряд жемчужных, вперемежку с золотом зубов, распускали веером и размахивали полами своей разноцветной одежды. Посетители ресторана давно уже привыкли к их присутствию, слушали с удовольствием, одаривали их и просили исполнить что-то по заказу. Казалось, порядок вещей установлен, кому-то нравится пение, а кто-то любит пляски.
Когда вечер был в самом разгаре, мужчина постарше вдруг ударил по струнам и запел что-то очень мелодичное, что заставило многих на время оторваться от своих рюмок, отложить в стороны ножи и вилки. Его подхватил другой мужчина, и зазывно-увлекающе зазвучала мелодия, к ним подключались женщины, пение то успокаивающе затихало, то усиливалось, манило куда-то. Внезапно, словно материализовавшись из воздуха, появилась необычной красоты молодая цыганка. Она запела мягким, хватающим за душу голосом, ей стали вторить остальные женщины, временами они замолкали, и тогда песню подхватывали мужчины, и так поочерёдно, уводя мелодию то куда-то в степи, леса и небо, то возвращаясь в зал, увлекали присутствующих за собой.
Сергей не мог понять то глубокое, щемящее чувство, которое пробуждала эта дикая и вместе с тем божественная мелодия, будто в этот зал случайно залетела экзотическая птица из неведомых девственных лесов и запела для людей, безбрежных просторов, неба и Бога. Он застыл на месте, будто связанный цепями, прибитый тяжёлыми гвоздями, впился взором и всем своим существом в чудную певицу, боясь шевельнуться, чтобы не вспугнуть её. А сердце его сжала какая-то непонятная боль.
Снова вздрогнули гитары, и женщины, мигом взявшись за руки, стали кружиться вокруг молодой цыганки, а она в это время лишь покачивалась в такт музыке, привлекая внимание своей грациозностью. Как только музыка поменяла ритм, круг разомкнулся, и молодая цыганка пошла плясать. О-о-о! Что за чудо!? Её чёрные огромные глаза ещё больше расшились, сверкая словно две молнии, губы сладострастно вздрагивали и издавали звуки, то открывая ослепительно белые зубы, то принимая замысловатые формы. И женщины, и мужчины периодически включались в танец, то сходились, то расходились, кружились, били в ладоши, вибрируя всеми частями своего тела. Снова поменялись ритмы музыки, круг разомкнулся, участники танца стали отступать, посторонились, напевая какую-то призывную песню. Молодая цыганка превратилась во что-то сказочное – как ангел, как птица. Языком танца она увлекала за собой, то приближалась, словно обнимая своими нежными руками, то убегала, маня за собой.
