Куда идем мы – 5

дер. Надеждинка

Муромцевский сектор

Омской локации.

56°24′ с. ш. 75°39′ в. д.

– И ты бы сожрал? – поинтересовался Псих, пристально глядя в глаза быку.

– Сейчас, наверное, уже нет… – пожал плечами Князь. – Но исключительно потому, что он в твоей команде, а я сейчас тебе должен столько, что это перевешивает даже бонусы от буста. Но будь я чуть меньше тебе обязан – монах прожил бы ровно те три дня, которые ему необходимы для очищения перед употреблением.

– Понятно, – улыбнулся Псих. – Ну, спасибо и на этом. Сколько я понимаю, если я хочу вытащить своих друзей живыми, мне надо наглухо валить Грифа. Сколько я его помню – это весьма нетривиальная задача.

– Более чем, – подтвердил быкоголовый. – Я бы даже сказал – невыполнимая. За те столетия, что вы не виделись, ты сильно сдал, Хан, а вот он, напротив – изрядно прибавил.

– Не кажи «гоп», крупнорогатый, не кажи «гоп»… – рассеяно сказал обезьян, явно о чем-то задумавшись. – Выиграть у тебя тоже казалось невыполнимой задачей, однако по итогу ты мне обязан жизнью, а не я у тебя в долгу, прости уж за напоминание. Но в целом ты прав, будем исходить из того, что я слабее. А это значит что?

В ответ бык только фыркнул, но Псих, не обращая на него внимания, сам ответил на свой вопрос.

– Это значит, что необходимо уравнять силы. Позвать с собой, например, кого-нибудь достаточно прокаченного для этой драки. Да, Князь?

И маленький обезьян весело подмигнул старому приятелю.

– Вот ты, например, не хочешь составить мне компанию и заглянуть в гости к нашему старому другу Птичке? Чем мы в конце концов, хуже героев мультфильма? Винни Пух ходил в гости со свининой, а я с говядиной схожу. «Куда идем мы с…». Не хочешь?

Он посмотрел на демона, и этот взгляд сильно диссонировал с его шутовским тоном. Смотрел Псих цепко и жестко.

Князь не спешил с ответом, и в воздухе повисла пауза.

Тяжелая пауза.

– Нет.

Слово, произнесенное быком, было тяжелым и увесистым. Как булыжник.

– А если я напомню о долге? – Псих по-прежнему жестко смотрел в глаза другу и ощутимо давил взглядом. Но Князь уже принял решение.

– Все равно – нет, – рогатый демон, набычившись, помотал своей бычьей головой. – Я тебе должен, Хан, и ты можешь в любую минуту забрать мою жизнь, но я не пойду убивать близких мне людей. Даже ради другого близкого мне человека.

– Что за сопли ты развел, Ёви? – поморщился Псих. – Каких нахрен друзей? Мы оба знаем Грифа, нет у него никаких друзей и никогда не было. Для него эти слова ничего не значат. Он всю жизнь жил для себя, он и в Семерку-то пошел исключительно потому, что быть в компании шести других сильнейших демонов Земли выгоднее, чем быть противником шесть других сильнейших демонов. Ему плевать на всех, кроме себя. Только не говори мне, что он изменился, НАСТОЛЬКО ни люди, ни демоны не меняются. Это доминанта его личности, стержень, на который нанизано все остальное. Мы вот мычишь мне здесь про друзей и «не пойду», а он ведь и тебя, и меня с удовольствием бы продал за гораздо меньшее. И никакие драки спиной к спине в молодости этому бы не помешали. Что – не так, что ли?

– Так, – не стал спорить Князь. – Ему совместно прожитая молодость не помешала бы. Мне – мешает.

– Ёви, у тебя что – башня от переживаний потекла? – Псих явно злился, заводился, и голос его звучал все громче и жестче. – Что ты мне здесь втираешь? «Ах, друзья мои, друзья…». Развел здесь какой-то изгиб гитары желтой. Друзьями мы если и были, то хрен знает сколько лет назад, когда были молодыми и глупыми. А потом несколько столетий замечательно друг без друга обходились и хорошо еще, что не поубивали друг друга. Да что далеко ходить – мы с тобой сколько столетий на ножах были? Ты же, гнида, меня грохнуть мечтал за то, что я твоего пацана к делу пристроил. А теперь мычишь мне здесь: «Ах, я не пойду, ах, Гриф мой друг…». Очкуешь – так и скажи.

Слова обезьяна изрядно зацепили быка, его ноздри бешено раздувались, казалось, он вот-вот бросится в атаку. Но голос прозвучал ровно и спокойно.

– Ты невнимателен, Хан. Я ни разу не сказал – «друзья». Я говорил – «близкие люди».

Псих в голос хмыкнул.

– Как говорил старший брат: «Да? А какая разница?».

– Большая, Хан. Большая. – Князь вдруг успокоился и смотрел на собеседника грустно и даже немного стесняясь. – Ты прав, мартышка, у меня в башне что-то тронулось после того, как ты меня не грохнул. Я ведь в мыслях уже ушел на перерождение. Говорят, что в такие минуты всю жизнь вспоминаешь – я всю не вспоминал, но передумать за ту минуту, что перед тобой без меча стоял, успел изрядно. Вот, думаю, жизнь и кончилась, а что в той жизни было? И понял вдруг, что не так много такого, что хотелось бы успеть вспомнить перед тем, как забыть навсегда. Но и ты, и Гриф в этом списке были. Знаешь, что я понял? Нет никаких друзей и врагов, слишком уж часто люди меняются в этих статусах. Есть просто люди малозначные, которые в твоей жизни мелькнули и забылись, а есть близкие люди – те, что заняли в твоей жизни изрядный кусок. Они могут быть родителями, родственниками, друзьями, врагами, коллегами, начальниками, да хоть актерами, которых ты ежевечерне наблюдаешь в ящике – кем угодно! Их судьбы переплетены с твоей, они, по большому счету – и есть твоя жизнь. Ты живешь в одном пространстве с ними, ты думаешь о них, пересказываешь одним близким сплетни о других близких. Твоя жизнь состоит из них. А потом начинается самое печальное. Знаешь, что?

– Догадываюсь, Ёви, – Псих невесело улыбнулся.

– Правильно догадываешься, Хан. – кивнул Князь. – Близкие люди начинают исчезать. Уходят один за другим, и больше их в твоей жизни не будет. Остаются только воспоминания, но воспоминания, между нами – очень хреновый заменитель.

– Суррогат.

– Чего? – не понял бык.

– Хреновый заменитель называется суррогат, – пояснил Псих. – Богатое слово, я его поэтому когда-то и выучил.

– Тьфу на тебя, блохастый! – немного обиделся крупнорогатый. – Сбил с мысли. О чем я говорил? Да. Ты, конечно, скажешь, что вместо ушедших появляются новые близкие люди. И я даже соглашусь – так оно и есть, природа не терпит пустоты. Но тут другая проблема. Чем дольше живешь – тем меньше живого остается от целых периодов твоей жизни, особенно от ранних. Они истончаются, становятся каким-то призрачными, полупрозрачными, потусторонними. Уходят за грань, на ту сторону, живут только в памяти. И все меньше и меньше побегов, дотянувшихся до нашего времени, тех, что еще держат их в реальности. А когда твое прошлое – только в твоей памяти, это значит, что в реальности его больше нет. И чем больше кусков твоей жизни исчезает в воспоминаниях – тем меньше становится твоя жизнь. Сначала она растет, потом замирает в равновесии, и однажды ты ловишь себя на том, что она стала меньше. Она уменьшается все больше и все быстрее, и однажды растает полностью, как кусок сахара в кружке чая. И тогда ты сам уйдешь туда, чтобы остаться только в памяти.

– Да ты поэт, Ёви… – задумчиво сказал Псих после паузы.

– Да пошел ты… – беззлобно поблагодарил за комплимент быкоголовый демон. – Все ты прекрасно понял, всегда смышлен был. Мы уже не телята, Хан, и наша жизнь давно уже пошла по пути шагреневой кожи. От моей жизни до ухода в Верхние Планы остались только ты да Гриф.

– Ну, теоретически еще Тритошка есть… – протянул Псих, но Князь фыркнул совершенно по-бычьи.

– … о котором никто ничего не слышал уже несколько столетий. Еще раз – от моей молодости остались только ты да Гриф. И я не буду своими руками отправлять этот кусок жизни за грань.

– Хорошо тебе. А мне вот – придется. И скорее всего – собственноручно, – вдруг сказал Псих очень серьезно. – Не обидишься тогда на меня?

– Обижусь, конечно, но переживу, – Князь расплылся в улыбке и фыркнул. – Не настолько уж я поэтичен.

– Да-да, охотно верю, – закивал головой Псих. – «Капитан Блад ошень поэтишный человек. Как он там говорить про яблонь в цвету?».

Обезьян встал.

– Ладно, хозяева, спасибо вам за приют, за ласку… Пойду я. Бывайте, не поминайте лихом. Кастрюлю можете оставить себе. На память долгую, неразрушимую.

– Ты куда? – приподнял бровь бык.

– К призракам прошлого, вестимо. Надо же мне кого-то вместо тебя на Птичку подписать. Но я не прощаюсь, если чо. Мне понравилось твои философствования слушать. Может, и загляну на огонек при случае. Лоча, ты очень благотворно влияешь на этого балбеса. Он даже научился внятно формулировать несложные мысли. Продолжай в том же духе, у тебя получается.

– Вали уже, коль собрался! – не выдержал бык.

– Ухозу, ухозу, ухозу! – замахал руками Псих, подвесил портал и одним прыжком заскочил внутрь зеркала.

– Портал фиолетовый, – задумчиво сказал Князь. – В Верхние Планы прыгнул.

– Помолчал бы уже, кобелина! – неожиданно сварливо отозвалась Лоча. – Новые близкие люди у него появляются. Видали мы, кто у тебя появляется. И сам кобель, и философия у него такая же – кобелиная.

Князь печально вздохнул.

– И пора бы уже привыкнуть к тому, что при порыве откровенности женщина тебя внимательно выслушает и сделает самые неожиданные выводы – но никак не получается. Умеешь ты удивить, красавица моя.

Где-то в Верхних планах.

Никакой вывести на старом доме в переулке не было, но Псих уверенно подошел к двери и толкнул ее.

Внутри был бар, но очень странный.

С одной стороны – невзрачная обстановка, полное отсутствие какой-либо дизайнерской концепции и модных изысков. Как будто кто-то просто купил обычные деревянные столы и стулья, расставил их в произвольном порядке, отгородился от народа барной стойкой, а в компенсацию поставил в зале древний музыкальный автомат, который в данный момент позванивал гитарными рифами минимум полувековой давности.

И заклеймить бы заведение вердиктом «бюджетный вариант забегаловки на районе для не до конца опустившихся местных выпивох» – да посетители мешали.

Внутри сидело всего человек пять, но назвать их местными алкашами язык бы не повернулся ни у кого. Больше всего они напоминали наемников, причем наемников чрезвычайно дорогостоящих. Одно только оружие, заботливо убранное в ножны, выглядело так, будто его продажа может выправить дефицитный годовой бюджет города Челябинска.

Против ожидания, ни малейшего интереса у вошедшего Психа они не вызвали. Вежливо поздоровавшись и получив несколько доброжелательных поклонов в ответ, он прямым ходом направился к стойке, за которой стоял дедушка-божий-одуванчик с плешивой головой, обрамленной редким седым пухом. Дедуля хитро поглядывал на посетителей поверх выдающегося во всех отношениях носа – огромного, размером с небольшой баклажан, мясистого, отвислого и красиво разрисованного многочисленными разноцветными прожилками.

– Здравствуй, Азраил! – кивнул Псих, взгромоздившись на барную табуретку.

– Это очень старое имя, – поморщился старик, не ответив на приветствие. – Настолько старое, что все, кто его носил, уже умерли. Некоторые – несколько раз. Поэтому я даже теряюсь, к кому вы обращаетесь, почтенный Мудрец, равный Небу. Я обычный скромный бармен и люди называют меня Сирано. Я не протестую – если хочется, пусть называют.

– Да мне сирамно, кто там тебя называет Сирано, Азраил, – несколько неуклюже скаламбурил обезьян. – Для героя Ростана ты уже малость староват, в твоем возрасте тыкать шпагой в живого человека и вопить серенады под балконом не к лицу и не по летам.

Старик опять едва заметно поморщился.

– Отсидка не пошла на пользу твоим манерам, Псих, твое воспитание по-прежнему оставляет желать лучшего. Ты знаешь порядки в этом заведении – если ты продолжишь хамить обслуживающему персоналу в моем лице, я позову вышибал и тогда даже тебе не поздоровится.

Удивительно, но Псих не вспыхнул и продолжил нарываться. Он, как ни странно, примирительно кивнул и куда более мягким тоном сказал.

– Извини, старик, я не хотел тебя обидеть. Мне просто казалось, что нам с тобой уже можно не стесняться своих лет.

– Ладно, забыли, – махнул морщинистой рукой бармен. – Горбатого могила исправит. Что тебе нужно? Как ты понимаешь, я не очень рад лицезреть тебя в своем баре, пусть даже твой статус и уровень формально позволяют тебе здесь появляться.

– Я же говорил, – ответил Псих. – Мне нужен Азраил. Очень нужен.

– Азраил давно оставил все дела и ушел на покой. – сварливым тоном отрезал старик. – И уж точно не твое появление заставит его отказаться от решения, принятого пару столетий назад и ни разу не нарушенного за эти годы. Нет больше Азраила, Псих. Считай, что он спит. Вечным сном. Потому что – будем честны – никто не хочет, чтобы он проснулся.

– Кто там тебя… Сирано? Я тебе больше скажу, Сирано – я даже знаю, кто больше всех не хочет, чтобы он проснулся.

– Да ты что? – в деланном испуге приподнял густые брови старик и его непревзойденный нос подозрительно зашевелился, как будто принюхиваясь. – И кто же это? Ты, что ли? Да я тебя и тогда не боялся, а сейчас для этого тем более нет никаких причин. Как поговаривают, желтошапочные обрезали твои умения с изяществом мясника.

– Я? – засмеялся Псих. – Слушай, Азраил, нас с тобой действительно нельзя было назвать большими друзьями, но если у меня и были какие-то обиды на тебя – они давно сгнили там, под горой. Время лечит и не такие размолвки.

– Тогда кто же не желает пробуждения Азраила? – с деланным безразличием поинтересовался бармен, очень нехорошо глядя на обезьяна.

– Гриф, – просто ответил Псих.

Лицо старика мгновенно застыло безжизненной мертвой маской.

– Надеюсь, ты понимаешь, что если это одна из твоих дурацких шуток, у тебя есть все шансы не выйти из этого бара, Псих, – почти не шевеля губами, не каким-то пугающим голосом не сказал даже, а выхаркнул из себя старик.

Впрочем, старик ли?

Бармен разительно изменился – та самая мертвая маска, мгновенно закаменевшая на его лице, изрядно преобразила его. Морщины разгладились, нос заострился, изогнулся, и стал напоминать не баклажан, а орлиный клюв. Куда-то делась старческая осторожная неторопливость, в общем, собеседник Психа вдруг помолодел лет на тридцать.

– Понимаю, – спокойно кивнул Псих. – Даже если ты сам меня не завалишь, твои ребята с гарантией вынесут отсюда вперед ногами. Слава богу, фирма у тебя известная. Как говорили раньше, фирма веников не вяжет, фирма делает гробы. Доброе утро, Азраил. Рад видеть тебя проснувшимся.

– Много слов, – каркнул Азраил. – Если это не шутка, что ты хочешь за информацию о Грифе? Ты знаешь, где он?

Псих медленно покачал головой, затем кивнул.

– Издеваешься? – хрипло крикнул бармен (бармен ли?).

– Нет, ничего не хочу. Да, я знаю, где он, – спокойно пояснил свои жесты Псих и продолжил. – У меня у самого возник с Птичкой серьезный конфликт. Ты был прав, старый, желтошапочные оказались еще теми резчиками по дереву умений – не хирурги, а коновалы. Поэтому боюсь, что сам я не справлюсь со старым приятелем. Вот я и подумал – а не пойти ли мне в гости к Азраилу? Он, сколько я помню, был бы не прочь встретиться с Грифом, можно даже не тет-а-тет. Может, он составит мне компанию в неизбежных разборках. Составишь, дед? Ты еще крепкий старик, Розенбом.

– Господи, как можно быть таким болтуном? – заревел Азраил. – Ты говоришь слов в четыре раза больше, чем нужно! Ответь мне только на два вопроса – когда мы пойдем убивать Грифа? И что ты хочешь за наводку, обезьяна?

– В любое время, – пожал плечами Псих. – Хоть сейчас, если ты готов. Как там в песне? «Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход…».

– Стоп! Стоп! Заткнись, трепло! – старик раскаркался как ворон. – Второй вопрос! Что ты хочешь?

– Я уже сказал, – очень серьезно ответил Псих, глядя в глаза собеседнику. – Ничего. Если ты готов, я бросаю портал и через минуту мы оказываемся у ворот его логова.

Старик продолжал мерить злым взглядом обезьяна.

– Ты знаешь, сколько можешь получить с меня за такую информацию, и, тем не менее, ничего не просишь? – в раздумье протянул он. – В чем подвох, Псих? Ты куда меня сманиваешь?

– Господи, как ты достал со своей подозрительностью, Азраил! – не выдержал Псих. – Теперь он ловушку подозревает. Да кому ты нужен, рухлядь собесовская? Ты помер двести лет назад, про тебя все забыли давно.

– В моей профессии доверчивые долго не живут, – отрезал Азраил. – И все, кому нужно, про меня прекрасно помнят. Бизнес процветает, смею тебя заверить. Ты не ответил на вопрос – в чем подвох, Псих?

– Да ни в чем, старик, – устало сказал Псих. – Будем считать, что я решил на старости лет наладить с тобой отношения. Мало, знаешь ли, осталось под этим небом разумных созданий, помнящих меня в молодости. А до сих пор дующихся на меня за невинную шутку юного дурака, каким я был тогда – так вообще всего один. Можешь считать это извинениями, старая ты брюзга. Ты драться-то еще не разучился? Гриф сейчас силен.

– Увидишь, волосатый, увидишь… – рассеяно протянул хозяин, явно о чем-то думая. Потом хлопнул ладонь по стойке. – Ладно, давай сделаем так. За некоторые вещи надо платить вне зависимости от того, выставили тебе счет, или нет. Сделаем так. В благодарность за твою информацию, вне зависимости от того, чем закончится наша встреча с Грифом, тебе здесь будут должны убежище. Я, или кто другой – неважно. Год ты можешь жить здесь, наверху есть пять комнат. За год даже такой идиот как ты, или разрулит свои проблемы, или сдохнет окончательно. Сюда никто не вломится, ты знаешь, в моем бизнесе завязаны интересы слишком больших людей. Прошу Систему зафиксировать этот долг с функцией передачи наследникам.

– Твои наследники пенсионного возраста по-прежнему в ожидании цитируют Пушкина? – хмыкнул Псих. – «Вздыхать и думать про себя: «Когда же черт возьмет тебя?». Спасибо Азраил. Это больше, чем я ожидал.

– Спасибо много, – буркнул старик. – Открывай портал, болтун.

– Парней своих не возьмешь? – вновь поинтересовался Псих. – Гриф действительно силен, дед. Не факт, что мы его вдвоем затащим.

– Не возьму. Во-первых, это не входит в условия их контракта, а во-вторых, это мое дело. И я сделаю его сам. Тебя я еще готов потерпеть рядом в знак уважения к прошлым заслугам, а им там делать нечего. Не псы, я еще не помираю. Что-то я еще могу. Я, знаешь ли, все эти годы тоже не порно-ролики разглядывал. Ты откроешь портал, или мне разорвать соглашение?