Фоторобот в золоченой раме

В узком длинном кабинете, заставленном сейфами и столами, Платова и Шведова встретила анорексичная тётка ростом за метр восемьдесят. На вид ей было лет сорок, по должности она являлась старшим следователем СЧ МВД России.

– Ну да, – недоброжелательно посмотрела на посетителей подполковник юстиции Виктория Лукашкина. – Оперативники.

В её устах это звучало как ругательство.

Со следачихой у Платова вышла «любовь с первого взгляда». Весь её вид выражал презрение к окружающему миру. Судя по всему, людей она ненавидела давно и искренне.

Материалы проверки в двух томах, которые Шведов достал из портфеля и выложил перед ней, она брезгливо листала оттопыренным пальчиком, приговаривая:

– Сыроват материал, сыроват.

– И что, ждать, пока созреет? Или протухнет? – осведомился язвительно Шведов.

– Я бы не взяла, но указание руководства. Будем возбуждать. Однако надо дополнительно опросить экспертов, выявить свидетелей, которые…

Каким-то неживым голосом она надиктовала под запись указаний на месяца четыре работы. По сути, она предлагала оперативникам полностью расследовать уголовное дело, только после чего она, может быть, его возбудит.

– Вы понимаете, что за это время или ишак сдохнет, или эмир, – возмутился Шведов. – На потерпевшего уже было покушение.

Следачиха равнодушно пожала плечами и скучающе произнесла:

– То ли на него, то ли не на него. И за какие дела – неизвестно. И вообще, не мешайте всё в одну кучу. Работайте, и потом посмотрим.

Когда оперативники вышли на свежий воздух, Платов произнёс:

– По-моему, она сволочь.

– Человек специфический, но работать будет, – сказал Шведов. – Она уже направляла дела в суд по нашим материалам. Не худший вариант. Во всяком случае, сразу не побежит продавать материалы жуликам, как некоторые её коллеги. И в чём-то она права. С доказательством умысла у нас проблемы.

Для привлечения по статье о мошенничестве необходимо доказать умысел. То есть что жулики заведомо знали, что продают поддельные полотна. В этом главная трудность. Доказывается этот самый умысел по косвенным уликам, по намёкам, по логике.

– Нет нерешаемых проблем, – отмахнулся Шведов. – Конечно, все её замечания мы не выполним, но необходимые выполнить обязаны. Поехали ко мне, сейчас раскидаем, кто что делать будет…

* * *

Прошли солнечные майские праздники. И маховик событий начал стремительно раскручиваться.

На стол продолжали ложиться сводки ПТП по телефонам Левицких и Носорога.

Разговоры Ирины отличались унылым однообразием. С утра до вечера она звонила антикварам – знакомым, полузнакомым или почти незнакомым – с одинаковой присказкой:

– А вы слышали про Кононенко? Он жулик. Он лишил меня всего. Забрал у меня квартиру, машину, деньги. И хочет посадить.

Большинство её собеседников сочувственно цокали языком, дежурно сетовали на общее падение нравов. Пару раз Левицкая нарывалась на резкие отповеди: «Зачем вы мне это говорите? Мне это неинтересно. Не звоните, пожалуйста, сюда больше».

Ошалевший немножко от вычитывания этих текстов, Платов, расположившийся напротив Шведова в кабинете на Житной, с чувством воскликнул:

– И не лень ей такой фигнёй маяться?

– Почему же фигнёй? – не согласился Шведов. – Это продуманная пиар-акция.

Интереснее дела обстояли с Носорогом. Ирина Левицкая один раз позвонила ему и осведомилась:

– Чего будем делать с Цеховиком?

На что удостоилась ответа:

– Делай что хочешь, ласточка моя. На твоём месте я бы вернул бабосы. Свою долю я готов Цеховику отдать. Ты же знаешь, у приличных людей так положено – попался, так отдай деньги и работай дальше. Но за тебя я платить не собираюсь.

– Ничего я никому не должна! Это мне все должны. Цеховик – негодяй. Он меня обманул. Он…

– Ласточка, избавь меня от лишних подробностей. У меня своих проблем хватает…

Однажды Носорогу позвонил человек, назвавшийся Ашотиком, и нервно выдал:

– Он падла! Его мочить надо. Я ему говорю – ты ж сам всё это сделал. Сам нам говорил и писал. А он – вы все фальшивщики, мошенники.

– Ну, ты аккуратнее, сокол ты наш ясный, – примирительно отвечал Носорог. – Какое мочилово, ты чего, Ашотик, перегрелся?

– Да, перегрелся! От мыслей, на какие бабки у нас попандос! Такие деньги. Ой, такие деньги. Ты понимаешь, что нас растерзают.

Потом Ашотик стал названивать постоянно и призывать к кровной мести, а Носорог, спокойный как танк, пытался его угомонить.

Выяснилось, что в Третьяковке есть эксперт Вячеслав Сурин, светило искусствоведения по русской живописи девятнадцатого века. Его заключение обладало силой официальной печати. Его услугами пользовались все уважающие себя арт-дилеры. Он дал заключение и Носорогу на картину Де ла Кура, которую признал подлинным Киселёвым. Узнав, что картина оказалась перелицованной, эксперт начал копаться в каталогах, в Интернете, выявил ещё несколько перелицованных картин, среди которых были принадлежавшие Носорогу и Ашотику.

– Ты видел этот его список? – спрашивал Носорог.

– Сам список не видел. Но слышал, какие там вещи! – верещал Ашотик.

– Наших там много?

– Рома, их хватит, чтобы нас в асфальт закатали. Грохнуть его надо, пока он этот список не опубликовал!

– Орёл ты наш горный, угомонись. Никого убивать не будем. Будут предъявы, будем думать, как их гасить.

– А предъявят на десять лямов?

– Тогда будем думать. А пока оставь Сурина в покое…

По Москве уже вовсю ходили слухи о списках Сурина. Но пока конкретно никто ничего не знал.

Прошло ещё несколько дней. Потерпевший удил рыбку в Подмосковье. Оперативники уже почти доработали материал.

Просматривая в гостях у Шведова очередную пачку сводок, Платов как на стенку наткнулся на текст. И спросил:

– Герман, ты это читал?..

Носорог говорит неизвестному: