Адашев. Северские земли

– Руки и ноги у меня на месте и учителя фехтования в училище неумёхой меня не называли. За себя я постоять сумею, и смею заверить – эти длинные руки становятся только длиннее, когда в них сабля, но остаются такими же умелыми. Но зарабатывать саблей на жизнь– слуга покорный. Если у благородного человека всё в порядке с головой, ему нет нужды ежедневно ставить голову на кон.

– Хороший ответ, сын мой. Но, кстати, о благородстве. А как ты относишься к дворянской чести? Ты уж прости, что выспрашиваю, сам понимаешь, я тебя давненько не видел.

– Да нормально всё. Как отношусь? Я вам так скажу, папаша – честь дело хорошее, когда тебе не приходится думать, как мягко ты сегодня будешь спать, и как сладко ты перед сном пожрёшь. А если за твоей спиной ни клана, ни покровителя, ни денег – один дырявый вытертый плащ, то тебе не до этой щепетильности. Ты просто берёшь то, что тебе глянулось, никого не спрашивая и ни с какой честью не сверяясь.

На этих словах Оксаков-младший цапнул из стоящей на столе тарелки яблоко и обнажил длинные лошадиные зубы, намереваясь вонзить их в сочный бочок.

– СТОЯТЬ!!! – никто никогда бы и не подумал, что умирающий ещё способен говорить таким командным голосом.

Глава 5. "Эх, яблочко…"

Ошалевший Антипа застыл с открытым ртом, так и не донеся яблоко до места назначения.

– Яблочко на место положи, – уже прежним, полуживым голосом продолжил отец. – Ты смотри – то самое цапнул. Значит, правильно я выбрал, и князь его первым возьмёт. К нему рука так и тянется.

Старый тиун посмотрел на вытянувшуюся физиономию сына и хмыкнул.

– Что глаза вытаращил? Любит князь местные яблочки, их одни почитай что и ест каждый день, невзирая на болезнь.

Младший подошёл к отцу, наклонился над постелью и, делая вид, что поправляет подушку, прошептал в ухо:

– Это то, что я думаю? Яблоки отравлены?

Отец молча кивнул, а потом довольно громко сказал:

– Да ты не бзди, сынок, можно спокойно говорить, здесь нас никто не слушает. Отучил я всех слухачей от этого занятия, да и сейчас пара обязанных мне людишек на всякий случай снаружи приглядывает, чтобы никто близ комнаты не слонялся. Вот, держи, кстати… – и он вытащил из-под одеяла пачку бумажных листов.

– Здесь про каждого из княжих ближних людишек написано, все их грехи в подробностях обрисованы, все их секреты потаённые. Чтобы мог, ежли что, у любого шуляты[11 - Шуляты – мужские яички, они же тестикулы.] в кулак взять. Новый князь большинство разгонит, конечно, но вдруг кто останется? Да и вообще, лишним не будет, это гора с горой не сходится, а людишек на земле много и суетливые они – постоянно между собой сталкиваются. Вот тогда и пригодится бумажка.

– Новый князь, значит… – со значением протянул юный Оксаков.

– Ну а как же? – как будто даже удивился отец. – Все мы смертны, все перед престолом Господним предстанем, вопрос в сроках. А вот сроки и поправить можно. Про ситуацию с Белёвским княжеством знаешь, или рассказать?

– Лучше рассказать – степенно кивнул сынок. Уважения в его голосе явно прибавилось. – Вы, папенька, по всему видать, человек знающий. Вас не послушать – самого себя обворовать.

– Так слушай. У нас тут, в Северских землях[12 - Северские земли – историческая область Древней Руси, включавшая в себя сегодняшние территории Калужской, Брянской, Орловской и Курской областей России, Черниговскую, Сумскую и Полтавскую области Украины, Гомельскую и Могилевскую области Белоруссии. Пограничье между Москвой и Литвой, традиционно состоявшее из множества удельных княжеств, владельцы которых «тянули» то к тому, то к другому государству. Историческая родина знатнейших аристократических семейств Российской Империи – Воротынских, Трубецких, Одоевских и др.], сам знаешь – Литва с Москвой чересполосицу. Наш старик Белёвский – Литовского царства князь, а соседи наши, Воротынские и Одоевские – князья московские, при Иване Великом ещё под московскую руку подались. Это, значит, первое.

Второе – клан Белёвских почитай что угас. Спору нет, старик Белёвский добрый глава клана был, и в хозяйстве толк понимал, и подраться не дурак был – знал и любил он это дело. Вот только в именном роде он последний – не осталось, кроме него, Белёвских на Земле-матушке. А без именного рода какой это в задницу клан? Неименные дворянские рода, что в клане состоят, или разбегутся сразу, кто поумнее, или между собой сцепятся, чтобы свой род именным сделать. Все силы да деньги на те битвы спустят, пока их какой-нибудь сильный клан не прихлопнет, да не подведёт под свою руку.

– Так у него что – совсем детей нет? – нетерпеливо спросил сын.

Отец несколько удивлённо посмотрел на него, но ответил:

– Есть, как не быть? Две дочки у него, две близняшки, Арина и Алина. И это как раз третье. Близняшки-то они близняшки, да между собой совсем не схожи. Арина беленькая, Алина тёмненькая. Аринка с малолетства всеми окрестными пацанами верховодила, а Алинка – тихоня, нос с женской половины не показывала. У Аринки даже Дар неженский проснулся – Меткость, добросалась в малолетстве камнями по лягушкам. А у Алинки все по поповским поучениям – Готовка у неё открылась, самый бабий дар. Печёт-варит она и впрямь – пока всё не съешь, из-за стола не встанешь. Замуж дочки выскочили почти одновременно – год назад. Аринка по любви большой выскочила, и много ниже себя мужа взяла – Семёна Адашева, боярина князя Воротынского.

– Что-то нам в «Гиштории родов русских, литовских и польских» ни про каких Адашевых не рассказывали, – осторожно заметил Оксаков-младший.

– И правильно делали, не бархатных родов, чай. Адашевы – они навроде нас, из татарских мурз выходцы. «Адаш» по-турецки значит «соименник», «тёзка» то есть по-нашему. Тоже ни в одном клане не состоят, саблю продают. Но побогаче Оксаковых, врать не буду. Вояки они знатные, можно сказать – знаменитые.

Всякому ведомо – любой Адашев в битве бешенный, да и готовят их к войне сызмальства, в 15 лет любому можно полк под начало давать, и стрельцы молиться на него будут – потому как людей бережёт и с умом воюет. Да и сам обычно много что умеет, Дары у них в роду открываются – один другого завиднее, привирают даже, что уникальные бывали. Потому любой клан любого Адашева за практически любые деньги возьмёт. Монета у них водится, это всем ведомо. Хотя хозяева они часто – никакие. Вон, Семён, зять нашего князя. Вроде и боярин князя Воротынского, но это на деле слова одни. А на деле вотчина у него – хрен да маленько, два села и деревенька. Арендаторы некоторые лучше живут. Князь Воротынский-то известный жмот, а Семён этот блаженный малость, по-другому и не скажешь. Ему, по-моему, до денег вообще дела нет. На воинское снаряжение бы хватило, да на хлеба краюху, да на кожух – ночью накрыться. А больше и незачем. Главное – чтобы в бой посылали. Он воевать любит, как медведь – бороться, только подноси. Правда, в битве – и впрямь страшен. Я раз видел, и развидел бы обратно с удовольствием.

Вот такой орёл к нам и залетел раз – с войны с татарами в родную вотчину едучи, у нас в Белёве[13 - Белёв – в старину столица княжества Белёвского. Сейчас – небольшой город в Тульской области, районный центр с населением в 13 тыс. человек. В последние годы прославился своей возрожденной «белёвской пастилой».] остановился. Аринка его как увидела – так глаза больше и не отвела. Здесь, в этом доме, они и согрешили поутру. Арина так орала, что про грех тот вся дворня моментом прознала. Князь, знамо дело, зубами-то поскрипел – орёл-то он орёл, да не ровня совсем, Белёвские-то рюриковичи, причём не из последних. Но дочек он больше жизни любит, потому грех покрыл, сам их в церкву под венец отвёл. Через неделю она и уехала в ту невеликую вотчину мужней женой.

– А вторая дочка? – спросил явно заинтересовавшийся Антипа.

– Ну, Алина – не Аринка бунташная. Она сызмальства правильная и живёт по правилам. И замуж так же вышла – за ровню. За одного из лучших женихов окрестных, за князя Андрея Трубецкого. А Трубецкие – они же гедиминовичи, род свой ведут от внука Гедимина, Дмитрия Ольгердовича, князя брянского, стародубского и трубчевского. Ну и Трубчевское княжество его – не последнее в нашем Северском пограничье.

– Понятно… – протянул наследник. – Ну и кто ж из зятьёв так яблочки любит?

– Да уж не Семён-блаженный. – хихикнул старик. – Сам посуди, если к Трубчевскому княжеству ещё и Белёвское приплюсовать – князь Андрей сразу на одно из первых мест в клане выходит, он и с московскими Трубецкими поспорить сможет – а те-то к царскому престолу близонько стоят, да и уделы им в Царстве Московском отвели завидные, когда они в Москву. С тех пор клан Трубецких двойной – московско-литовский.

Но тут ещё одна закавыка – у Трубецких пока детей нет, а Адашевы, как мне недавно сообщили, сыночка уже заделали. А раз мне донесли, то князю и подавно нашептали, сама дочь и отписала, небось, уже не раз. А внуку, по старым уложениям, вполне допускается и двойную фамилию дать. Тогда князь ему вправе и клан передать. Ну не ему, конечно – зятю в управление, пока внук в разум не войдёт. И неименные роды такое решение примут – у внука кровь белёвская, как ни крути.

– Да уж, ситуация забавная… – протянул сын. – А князь кому из зятьёв княжество в духовной отписал?

– А пёс его знает. – ответствовал отец.

– Папаша, вы знаете, как я вас уважаю, но ей богу, не время для шуток.

– Да какие уж тут шутки! – стальным голосом отрезал отец.

Потом цокнул языком и сознался:

– Не знаю. И, думаю, никто не знает. Знал бы ты, сколько я денег – хорошо хоть не своих, а понятно чьих – в окрестных попов да архиереев влил. Все как на иконе побожились – не оформлял у них князь духовную. И это похоже на правду. И где хранит – не ведаю. Уж в его покоях я, сам понимаешь, все сундуки обшарил, все поштучно перетряхнул.

– Может, в Вильно оформил, когда ездил? – предположил Оксаков-младший. – Да царю на хранение и оставил? Такое делали, нам на Гиштории рассказывали.

Но отец только пожал плечами и повторил:

– А пёс его знает!

– Ну что ж, – сказал Антипа. – Спасибо, папенька, за такое наследство. Я не я буду, если не выжму из него всё, что только можно. Думаю, что князь Трубецкой не только меня – ещё и ваших внуков кормить и обеспечивать будет. Я принимаю ваше наследство и благодарю вас за него!

И отвесил отцу поясной поклон.

Старик удовлетворённо кивнул и добавил:

– Ну, это не всё наследство. Сынок, видишь в углу чучело медведя на задних лапах?

Антипа повернулся и внимательно осмотрел бывшего хозяина леса.

– Мастер делал, – прокомментировал он. – Топтыгин как живой.

– Большой мастер делал! – поправил его отец. – Чучело пустое внутри. Если повернуть хвост дважды посолонь[14 - Посолонь – по ходу солнца, в данном случае – по часовой стрелке.], голова откинется набок и Потапыч станет как большой кувшин. Всё наворованное на службе у князя я переводил в деньги, и прятал монеты в медведе. Накопил не так много – засыпал лесного хозяина только до колен. Князь, к сожалению, честный человек, и ни в каких мутных делах принципиально не участвовал, у таких много не наворуешь, нет финансовых потоков. Но на первое время тебе хватит.

– Спасибо, папа, – склонил голову Оксаков-младший. – но я вот тут насчёт яблок подумал – а вы не боитесь? У нас в Гродно поговаривали, что в Польше недавно одну ясновельможную пани за подобные развлечения на голову укоротили, и на титул не посмотрели.

– Слышал я про то, – скрипуче буркнул старик. – Укоротили – и правильно сделали. Судя по всему, той пани голова была совсем без надобности. Это же надо было удумать – накормить такую кучу народа крысиной отравой! Ей Богу – ей надо было сразу после того ужина собираться и отправляться к палачу, – всё равно других вариантов уже не было.