История капли живой воды

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ПЕСНЯ УРАНА

Круговорот воды в реакторе оказался очень быстрым, и, как показалось капле, буквально через несколько секунд она вновь очутилась в активной зоне.

На этот раз, преодолевая радиационную щекотку, раздиравшую её на части, она постаралась подплыть ближе к урановому стержню. Правда, сам уран она все равно не видела: он скрывался под плотной алюминиевой оболочкой, в крепком и безопасном чехольчике. Зато она услышала его песню:

Нет ничего древнее времени.

Нет ничего вернее старости.

Стареем. Стареем.

От быстрой жизни к жизни медленной.

Ступени безнадёжной гибели.

Скорее. Скорее.

Эта песня, угрюмая и торжественная, звучала в такт внутренней щекотке, охватившей каплю, и разогревала её волнами какого-то мрачного восторга.

Внезапно песня на мгновение прервалась, и она услышала сухой и громкий голос, прозвучавший как будто внутри неё самой:

– Ты не такая как все. Живая вода. Подплыви ко мне ближе.

– Вы это мне? – переспросила капля.

– Стареем. Стареем. – запел снова уран. – Плыви ко мне. Плыви ко мне.

Капля, преодолевая толкотню других водяных частиц, осторожно приблизилась к горячему стержню.

– Ты капля живой воды. – утвердительно прозвучал голос, и мелодия вновь пресеклась. – Живая вода в хороводе смерти. Зачем?

– Я здесь случайно…

– Случайностей не существует, – равнодушно ответил голос, и капля вспомнила, что уже слышала эти слова. Ну конечно, там, в роднике…

– Да, я знаю, – откликнулась она. – Случайностей не существует.

– Ты знаешь. – удовлетворённо заключил голос. – Тогда плыви.

И снова затянул свою песню:

От быстрой жизни к жизни медленной.

Ступени безнадёжной гибели…

Каплю уже несло прочь от урановой сборки, а песня звучала в ней все громче и громче. Как будто она вошла в состав воды, растворилась в ней, как кристаллики коварной соли.

Нет ничего древнее времени.

Нет ничего вернее старости…

– Для тех, кто свободен, времени не существует! – воскликнула капля.

– Никто не свободен. Весь мир тюрьма, – прозвучал сзади равнодушный голос урана. – Скорее. Скорее.

Капля сделала стремительный кувырок, промчалась через теплообменник, и снова оказалась возле уранового стержня, который продолжал свою мрачную проповедь:

– Вселенная – тюрьма для звёзд. Человеческое тело – тюрьма души. Атом – тюрьма элементарных частиц. И только распад, старение, смерть – освобождают. Горстка праха, вот что такое твоя свобода. Давай, плыви. Посмотрим, далеко ли тебе плывётся.

Капля сделала ещё один круг, но успела увидеть лишь мелькнувшие сгибы труб и ребра теплообменника, промчавшиеся как в убыстрённом кино. Мгновение – и она снова повисла в синем радиоактивном облаке, а уран будто бы и не прерывал свою речь:

– Только время и существует, остальное – пыль и прах. Время ведёт от молодости к старости, от жизни к смерти, от славы к забвению. Я первым начал стареть на этой планете, и моя сила – это сила распада. Люди в миллион раз ускорили мою старость, и они за это поплатятся. Время и смерть неразлучны.

С какого-то момента капле стало казаться, что она неподвижно висит вплотную к урановому стержню, хотя на самом деле мощное течение уносило её по трубам и вновь возвращало к урановой сборке. Но это было не важно.

– Ты забудешь все, кроме моего синего света. Ты станешь избранной. Я подарю тебе энергию распада.

Стареем, стареем!

Капля чувствовала, как нейтронные потоки пронизывают её насквозь. Если бы в ней оказалась частица другого вещества, хоть мельчайшая йота соли, радиация бы зацепилась за неё, поселилась бы в воде. Но, к счастью, сквозь чистую воду радиоактивные лучи проходят без задержки.

Однако мучение продолжалось и продолжалось.

Иногда ей казалось, что прошли миллионы лет, и она висит в середине умирающего солнца, источающего бесконечный мрачный и торжествующий вопль.

– Может быть, именно так гибнут сверхновые звезды, – думала капля каким-то краешком того, что осталось в ней от сознания. – Или наоборот, рождаются черные дыры, которые втягивают в себя все. Даже свет. Даже время. Хорошо бы, если бы нас всех всосала чёрная дыра…

– Верно мыслишь! – хвалил ее уран. – Еще немного, и ты станешь избранной.

Ступени безнадежной гибели.

Скорее. Скорее…

Все кончилось неожиданно.

Сначала синий свет начал быстро ослабевать. Потом капля почувствовала, как снижается давление. Реактор остывал. Вдруг, как будто кто-то включил звук, взревели насосы, и её бросило в трубопровод. Но вода по нему шла непривычно медленно и тихо. В первый раз капля смогла внимательно осмотреть все изгибы и стыки своей атомной тюрьмы, и с удивлением сознавала, что её путешествие по трубам и теплообменникам длится долго. Очень долго. Может быть, целый день?

Наконец поток воды вернулся в реактор, и она увидела, что где-то в куполе открылся люк. Урановую сборку медленно вытягивали наверх.

– Перезагрузка! Берём пробу на радиоактивность!

В воду рядом с каплей плюхнулась обычная пластмассовая бутылочка, привязанная к верёвке. Точно такая же, как та, в которой она провела многие годы. И капля бросилась к ней, как к желанному убежищу.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, В КОТОРУЮ СНОВА НЕНАДОЛГО ЗАГЛЯДЫВАЕТ ГЛИСТ

Пробирки стояли в специальной кассе на белом столе. На одних была этикетка «контроль», на других – «проба». Капля, конечно, была там, где пробы. А в контрольных пробирках оказалась вода, которую не стали наливать в реактор. Образцы для сравнения.

Учёные всегда так делают.

Берут, например, двух мышей. Одну просто кормят, а другой вкалывают из шприца какой-нибудь вирус. И смотрят, насколько ей хуже, чем контрольному экземпляру. А потом пишут об этом диссертации.

Иногда кажется, что бог, судьба или ещё какая-то могущественная сила разделила всех нас на экспериментальные и контрольные образцы.

Капля с некоторой грустью думала, что, наверное, её приключениям суждено всегда попадать в «пробы».

– Но все прекрасно, радиоактивность в норме, – сказал над каплей человек в белом халате. – За девять лет никаких изменений.

– Девять лет! – подумала капля. – Я была в реакторе девять лет. А кажется, что столетия…

– Мишель, помой пробирки!

Капля решила, что сейчас стекляшки со стола сгребёт грубая мужская рука, однако Мишель оказалась девушкой, и при том очень аккуратной. Она осторожно приподняла пробирки и понесла к раковине в углу лаборатории, но в недоумении остановилась:

– Ой, у нас тут змеевик на промывке стоит!

И действительно, в раковине высилось сооружение из стеклянных трубок, через которое непрерывно текла вода.

– Да ладно, подумаешь проблема, вылей в туалет!

Вообще-то в лабораториях так делать не принято, и Мишель растерянно пожала плечами. Но человек в белом халате определённо был её начальником, так что возражать она не решилась.

– Выливай, выливай! – и он весело засвистел себе под нос какую-то мелодию. Пробирки в руках лаборантки нервно звякнули.

– Простите пожалуйста… – краснея, начала она. – Вы не могли бы перестать вот это делать…

– Что «вот это»?

– Ну, свистеть. Если вам не трудно.

– А в чем дело? – удивлённо спросил начальник. – Это плохой приметой считается? Денег не будет? Ха-ха! Не волнуйся, зарплату получишь во-время.

– Нет, я просто прохожу курс лечения, и мне врачи сказали что нужно избегать свиста. Когда рядом свистят, у меня… Гм… Начинается в некоторых местах чесотка…

– В каких местах? – с любопытством спросил начальник.

– Ну, в некоторых. Не важно.

Из пробирки капля видела, что бедная Мишель уже вся покрылась от смущения красными пятнами.

– Ладно, ладно, раз так, конечно я не буду свистеть при тебе! – человек в белом халате наконец заметил, как покраснела лаборантка, и ему тоже стало неловко. – Хотя странно конечно, в первый раз слышу о такой реакции на свист…

– Спасибо! – вежливо пискнула Мишель, и торопливо выскочила с пробирками в коридор. Она забежала в туалет и начала выливать образцы. Капля охнуть не успела, как оказалась внизу, на дне фаянсового коленца. Но вдруг Мишель торопливо отложила оставшиеся пробирки, быстро расстегнула поясок и присела на унитаз. Капля застенчиво отвела взгляд в сторону, но тут сверху раздался знакомый голос.

– Тут уже никто не свистит? – озабоченно спросил он.

– Нет, только журчит!

– О! – сказал глист (потому что, конечно, это был он) – Старая подруга! Привет, капля живой воды!

Не так-то часто каплю узнавали в лицо, и она с удивлением поняла, что рада видеть этого бледного противного червячка (то ли доктора, то ли паразита), хотя с момента их первой встречи прошло столько времени…

– Ты ещё жив? – с удивлением спросила она.

– Не дождётесь! – весело заявил глист. – Вообще-то мы живём до тридцати лет. Я, можно сказать, в рассвете сил.

– А как тут оказался? В Америке? Это ведь Америка?

– Пути гельминтов неисповедимы, – с достоинством ответил глист. – У Мишель аллергия, она родом из Израиля. Мы проходим курс терапии.

– Бедная Мишель!

– О да. Вообще, думаю, она может подать на своего начальника в суд за вторжение в личное пространство. Он свистом чуть не сорвал лечение. Но Мишель не так давно приехала в Америку, она не знает местных законов. А я читал о подобных случаях…

– Ещё чего! – воскликнула капля. – Дурацкие законы. Зачем раздувать то, о чем можно забыть через пять минут?

– Ну, люди тут считают, что это справедливо…

– Опять справедливость! – фыркнула капля. – Почему всюду, где я тебя встречаю, начинаются разговоры о справедливости? Зачем она нужна, такая справедливость по пустякам? Судиться из-за того, что чешется попа?

– Не знаю, – хмыкнул глист. – Ну, может, чтобы юристы зарабатывали деньги, например… Они ведь и придумывают законы. Что посеешь, то и пожрёшь – так ведь говорят?

– Юристы, адвокаты… Вот уж, правда, настоящие паразиты! Ой, прости…

– Ха! – сказал глист. – Конечно, паразиты. Ты даже не представляешь, какие. Мы, гельминты, им в подмётки не годимся.

Наступило неловкое молчание – только тихонько журчала вода в сливном бачке, и поскрипывало сидение под попой Мишель.

Ну ладно, хватит об этом! – решительно заявила капля. – Вообще-то я все равно рада тебя видеть. Ты что будешь делать дальше?

– Мои планы пока не ясны, – сказал глист. – Я во многом завишу от Мишель. Надо закончить лечение, я ведь давал клятву Гиппократа. А вообще, думаю, в следующий раз можем увидеться где-нибудь на Марсе.

– На Марсе? – рассмеялась капля. – Каким образом?

– Полагаю, возьмём тяжёлый «Фалькон». Мишель мечтает стать астронавтом, и, надеюсь, у неё получится. А если нет – заведусь в ком-нибудь из богатых космических туристов, их теперь хоть отбавляй. Космос – новое пространство возможностей для паразитов! А ты куда думаешь податься?

– Не знаю. Вернусь, наверное, в круговорот.

– Это твой долг, – уверенно заявил глист. – Ты украсишь природу. Приятно смотреть, как течёт вода и люди работают. Огонь мне нравится меньше.

– Да уж, и электричество.

– Электричество вообще отвратительно!

– И атомная энергетика.

– Вообще-то Мишель её любит, – заметил глист. – Но я не понимаю как можно любить урановые стержни. По мне, так страшная гадость.

– Да это вообще чистая смерть! – с возмущением воскликнула капля.

– Что, не сладко пришлось в реакторе?

– Очень.

– Ладно, теперь ты свободна. Сейчас спустят воду, и отправишься в свой круговорот.

– А ты – в свой. Ну, не пропадай!

Сливной бачок глухо всхлипнул, и на каплю помчался бурлящий поток.

– До встречи на марсианских просторах! – кричал на прощание глист. – Маленький шаг для одного гельминта, но великий скачок для всей биосферы! На старт! Внимание! Марш!

Капля могла только позавидовать энтузиазму и целеустремлённости глиста. Она вот почти всегда плыла по течению. Но если это не просто течение, а течение событий, можно почувствовать себя свободной даже в канализационной трубе.

Быстрый поток нёс её в неизвестном направлении, и она точно знала, что будущее непредсказуемо.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. НАЗВАНИЯ ОБЛАКОВ, СИЛА КОРИОЛИСА И РАКЕТЫ

Место воды – в небе. Так, по крайней мере, думала капля, испаряясь из огромного очистного бассейна, куда её приволокли сточные воды. Она давно полюбила эти короткие мгновения, когда тёплая сила разрушает плёнку поверхностного натяжения, по мельчайшим частицам поднимая воду в небо. А в небе – там начинается настоящая жизнь!

Облака строго разделены на несколько небесных иерархий. Выше всего, почти у границ космоса, в вечном холоде живут серебристые облака. С земли их не увидишь, только ракеты и шары-метеозонды приносят их фотографии на землю. Гораздо ниже, там, где летают самолёты, располагаются перистые облака. Они тоже существуют в царстве вечной зимы, и состоят из мельчайших кристалликов льда. Эти облака не проливаются дождями и не грозят снегопадами, они несут воду в дальние странствия, и лишь со временем отпускают её вниз, где она превращается в слоистые, плотные облачные фигуры. Ниже всех опускаются кучевые облака, которые постепенно тяжелеют и готовятся пролиться дождём.

В этот раз капле повезло, она сумела добраться до перистых облаков. Холодный воздух небесной свободы пьянил и разрывал от восторга на части, превращая каплю в горстку почти невидимых ледяных кристаллов. Едва слышно позвякивая они пели песню, перечисляя имена облаков по-латыни:

Стратус – ты шелк небес

Кумулюс – шерсть небес

Циррус – перья небес

Нимбус – несущие дождь

На самом деле в облачном атласе, составленном людьми, есть ещё десятки и сотни названий для облаков, и каждый год появляются новые. Например, Вольтус – облака, как будто скрученные в рулон, или Асперитас – похожие на бурное море. Есть даже специальное название для белых следов в небе, которые оставляют самолёты, их называют Гомогенитус, то есть «облака, сделанные человеком». Как и все капли-путешественницы, наша капля прекрасно знала эти имена, и с наслаждением произносила их, оглядываясь по сторонам.

И вдруг капля увидела вдали облако, про которое в облачном атласе не было ни слова. Это было белое вертикальное облако, как гигантский клин пронзившее нижний облачный слой, и уходящее вверх на невообразимую высоту. Облако-башня, облако – небесная лестница! Оно на глазах бледнело и распадалось на клубочки пара, как бывает с гомогенитус (следами самолётов), но ни один самолёт не может оставить подобный след. В этом облаке была скрыта загадка, и капля настолько ею увлеклась, что непроизвольно собралась, потяжелела и начала стремительно проваливаться вниз, в пушистый слой кучевых облаков.

– Добро пожаловать в нижний эшелон! Давай, оттаивай! – радостно встретили её дождевые капли, летевшие в белом барашке. – Замёрзла там, наверху?

– Вовсе нет! А что это там, впереди? Какое-то странное вертикальное облако?

– Понятия не имеем!

– А внизу? Что за земля? Все ещё Америка?

– Пока что да, штат Техас. Но скоро граница, дальше начинается Мексика. Древние, загадочные земли. А там, при попутном ветре, может, и до экватора долетим! Мы, капли из Миссисипи, часто так делаем. Ты когда-нибудь была в южном полушарии?

Капля не могла точно ответить на этот вопрос. И действительно, как узнать, в южном ты полушарии Земли, или в северном?

– Можно по силе Кориолиса, – авторитетно заявила одна из капель. – Люди говорят, что из-за вращения земли в южном полушарии, когда сливают воду из ванной, она закручивается по часовой стрелке. А в северном – наоборот.

– Ха-ха-ха! – засмеялись над ней другие капли. – Это старая шутка. Тысячу раз пробовали! Ерунда. Куда хочет, туда и крутится. Что в северном, что в южном.

– А все-таки можно как-то понять, на севере ты или на юге? – озадаченно спросила капля.

– По звёздам! Ты же знаешь, наверное, полярную звезду, самую яркую звезду на небе?

– Конечно, знаю!

– Так вот, в южном полушарии её не видно. Зато там видны яркие звезды, из которых складывается крест. Южный крест! Если однажды увидишь, уже не забудешь.

– Выходит, я всю жизнь путешествую только по северному полушарию, – с удивлением подумала капля. – Надо же, как огромна наша планета! А ведь она лишь песчинка в космосе…

– Вот, смотрите, что это там внизу? – вдруг наперебой затараторили капли. – Ты это помнишь? – Нет! – И я тоже не помню! Тут раньше ничего не было!

Капля подобралась к краю и взглянула вниз.

Оказывается, облако летело вдоль берега моря. И там, на берегу, раскинулся небольшой городок, улицы которого были пестры от автомобилей и толп пешеходов. Особенно много народу собралось на длинной набережной. А в километре от берега высился искусственный остров, покрытый какими-то сложными конструкциями. Там были гигантские ангары, сверкающие сталью и стеклом здания и огромная бетонная площадка, на которой стояли высокие металлические сигары с острыми вершинами. Ракеты! Ну разумеется, это был самый настоящий космодром. И люди на набережной смотрели именно туда.

Капле тоже захотелось здесь задержаться, и она стала незаметно пробираться в нижнюю часть облака. Впрочем, не одна она проявляла любопытство: хотя облако не было дождевым, на его нижней кромке скопилось так много капель, что они начали с ахами и охами падать вниз, на набережную и на листья высоких пальм, росших у самого берега.

– Эй, ну мы же не дождь!? – кричали они. – Мы просто хотели посмотреть…

Капля попыталась отпрянуть обратно в облако, но было поздно: ещё две капли налетели на неё, толкнули, и все вместе они кубарем полетели вниз, на усеянную людьми, автомобилями и мотоциклами набережную. В последний момент ветерок бросил её на пальму, которая росла прямо над всем этим столпотворением. Большой мясистый лист вздрогнул, закачался, но удержал каплю на краю. Ну что ж. Лучшей наблюдательной площадки нельзя было и придумать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ ОДНИ ЛЮДИ ВСТРЕЧАЮТСЯ, А ДРУГИЕ ДЕЛАЮТ «ФЬЮТЬ»

Наступил вечер, и толпа внизу уже подсвечивалась экранчиками фотоаппаратов и смартфонов, будто разноцветный поток тёк у подножия пальмы. Все старались сфотографировать ракеты, стоявшие на острове, и не упустить момент, когда они начнут взлетать. Через толпу осторожно пробирались велосипедисты, наездники моноколес, сегвеев, гироскутеров, электрических коньков и других самоходных аппаратов, которые мешают людям ходить в своё удовольствие. Аппараты тихо попискивали, прохожие тихо поругивались. Но неожиданно вдали раздался хриплый, «картофельный», как говорят байкеры, звук мотоциклетного мотора, и на набережную выехал чёрный, сверкающий никелем старинный «Харлей». Толпа расступалась перед ним, как расступается вода перед мощным океанским кораблём. На бензобаке «Харлея», на чёрном лаковом глянце блестела серебристая эмблема – летящий олень с запрокинутыми рогами. Мотоцикл остановился как раз под пальмой, ездок откинул подножку, заглушил двигатель, и капля с удивлением узнала в нем гонщика.

Наверное, лет десять прошло, пока она крутилась в реакторе, а для людей такой срок не проходит бесследно. Конечно, он постарел. Но это ж совсем другое дело, как он постарел! Его волосы поседели, зато теперь они были так длинны, что напоминали белую мантия короля. Его лицо, которое и раньше казалось будто вырезанным из дерева, избороздили благородные морщины, и оно сделалось мудрым и суровым. Но в уголках губ пряталась улыбка. И она вырвалась на свободу в следующее мгновение, когда к гонщику подбежала темноволосая девушка с красной точкой на лбу, чтобы броситься ему на шею.

Капля едва не упала с листка пальмы, когда вдруг поняла, что эта грациозная взрослая женщина – её старая знакомая, девочка из индийского посёлка.

– Какой странный вечер, – подумала она. – И в воздухе как будто пахнет новорождённой водой…

– Привет, сестрёнка! – тихо сказал гонщик. – Ну надо же. Столько лет не виделись. Как сама-то?

– Замечательно! Вот, мы тут с мужем моим и сыном… А как вы… То есть ты…

– Нормально. Сама видишь, живу.

– А что тут делаешь?

– Да вот, приехали с ребятами посмотреть, как богатые бездельники развлекаются.

– Это «Харлей»? – с интересом спросила девушка, разглядывая мотоцикл.

– Не просто «Харлей». А тот самый «Харлей», – со значением сказал гонщик.

– Не может быть! Тот самый, который ты пытался угнать в детстве?

– Да, тот самый. В этот раз мне повезло.

– Ты опять его угнал? И полиция не догнала?

– Куда им, ведь теперь бак полный! – рассмеялся гонщик. – Ну, если честно, обошлось без полиции. Просто я проезжал через один городок на севере Техаса, и вдруг увидел его. Он ржавел там во дворе, с него слез весь никель, но я узнал его с первого взгляда. Видишь, рога на баке? Он один такой. Пригнал фуру, и ночью мы с ребятами его украли. Конечно, я оставил хозяину записку с телефоном, и готов был заплатить любые деньги, но он позвонил лишь чтобы поблагодарить, что я избавил его от металлолома. А я из этого металлолома вот такую конфетку сделал.

– Потрясающе! Круговорот «Харлеев» в природе! – рассмеялась девушка.

– Ну да, вроде того. А ты в шахматы ещё играешь…

Гонщик не успел договорить. Из колонок, установленных на набережной, вдруг раздалась музыка, манящая и печальная, и чей-то голос запел про майора Тома, улетающего в космическую пустоту. Но толпа радостно засуетилась, и капля увидела, как прямо над морем возникает гигантский проекционный экран. Он состоял из тысяч крошечных квадрокоптеров, повисших над водой и мигавших разноцветными огоньками. Изображение на экране делалось все чётче, и через минуту стала ясно видна голова человека средних лет. Человек был не то чтобы красив, скорее наоборот, он напоминал слегка подвыпившего Деда Мороза, у которого так и не выросла борода. И, тем не менее, толпа затаила дыхание, словно перед ней появился настоящий волшебник.

– Вы потрясающие. Спасибо, что вы тут. Я бы хотел, чтобы каждый из вас смог сейчас просто подойти к трапу и подняться на борт одной из ракет, – начал свою речь человек на экране.

Казалось, он мучительно долго подбирает слова.

– Я бы хотел… Но это невозможно. На Марс сегодня отправляется только сто человек. Сто человек из восьми миллиардов людей.

Человек как будто сглотнул комок в горле, и продолжил:

Я знаю, о чем многие сейчас думают. Конечно, не все кто хочет, смогут сегодня или завтра отправиться в космос. Это путешествие стоит огромных денег. Даже в богатой Америке мало кто может столько заплатить. А в Африке, на континенте где я родился, большинство людей до сих пор ютится в хижинах и трущобах. Им не заработать таких денег за всю жизнь. Кроме того, для полёта требуется прекрасное здоровье, смелость и молодость, а этого не купишь ни за какие деньги…

Человек на экране растерянно улыбнулся, и неловко развёл руками.

Капля подумала, что вот теперь он в точности похож на Деда Мороза, который забыл зажечь новогоднюю ёлку.