Линия жизни. Книга первая

Если бы ангел сошёл с небес русских, аль гром грянул посреди ясного неба и то неизвестно – удивились ли более, православные? То было событие. Порабощённая ещё с крепостничества некогда свободная Русь восстала против тирании и несправедливости. Полилась кровинушка святая, поскольку народная.

Только по тому, насколько новость опоздала, можно было судить об оторванности молдавского захолустья от сердца Империи. События 1905-го года, давно прокатились волной по стране, а в Бессарабию, она добралась с опозданием, неясно и в последнюю очередь.

Молодой Василий, о бунте прознал на местном рынке скота, куда заезжал по делам хозяйским.

– Василий, – кликнули его – подойди, поговорим.

Городской знакомый по имени Николай или просто Коля, страстно любивший удивлять новостями зазывал поговорить. Долговязый Коля работал на железной дороге помощником машиниста и по роду своего занятия много ездил и отовсюду собирал интересные новости. Он и сейчас был одет в свою всегда чумазую спецовку, которая сверкала вычищенными до золотого блеска пуговицами с эмблемой Российской железной дороги.

Василий охотно отозвался и подошёл. Коля частенько привирал, но иногда от него можно было узнать что-то стоящее.

– Привет, – поздоровался Василий, – зачем звал?

Спросил больше для проформы, хоть и знал – зачем зовут.

– Давай отойдём туда подальше, – предложил Коля, – там ушей лишних меньше. Отошли на несколько метров.

– Знаешь, – начал Коля, воровато оглядываясь, – в столице был большой бунт. В воскресенье собрался народ и ведомый попом Гапоном, пошёл просить Императора пожалеть народ, дать ему больше свободы. Пошли они значит с плакатами, несли кресты, молились и думали – поговорят с Императором и всё решится мирно. Ан не вышло, – в глазах Коли засверкали торжественно – злобные огоньки, – вместо разговора, Император послал войска и когда народ отказался разойтись по домам, те начали стрелять.

Коля замолчал, давая возможность Василию проглотить невиданную новость. Для усиления эффекта, Коля шепнул в продолжение сказанному:

– Народу уйму положили, за что поп Гапон наслал на династию проклятие и вроде даже бы призывал к вооружённому восстанию.

– Вам не нужен хороший бычок на мясо? – встрял проходивший рядом плешивый, маленького роста некрасивый мужичок, – продам недорого.

– Слушай дядя, шёл бы ты отсюда, не видишь – мы тут разговариваем! – слишком нагло ответил продавцу бычка, Николай.

– Ты чего тут распоясался? – визгнул мужик, явно стараясь привлечь внимание рядом торгующихся людей, – здесь базар, я предлагаю – ты, хочешь, покупаешь, хочешь, нет! И не хами мне, я тебе в отцы гожусь!

Соседи, продавцы и покупатели, раздражённые такими словами, развернулись в сторону начинающегося скандала. Особенно набычился один здоровый детина – перекупщик, который как раз впаривал одному бедолаге нехорошую на молоко корову. У той был известный изъян, который неопытный покупатель не заметил. Перекупщик и покупатель уже занесли руки для скрепления сделки «по рукам», когда некрасивый мужичок, ставя на место нахамившего Колю, нечаянно заставил корову развернуться не с товарной стороны.

Покупатель ахнул:

– Ах ты, сукин сын, да ты меня дуришь, как Емелю…?!

Ладонь так и повисла в воздухе и сделка отменилась. Перекупщик, полный ярости, решил свой гнев вымести на Николае.

– А ну иди сюда, ты, что так на меня смотришь ще….

Остальные слова так и застряли в горле перекупщика. Он заметил буравившего его глазами начальника. Перекупщик чуть не задохнулся от злости: «такую сделку сорвали», но кулак Ивана Петровича, старшего по ремеслу, он испробовал не раз. Немое «цыц» приказывало воздержаться. Неудачливый продавец увидел, что того же покупателя успешно успокаивали и дурили в другом месте – на это раз ему продавали престарелого поросёнка.

Перекупщик зло потянул бедное животное и исчез в толпе. Походя, он бросил ненавистный взгляд на Николая, который ответил ему тем же. Но у Николая, кроме перекупщика осталась другая проблемка. Коротышка, насупившись словно бычок, ждал развязки. Его плешь вся покраснела и покрылась неприятным слоем пота.

– Ну, давай дядя, извиняй, если обидел, я это, случайно, – примиряюще заискивающе запел Николай, решив успокоить жилистого доходягу.

Мужичок, как все низкорослые и обделённые природой люди, извинения принял высокомерно, наплевав на необходимость сделать ответный шаг. Он только толкнул вперёд бычка, который впереди хозяина уныло побрёл куда-то в сторону. Видимо даже бычку, хозяин надоел своей мелочностью и сволочностью.

Видя, что конфликт улажен и новость про бунт, произвела на Василия нужное впечатление, довольный собою Коля заспешил искать новые свободные уши.

– Пряники, пряники, кому пряники!? – голосила и предлагала баба посетителям базара пряники.

Заключившие сделку торгаши посмеивались: «Пряники к соточке не совсем та закуска».

Продаю коня, корову, молочных поросят, гусей, нутрий… Кого только не продают на молдавском скотном рынке, особенно ночью, под утро, когда нередко и кот в мешке отличный товар. Бывалые торговцы старались расположиться поближе к центральному входу – там, кто знает базар – торгуется бойчее. Сплавил товар, купил другой, ударили по рукам, выпили стопочку, празднуя сделку и домой, там, где уже по-настоящему поймешь: выйграл или прогадал. Если выйграл, то корова отелится, даст много вкусного молока; поросёнок станет к осени сто килограммовым кабаном – как раз на мясо, не жирен и не худ; конь будет добрым помощником в хозяйстве.

Ну а если прогадал, тогда всё с точностью до-наоборот: корова окажется пустой, ненужной, только расходы на корм, а на мясо жалко. Иногда бывает, что сама она пеструшка неплоха, но наглоталась корма, а в ней игла, которая кольнёт через неделю сердце и тогда страдая, на мясо. Что про поросёнка, он окажется старым кабаном лилипутом, у которого только волосы будут расти нормально и осенью он, будет весить ровно столько, сколько весною. Так уж повелось на базаре: кто-то выигрывает, кто-то теряет.

Василий стоял как вкопанный и на суету базара никак не реагировал. Казалось, он оглох. Не верилось ему что, вот так, рабочие и торговцы, простой люд соберётся и выступит против помазанника Божьего – опоры страны. Туда – сюда сновали люди, толкали мешавшему движению паренька, а он только глупо улыбался и думал о своём.

– Парень, купи сладости, – вывела его из оцепенения торговка леденцами, – смотри какие у мены красивые карамельные петушки. Купи, не пожалеешь!

– Дайте мне две штуки – те, что посветлее, они не горчат, – сказал машинально Василий.

– Вот это другое дело, – похвалила его смеющимися глазами баба, – держи, с тебя две копейки.

Баба протянула бумажный пакет, в котором гордо лежали два прекрасных, золотогривых карамельных петушка на палочках. Василий расплатился, взял пакет и решил идти домой. Он вспомнил про футбол. Сегодня, они играли с сильной командой из соседнего села; нужно было успеть. И вновь побежала тропика через лесочек вверх, а там по полю километра три, не более. Шёл уверенным молодым шагом, и засматривались на него встречные девушки. Рос мальчик парнем недурным, добротным, как впрочем, и брат Леонид.

Дома Леонид обрадовался сладостям. Один петушок Василий припрятал для подруги, затем пошёл на футбол.

****

Вот это был матч! Противники с остервенением гоняли мяч с одной половины поля на другое. Били сходу в атаке, делались подкаты, нарушались правила, назначались штрафные удары, устраивались «вне игры». Ребята выкладывались по максимуму, но, несмотря на их усилия, мяч никак не хотел пересечь линию ворот. Всякий раз, когда казалось что, вот, сейчас он это сделает и победно ударит в сетку, на пути появлялось препятствие: хваткая рука вратаря, твердолобая голова защитника и на этом голевая траектория мяча прерывалась.

Шла девяностая минута матча, а счёт оставался нулевым. Пот обильно стекал с игроков, и казалось – ничьи не избежать. Уже судья посмотрел на свои часы и поднёс свисток к губам, когда случилось чудо. Защитник противника, пробил с силой мяч и тот, по невероятной траектории, попал прямо в родную девятку. Зря кинулся его доставать назначенный вратарём долговязый Захария; такие мячи не берутся.

– Г-о-о-о-о-л, Ура-а-а-а! – закричали многоголосо болельщики соперника. Принимающая сторона только печально пожала плечами, дескать: «мяч круглый, не повезло». Судья бесстрастно указал на центр поля, но судьба матча была ясна. Удар по мячу; три свистка арбитра. Матч закончился со счётом ноль один в пользу гостей.

Василий, снял мокрую футболку с номером 13 и сел на газон отдышаться. К нему кинулся переживающий Леонид; у того были слёзы на глазах от разочарования. Дрались сегодня с соседями достойно, но команде не повезло.

– Ничего, в следующий раз мы их обязательно одолеем, обязательно, – уверил Василий брата – вот увидишь!

Следующего раза не было – помешала Война.

На следующий день после матча, разбирая детали поединка, Василий неосторожно поделился новостью о восстании в столице с одним своим товарищем, Петром, который на своё и Василия несчастье, оказался слишком длинным на язык. Вечером, товарищ рассказал знакомому по учёбе Григорию, а тот Трифону. Так, новость о Кровавом Воскресенье стала гулять по селу: «В столице люди пошли к Государю, а он приказал стрелять. Были убиты много женщин и детей, солдаты никого не щадили…». Новость обрастала небылицами, страшилками и домыслами. В таком состоянии, она дошла до чутких на новости уши властей.

Через три дня настырный жандарм прознал, откуда тянется цепочка слухов. Он не стал медлить, решив дело обустроить по старому – то есть резать на корню. Василия, Петра и Трифона, со связанными за спинами руками словно преступников, доставили в жандармерию, где юноши были крепко биты «за распространение запрещённой и опасной информации». Только после этого их отпустили, да и то под родительское слово. Пока власти ограничились телесной и моральной поркой. Тем не менее, парней взяли на особый карандаш. У них появились личные дела с персональными номерами, в которых, стала накапливаться информация: такого-то числа, был там, встречался с тем, говорил то…

Время улетучивалось – дела пухли, обрастали фактами. Для Василия в частности прорисовывалась не очень-то радужная картина: «…слишком умён, интересуется политическими новостями, высказывается за всеобщее равенство, не признаёт сложившееся классовое общество…»

Родители, регулярно выслушивающие воскресные проповеди, ругали старшего за проступок, так неудачно поссоривший их семью с представителем власти. Родители недоумевали: « ну на кой чёрт понадобилось ему, будучи на рынке, слушать и тем более распространять какие-то сплетни? Вроде парень видный, серьёзный, и у сельчан на хорошем счету, а он такое вытворяет!

– Власть сынок, от Бога! – неустанно повторяла заплаканная мать. Отец молчал. Но молчание это было хуже морали.

«Лучше бы он меня порол, ей богу, а то молчит и молчит!», – думал ослушник.

Отец упорно молчал день, второй, а на третий вымолвил:

– Пошли-ка сынок на поле, там есть одна работёнка, нужно её бы доделать.