Перо и волына

– Не хочу.

– А че?

– Мартини, – не задумываясь, сказала она, – сухой белый, со льдом и лимоном.

– Слыхал, в натуре? – спросил Порожняк метрдотеля. – А мне белую.

– Так точно. Сколько водочки?

Саша неопределенно махнул рукой.

– Начнем с пузатого.

– Понятно, – кивнул метрдотель. – Закусочка и все прочее будут через минуту.

– Давай, гони своих халдеев.

Метрдотель исчез, бесшумно затворив за собой дверь кабинета. Девица томно вздохнула и со скучающим видом вынула сигарету из пачки.

Пока она прикуривала, Саша громко зевнул и пятерней почесал макушку.

– Почему ты мальчиков не позвал?

– Ты че, Катюха, сбрендила? – лениво хмыкнул Порожняк.

– А что? Вчетвером было бы веселее, – пустив к потолку кабинета струю ментолового дыма, возразила она.

– С кем? – сипло засмеялся Саша. – С Зюзей и Долбаном? Они ж тупоры, даже хи-хи из себя выдавить не могут.

– А что такое «хи-хи выдавить»? – поинтересовалась Катька. – Это значит посмеяться или пошутить?

– Вот то и значит, – буркнул Порожняк. – Ни хрена не петрят. Им бы только наберляться, и все. Вот раньше у меня были корифаны – Шустрый, Ермолай…

Двое официантов вкатили в кабинет, где сидел Порожняк с подругой, столик с напитками и закуской. На столе появились хрустальный графинчик с запотевшими боками, высокий стакан с коктейлем для дамы, икра, балык, салат из мидий, заливной язык, фрукты.

Официанты работали умело и сноровисто. Последней на столике появилась ваза, в которой стояли пять кроваво-красных роз.

– Это тебе, Катюха, – осклабился Порожняк. – Красная роза – эмблема любви.

– Спасибо, Саша. – Девица жеманно растянула губы в неком подобии улыбки. – Я люблю розы.

Официанты, закончив свое дело, застыли по обе стороны стола в выжидательных позах. Саша вытянул из кармана своих потертых джинсов две пятидесятитысячные бумажки, разложил их по краям стола.

Официанты взяли деньги и с благодарностью удалились.

– Ты их балуешь, – тоном супруги, наблюдающей за тем, как муж транжирит деньги, сказала блондинка. – Зачем так много?

– Когда у меня есть бабки, я их никогда не жалею. – Порожняк потянулся к холодному графину с водкой. – А бабки у меня есть всегда.

– За такие чаевые могли бы и сами клиенту рюмку наполнить.

Она взяла высокий стакан с коктейлем и стала помешивать его соломинкой.

– Это я их так выдрессировал. Хочу сам себе наливать. А вот раньше, когда Ермолай с Шустрым были… А, ладно.

Он опрокинул в рот рюмку холодной водки и закусил куском балыка.

– А почему ты все время говоришь «раньше», «были»? Они что, уехали? – отпив за один раз полстакана коктейля, спросила девица.

– Эх, дура ты, Катька, дура, – засмеялся Порожняк. – За это тебя и люблю. Братва никогда не уезжает, братва сваливает на зоны или в могилу.

– Так их посадили? – последовал изумленный вопрос.

– На погост их снесли, – ковыряясь пальцем в зубах, сказал Саша. – Теперь мои братаны на участке номер три лежат.

– Как жалко, – протянула Катя. – Наверное, хорошие были мальчики.

– Ну, Катюха, ты даешь, – хохотнул Порожняк. – Хрен с ними, давай еще по одной.

Он налил себе очередную рюмку водки, выпил ее, вяло поковырялся вилкой в салате, выловил из него одну мидию, разжевал ее, бросил вилку в салат, закурил.

– Какой-то ты сегодня странный, Саша, – пожимая плечами, сказала Катька. – Сначала сказал, что будем гулять, а сам сидишь скучный. Может, расскажешь, что тебя беспокоит?

Порожняк нахмурился, потер небритое лицо:

– Братва вчера наехала из первопрестольной. Банщики «капусту» привезли.

– Они в московских банях работают? – с очаровательной невинностью спросила девица.

– Не в банях, а на банах, – устало-снисходительно пояснил Порожняк. – На вокзалах то есть. Бомбилы, каталы. Короче, лохов приезжих обувают и мне долю отстегивают. Откуда, ты думаешь, бабульки на все это? – Он обвел рукой стол.

– Я же не знаю, – протянула она.

– Не знаешь, так не долдонь.

Девица обиженно поджала губы и отвернулась.

– Щас вот в «Жар-птице» гужуют, – говорил скорее сам себе Саша Порожняк. – А я с тобой здесь сижу.

– Ну и иди к своим бомбилам.

– Да они ж как дети малые, – неожиданно стал оправдываться запрудненский авторитет. – Нажрутся, весь город на уши поставят. Так уже было… А мне потом с ментовьем поганым рамсы разводить. Не могу я с ними гужевать. Просекаешь? Не положено.

– Кем не положено?

– А… – Он снова потянулся к графину, но в этот момент мобильный телефон в нагрудном кармане рубашки издал мелодичную трель.

Порожняк вполголоса матернулся, вытащил мобильник, приложил к уху.