– Ломота? Иголки?
– И жжение.
– Слизни витаминчик. Из нейтральных какой-нибудь. Релаксанты нам пока нельзя. И залей глоточком. Больше ни у кого? – осведомился Дьяк. – Вообще, что ещё у кого?
– Еды бы в рот положить, – сказал Голя Астрицкий. – И потом запить еду чем-то. Вот. Разве что.
– И где у тебя ломит? А жжёт? – осведомился Дьяк.
– В паху, – немедленно сказали Голя Астрицкий и Купышта.
– Называется – каприз, – сказала Нота.
– Ладно, сняли, ЭТО; Дьяк, всё равно сейчас ничего не сделаешь, – сказал я. – «Квинта», внимание! Слушай, здесь первый. Ситуация: нештат на финише. Действия: занять места по аварийному расписанию, приступить к реанимации корабля. Пара Дьяк – Голя Астрицкий, контроль наркобокса Первой вахты, затем подготовка к запуску системы климатизации корабля. Параллельно – уборка пены. Больше ни на что не от. Коты здесь не водятся, увидел кота – игнорировал. Срок – шесть часов от момента сейчас. Блокноты на ять! Готовность пара Дьяк – Голя?
– Есть, врач.
– Есть, ЭТО-два.
– Пошли вы уже. Шлюзование на ять, все помнят. Пара Мелани-По – Купышта, здесь первый. ЭТО-первый. К выходу за борт, снять экраны с кольца-батарей «шесть» и «семь», соператор страховать ЭТО-первого с площадки шлюза. Связь в пределах звездолёта – стандарт. ЭТО-первый, по окончании забортных работ доложиться, взять с кольца-батарей напряжение, готовить к запуску аварийный токамак, обеспечить бюджет энергии по аварийному протоколу, к запуску системы климатизации, к запуску базовой электроники управления и контроля, к реанимации вахты один. Параллельно – уборка пены. Срок шесть часов с момента сейчас. Поле операции – отграниченный объём от распределителя один. Шлюзование, реябта! Шлюзование и блокноты! Готовность пара Нота – Иван?
end of file
ввести код
19728
код принят
file 1.1
txt: – есть, я ЭТО-раз.
– Есть, я соператор.
– Пилот – проверка целостности рабочего объёма от распределителя один, осмотр объёма, готовность к поддержке кто заскулит. Уборка пены. Общий контроль, координация. Штаб – курсовая рубка. Поняли, да? Я – там. Какие вопросы, вы смеётесь надо мной. Всё. Сверились. Шесть часов пошли.
Они помедлили, прежде чем стартовать к делам. Никто из них никогда не командовал в поле (тренажи – чем тренажи не более), и они, по-моему, ожидали от меня каких-то слов, навроде тронной речи или призыва к обретению высоких идеалов путём достижения профессиональных побед. Никто из них до сих пор не испугался всерьёз, ведь двух часов в сознании не прошло, когда мы все были далеко отсюда в безопасности, среди тысяч людей; никакая профориентация, сколь угодно модельная, не способна напугать заранее как следует. Новая жизнь пока не стала для группы (не исключая меня) – реальностью безальтернативной. Внешне всё не слишком отличалось от успешно проводимой тренировки в модели высокой детализации, принижаемой притом сознанием факта, что очнулись все. (Говорил мне старичина Шкаб: реальность начнётся, когда начнётся смерть.)
Шкаб брал предыдущую Дистанцию старшим «лотерейной» «квинты бозе» форвардного звездолёта, со стопроцентной погибелью, и погибло у него двое; Шкаб не голословил, когда мы с ним неделю (моего сознания) назад бродили по Лесу Большого Города Преторнианской Касабланки, и он читал мне свою крайнюю проповедь. Смерти никто не заметит, говорил он, держа голос безразличным, а потом будет просто темно, просто холодно, и в шлеме будет вонять хлореллой, и не будет под светом ни один пульт, ни один экран. Ручное шлюзование. Неизвестно, что вышло, с чем вышли, куда вышли, где наши. По первости не испугается никто. И сам ты не испугаешься. Пока не увидите – кому злое шесть пало. Тогда – да, испугаетесь. Но ненадолго. Работа потому что, отвлечётесь, да и облегчение – что сами живы. Ошибка, Марк! Кафар не дремлет. Его обмануть может лишь страх. До оссыпи сдрейфить – жизненно необходимо, Марк! Особенно тебе, старшему. Чтобы жить захотелось, понимаешь? Сделать всё, чтобы выжить, сделать больше чем всё и ещё сверху, с линзой. Так не забудь, младой: заставь себя бояться. Встань в уголочке, где не видно, и бздани, как только сумеешь. С последующим профессиональным взятием себя в руки. И вот когда реябтки начнут путаться в реальности – через два-три часа, – а ты уже раз – и велик и авторитетен, и кнут у тебя, и пряник в голосе. И даже, возможно, юморок оттает. Кстати: до хрена смешного начнётся. И, Марк, шлюзование! Шлюзование на заглушенном звездолёте – первое дело. Раз забыл за собой люк закрыть – пошла атмосфера – вот тебе и беда…
– Готовность, группа! – рявкнул я.
Они отрапортовали – довольно внятно и с приличной ответственностью.
– Главное – шлюзование, реябта, – сказал я. – Прошёл, задраил, дожал. Запустим давление под негерметичный шлюз – вот тебе и беда, возись потом с ней. Примите на мозг, реябта. Флаг, форвард.
И, отфлажившись 09.12.03.04.121 UTC – 37.01.01. 01.01 МTC, я зацепил носком ботинка релинг шахты «гробницы» и ушёл вправо, к ограничнику, ведущему на нос, к рубкам, захвативши с собой светильник. Берясь за штурвал ручного открывания люка, я неожиданно вспотел, как будто повернулся спиной к врагам, а они взяли меня на прицел и сняли предохранители. Я справился, заставил себя не оборачиваться. Прошёл люк, развернулся (реябта, похоже, с места не двинулись), крикнул (молодецки, но вместе с тем делово): «Да, форвард, космачи!», не дожидаясь реакции, двинул люк на место, крутанул штурвал, дожал и повис на штурвале, зажмурившись, как только вышло. И сколько-то висел.
Штурвал под руками повернулся. Я отпрянул. Мне почудилось невесть что; хорошо, время было справиться с собой, пока крышка на треть отошла и в щель просунулся Дьяк. Это был всего лишь Дьяк.
– Марк, ты забыл тестер, – сказал он и толкнул девайс ко мне.
– По радио не мог? – спросил я, на уровне нёба меняя выходящую из меня ругань приличными старшему группы словами. Тестер стукнулся мне в нагрудник кирасы. Дьяк поднял и опустил локти – пожал плечами. Я ожидал, что он сострит (например: по радио тестера, мол, не передаются), но он молча оттолкнулся от лючного релинга и исчез. Я снова задраил люк, повернул и дожал штурвал, надел на запястье одной перчатки петлю светильника, на запястье другой – петлю тестера, развернул себя ногами к люку, упёрся в крышку ногами и прыгнул вверх, в стосорокаметровую шахту осевого коридора. Света моего светильника хватало метра на четыре надо мной.
Глава 2 Без названия
Пока шёл мимо осевой коридор, группа была у меня на слуху, я, первый и диспетчер, всё знал и всё запоминал.
– Прохожу… Нота, жду тебя, задраивайся. Марк, здесь Купышта, мы в предшлюзе четыре, снимаем пену.
– Понял.
– Здесь врач, проблемы с системой ручного отдраивания на ограничнике двенадцать. Принимаем решение. На связи.
– Понял…
Коридоры, и проходы, и распределители, ясно, пеной не заливали целиком, на весь мой коридор пришлось две полуметровых пробки (я проломил их и разметал, не останавливаясь), однако в рубку – мне показалось, когда я открыл внутренний люк, – просто не прорваться. Сплошная стена пены началась сразу за вторым рубочным ограничником. Даже в бледятине светильника она сверкала ледяными иголками, сложенными между собой и втиснутыми сами в себя ёлочным образом, – точней слова землянину найти. Но я, хорошенько прицекавшись подковками, обеими руками прорвал наст, ввинтился в пену и начал в ней ворочаться всем телом и лягаться всеми конечностями, и бодаться шлемом, стараясь сцепление с настилом не терять. Беспорая масса сдавалась безответно, пустолопаясь, рушась по осям инейных сталактитов, сугробы смерзались в снежки, снежки рассыпались в хлопья, жались к стенам, и скоро я выломал почти правильный по форме холл и – кривую пещеру, в дальнем конце которой отыскался гребень капитанского «капюшона». Я обрушил стены пещеры справа и слева, добрался до переборок. Расчистил капитанский мостик, оба штурманских. Вернулся в холл. Я работал со всей возможной быстротой. И я отлично себя чувствовал. Я был сосредоточен на деле, и я долго не замечал ни отсутствия потребности климатизатор спецкостюма перевести в интенсив, ни что дыхание не сбиваю себе, ни что и пот мне глаза не застит – пота просто не было, хотя «Орон» – спецкостюм жёсткий, а дела я делал быстро много. Симбионт Щ-11, умирая во мне, кормила меня, придавала мне силы, вентилировала меня изнутри, оптимизировала расходы организма и потери немедленно и точно компенсировала… и я двигал дело, пока, не рассчитав очередной толчок, не потерял инерцию и не «сдох» посередине проделанной в холле работы. Дрейф остался мне, но малый – надолго.
– (…)[2 - Этит (трбл.).] твою колбу! – сказал я вслух, повертевшись вокруг себя и убедившись, что ничего опористого не досягаю.
– Здесь врач – первому, связь, контроль, – сразу же сказал Дьяк.
– Инерции без, первый: «сдох» при уборке, прошу прощения, – сказал я, примериваясь, как лучше бросить тестер по дрейфу.
– Слава Ньютону! – торжественно произнёс Голя Астрицкий.
Я не ответил, сориентировался, бросил тестер и, вытянувшись до кончиков пальцев, принялся ждать, пока меня поднесёт к колонке закрытого кофейного автомата, стоящего у всё ещё облепленной пеной дверцы в кухонный закуток. Дело было мало, я отбросил на ход и светильник тоже, через минуту принялся в опору, взялся, пошёл чистить дальше… Времени до первого контроля оставалось ничего, а я хотел провести первый контроль красиво, с этакой профессиональной гордостью. К назначенному моменту у меня уже стоял на переборке раскрытый мобильный диспетчерский пост, наполовину заряженный (сто качков вручную), включённый и отъюстированный. Пост этот я строил перед стартом самолично, для себя, настройки выжили, схема построения окон на рабочем столе правки не просила. 40.12.03.04.121 UTC – 08.02.01.01.01 МTC группа работала, вполголоса и по делу переговариваясь.
– Группа, здесь первый. Диспетчерская готова к работе («Ого!» – сказал Купышта), включить персональное видео, подать видео в эфир. Интервал, отчёт.
– Пара Дьяк – Голя, здесь Астрицкий. Прошли к рэкам наркобоксов Первой вахты, сняли пену на пандусах. Осматриваю механику внешнего шлюза туннельного адаптера наркобокса-раз. Моя картинка в эфире, подтвердите, первый.
– Подтверждаю, ЭТО-второй, твоя картинка есть на диспетчерской… Пломбы на механике не трогать, ЭТО-второй, – сказал я. – Как поняли.
– Поняли, copy.
– Здесь Дьяк, первому. Осмотрел пломбы на открывной механике шлюза бокса-два, пену с окосов удалил. Моя камера не работает в эфир. Пытаюсь наладить. – До меня донёсся глухой стук. В окне, помеченном у меня «врач», сквозь белый шум помех мигнуло изображение, но лишь на мгновение. – Не могу исправить, я врач.
– ОК, врач, я первый, плохо, но пусть. Держу тебя на коротком поводке голосом. Соператор, вижу твою картинку, подтверждаю. Дьяк, что намерен делать?
– Продолжать работы по расписанию, – ответил Дьяк. – По очередному пункту расписания сдаю командование в паре.
– ОК, знаешь расписание. Помечаю.
– Повезло нам… – пробормотал Дьяк.
– Врачу делаю замечание за флейм. ЭТО-второй, обзовись старшим.