– Отодвинься. Я еще не закончил с вопросами. Так, что же происходит…
– С энергией души и мозга после смерти? Познакомишься с моим интервью и все поймешь. – Светлана пристально, как будто обнаружила в лице приятеля, что-то для себя новое, посмотрела на Фризе. – Знаешь, Володя, Дидье ван Ковелер ссылаясь на Новый Завет, пишет о том, что любовь – это единственная энергия, которая превозмогает смерть. «Мощью своей проходит насквозь и поднимается выше». Вот так.
Она отвела взгляд и стала чертить указательным пальцем на груди Фризе какие-то завитушки. Сыщику почудилось, что она выводит бесчисленное число раз одно слово: «Володька, Володька, Володька…»
«А, может быть, “дурачина, ты, дурачина, дурачина и простофиля…”» – одернул он себя. И даже не улыбнулся.
– Если ты не удосужишься прочитать этот материал в «Иностранке», могу поделиться своим мнением дилетанта.
– Валяй!
– Суть в том, что мы должны перестать бояться, перестать стыдиться веры в невозможное.
– Светка! Ты всегда находишь нужные слова! – восхитился Фризе. – И, главное, в нужный момент.
– Это слова автора. Я не такая умная, – заверила Владимира приятельница. – Не знаю, что за «момент» у тебя наступил, но я тащусь от твоего телячьего восторга. У тебя нет в заначке шампанского?
Она всегда умела воспользоваться моментом.
– Есть! – Фризе поднялся с кровати. – Сейчас доставлю.
– Володька, ученый, у которого я брала интервью про все эти трансформации энергии, иногда заглядывает в Москву. Ностальгия дает себя знать. Швейцарцем он стал недавно. Года три назад.
– Как его зовут?
– Ростислав Игнатьевич.
– Ростик!
ДЕТКИ ПРОГРЕССА
Утром, – оно началось для Фризе и его гостьи в двенадцать – Светлана сказала:
– Как хорошо, что ты избавился от теликов. Не мучаешься от переизбытка негатива. А я, как посмотрю перед уходом в редакцию информационную программу, и жить не хочется! Новый день на ТВ начинают с пожаров, убийств, кровавых ДТП.
– Кто тебя заставляет по утрам нажимать на пульт?
– Володька! Ты забыл о моей профессии? Мне надо быть в курсе событий. Хорошо тебе…
– Не завидуй! Скоро мои телики вернутся на свои места.
– Ты их не выбросил?!
– Светик, не будь такой легковерной. Как же я мог вывалить их в окно? Вдруг в этот самый момент ты бы шла ко мне в гости?
– А я и глазом не моргнула, когда вчера выбросила в окно пару красного кружевного белья из твоей ванной комнаты. По-моему, нулевого размера.
Фризе покраснел и насупился. Смешно было бы оправдываться. Светка знала о нем все. Или почти все.
– Среди десяти твоих достоинств, способность краснеть занимает не последнее место.
– Ого! Можешь перечислить остальные?
– Только одно: умение угостить подругу вкусным завтраком.
После завтрака, затянувшегося часа на два, Светлана вдруг поскучнела. Минуты две она внимательно разглядывала Фризе, словно хотела найти в его лице какие-то новые для себя черточки. Или мысленно сравнивала его сегодняшнего с тем, каким увидела впервые много лет назад.
– Светка, тебя что, заклинило? – с тревогой спросил Владимир. – Смотришь на меня…
– Какой ты милый, Володька, – сказала подруга. – Такой прекрасный прощальный завтрак мне устроил. – Она поднялась со стула, подошла к Фризе и нежно поцеловала его в щеку.
Ночным поездом Светлана уезжала в Питер. Собирать материал для статьи о том, зачем понадобилось Газпрому портить городской пейзаж строительством несуразного небоскреба и тратить на это астрономические суммы. Поэтому Фризе не придал значения словам о «прощальном завтраке».
– Вернешься, я тебе сногсшибательный обед приготовлю! – ворчливо пообещал сыщик и так крепко поцеловал подругу, что она чуть не задохнулась. Он никак не мог забыть ту Светку, которая открылась ему сегодня ночью в неярком сиянии ночничка.
– Нет, душа моя. Это была наша с тобой последняя трапеза, – вырвавшись из объятий, сказала гостья.
– Что еще за новости? – Фризе почувствовал: подруга не шутит. И еще ему не понравились новые словечки в ее лексиконе. Слов «душа моя» и «милый» Светка в разговорах с ним никогда не употребляла. Хорошо знала, как не любит Владимир сюсюканья.
– Ты на меня не обижайся, Володька, но в Питер я еду на собственную свадьбу, а не изучать градостроительные проблемы.
– Чушь!
– Извини. Мне надо торопиться. Подробности узнаешь из газет.
И она ушла так стремительно, что даже не задержалась у зеркала в прихожей, чтобы поправить прическу и макияж, испорченный Владимиром. А у него даже не нашлось силы воли, чтобы встать и проводить ее. Фризе был подавлен.
«Это просто дурацкая шутка, – твердил он себе, мрачно разглядывая развешенное на стенах старинное холодное оружие, доставшееся ему от деда. – Розыгрыш. “Душа моя!”, “Милый!”. Вот насмешила».
Но вместо того чтобы посмеяться, Владимиру хотелось сорвать со стены один из кинжалов, пойти в спальню и с силой воткнуть его в постель, на которой еще несколько часов назад они шептали друг другу нежные слова. «А еще приятнее было бы воткнуть кинжал в жениха. – подумал он. – Если только Светка его не придумала, чтобы меня подзадорить. Только зря старалась. Я ведь сегодня наконец принял решение…»
Владимир заглянул в гостиную и несколько секунд постоял в раздумье перед опустевшей телевизионной тумбочкой. Обычно, он не включал телик раньше восьми вечера. Но сейчас его разбирало любопытство: повторится нашествие незваных гостей или нет?
– Чего голову ломать? – сказал он громко. – Сейчас принесу «ящик» из кладовки и включу.
По старой привычке «ящиками» он называл даже современные плоские телики.
Вчерашний гость был тут как тут. Нарисовался на экране даже раньше, чем Фризе воткнул штепсель в розетку.
– Расширил свой кругозор, сыщик? – спросил он деловито. – Тогда продолжим разговор. Время поджимает.
Владимир хотел возразить: «А я никуда не тороплюсь». Но решил не начинать разговор с пикировки. Молча сел в кресло и приготовился слушать.
– Мы остановились на Законе сохранения…
– Новый взгляд на проблему мне пытался изложить один ученый. Серьезный ученый, доктор наук, – сказал Владимир, с легкой грустью прогоняя от себя образы неожиданно возникших перед ним людей. Труднее всего было расстаться с Бертой, стоящей посреди каюты в прозрачной распашонке до колен. Усилием воли Фризе заставил себя вернуться из прошлого в настоящее. Но это «возвращение», наверное, показалось собеседнику слишком медленным.
– Нам это известно, – нетерпеливо отозвался он.