Пока королева спит
– Хвала моему рано ушедшему в лучший мир мужу, он хоть и был доходягой, а таки вырыл этот, в некоторых местах узкий, но крепкий ход на всякий пожарный случай, – Клара Ивановна всхлипнула и погрозила кому-то наверху кулаком. – Он так и говорил: "всякий пожарный".
– Мама, зачем вы тягаете такие тяжести? – спросила Эльза.
– Это не тяжести, это обеспечит мою достойную старость, а также достойную старость вас и ваших детей… а почему вы опять без малых деток явились, не запылились?..
Дальше пошла очередная лекция на тему: "Как завести детей и делать это регулярно", там было любопытное место про один весьма затейливый способ делания детей, а также моралите против измен на стороне. Чегеварова произносила обличительную речь об изменах с таким пафосом, что становилось ясно: она их оправдывает! Но остальные сорок пять минут из часовой речи были скучны и заучены мной наизусть. К тому же, во время этой продолжительной тирады нельзя было болтать, целоваться, невнимательно слушать или делать вид, отличающийся от положенного уставом: глаза устремлены в рот тёщи, руки по швам, лицо внемлющие откровения с небес.
Мы благополучно выбрались на белый свет, но лекция не прекратилась и в некотором роде мы были ещё окружены тьмой. Тик-так – всё проходит, вот и накачка знаний под самую крышку моей скороварки закончилась. Далее мощной своей дланью Клара Ивановна направила нас на путь истинный – подальше от стражи, поближе к кормушке. Мы подкрепились на дорожку и с помощью доверенных лиц (подкупленных стражников) вышли через северные ворота.
– …и да увижу я поскорее своих внуков! – закончила свою речь Чегеварова.
– Обязательно! – сказали мы с Эльзой с воодушевлением.
– Не верю! – оборвала поток неправды тёща и добавила: – Хоть сама за дело берись!
Я вздрогнул, а в глазах у меня потемнело, я оперся здоровой правой рукой на сильное плечо Эльзы.
– Маман, не пугайте зятя! – хорошо иметь чуткую жену, плохо, когда у этой душки такая маман (ещё одно доказательство несовершенства мира).
Направив домочадцев к одному из бесчисленных дальних родственников, тёща стала моделировать наше будущее.
– Я тут из достоверных источников узнала, что в бухте Кара-Чуп стоит корабль докси, по моему мнению, нам надо сесть на него и покинуть мой родной край, раз уж моя доча имела неосторожность выйти замуж на такого… (что-то у меня со слухом случилось – сплошное «бу-бу-бу», никак помехи…) который провез ползунков в наши анихейские пределы, чтобы императору пусто было!
– Аминь! – сказал я.
– А докси нам помогут? – спросила более предусмотрительная Эльза.
– Не знаю как вам, а я их очарую! – веско заявила Чегеварова.
Я кое-что слышал про великих и могучих покорителей морей и океанов докси, но никогда с ними не сталкивался лично – они неохотно забираются далеко в сухопутные пределы нашего материка, а королевство Зелёных холмов находится в самом сердце центральной и плодородной его равнины. Если коротко, то: докси – это такие вооруженные моряки, не имеющие ни родимого края, ни сколько бы долгой прописки у одного капитана, живут они лишь ради моря и наживы, обитающей на его пенных просторах и на берегах. Доксином не рождаются, доксином – становятся. Многие мальчишки из прибрежных земель мечтают о пиратских набегах и сокровищах, стоит ли говорить, что количество романтиков, пополняющих ряды докси, не уменьшается от поколения к поколению. Одежда простого доксина состоит из татуировок, шрамов и оружия. Без оружия докси чувствуют себя голыми. А для прибрежного люда, терпящего набеги от этих варваров морей, свирепые докси в тату и шрамах (при этом размахивающие острыми железяками) являются, несомненно, злыми и голыми даже с оружием. Для докси же, чтобы чувствовать себя комфортно при любом ветре и в любой воде (вода холодной не бывает – одна из поговорок докси), никакой одежды не надо ни в принципе, ни тем более на практике, даже наоборот – одежда прикрывает тату, которые символизируют сексуальные предпочтения своего хозяина, а также его философию, образ жизни и заслуги в грабежах и насилии. Одежда прикрывает ещё и шрамы, которые дают понять, что перед тобой не какой-то юнец, а настоящий матёрый доксин. Единственное подобие одежды, которое докси допускают – это различные наплечники, налокотники, наколенники, и начленники, но первейшая задача их не защитить тело от удара клинка врага, а прикрыть татуировки, за которые доксину стыдно, например, он по молодости выколол у себя на плече: "Люблю Роксану", а спустя годы, когда от Роксаны и запаха подмышек не осталось, прикрыл ошибку молодости стальной или кожаной цензурой.
И вот встреча с такими бравыми ребятишками нас ожидала в перспективе. Под стук копыт уже не наших пони, а здоровенных лошадей из конюшни одного из многочисленных родственников Чегеваровой окружающий пейзаж быстро сменился: сначала появилась бухта, потом силуэт корабля, потом образ капитана, он поставил одну ногу на борт и смотрел на наше прибытие исподлобья и из пол густых почти сросшихся между собой бровей. Когда мы поднялись из шлюпки по веревочной лестнице – как она выдержала тушу тещи?! – на палубу, он выдал хриплым басом, достающим до печёнок:
– Меня зовут Ворд, добро пожаловать на борт, сухопутные крысы!
– Ты кого назвал крысой? – рассвирепела Чегеварова и выдала на гора такое количество солёных выражений, что татуировки на теле Ворда побледнели.
– О знойная женщина, мечта каждого докси, рад приветствовать тебя на моей лоханки, с кем ты трахаешься сегодня ночью? А то мой дракоша застоялся… – Ворд опустил глаза, на его мужском достоинстве красовалась тату дракона, хвост которого обвивал это самое достоинство несколько раз. – Пятнадцать витков! – гордо ответил на наш невысказанный вопрос капитан.
– А такое впечатление, что пять, да и тонкий он какой-то! – загрохотала Клара Ивановна, но когда Ворд галантно поцеловал её необъятную ручку, зарделась, и сменила гнев на милость. – Поглядим на остальной экипаж, если ничего более подходящего не улицезрю, то попробую на крепость твоего доходячего червячка.
– Вот это романтический разговор, я впадаю в амбивалентность! Клянусь Белугой! – капитан подбоченился и явно ухлёстывал за вдовой.
– Клянусь Белугой! – подхватила команда.
Эльза поначалу смущалась – самую малость! – от обилия обнаженной мужской натуры вокруг, но буквально через пару минут она уже не замечала отсутствие на вешалках гардероба (или в гардеробе вешалок), а помогло ей в этом одно обстоятельство. Ко мне подошёл громила, выше меня всего на вершок, но амбиции в нём копошились бесконечные, сморкнулся мне под ноги и ткнул в мою грудь своим тупым указательным пальцем:
– Да у твоей девушки волосы короче, чем у тебя, или ты тоже девчонка?
Пришлось отвечать за то, что я люблю ходить с волосами, достигающими плеч. Слова в данном случае вряд ли могли поспособствовать поиску консенсуса, поэтому я выдохнул и вложил в выдох всю свою злость относительно человеческих стереотипов. Выдох я в свою очередь сфокусировал в свой кулак, а кулак отправил прямо в подбородок громилы. И это без замаха – чтобы мой коллега по диалогу ничего не пронюхал раньше времени. Челюсть его сказала: "Крак", вылетела и опустилась вместе с головой своего хозяина на палубу. Громила ни мало не смутился такому обороту дела, вставил с обратным щелчком «Карк» изогнутую кость с зубами назад, поднялся и протянул мне руку:
– Меня зовут Ревун и, клянусь Белугой, ты не девушка, а настоящий докси, хоть и в штанах.
– Докси в штанах, докси в штанах! – загалдели остальные матросы, которые окружили место нашего с Ревуном разговора.
– Молчать!!! – рявкнул Ревун и всем незнакомым с ним людям стало ясно, почему его зовут так, а не иначе.
Ветер начал толкаться с парусами и от этого форштевень сначала захлебнулся, а потом стал лизать волны и сплевывать соль сквозь густые усы. Короче, корабль поплыл. Вперёд, но не прямо, а зигзагами, их ещё на море галсами кличат.
Магистр
На балконе дворца стоял гарант Конституции и объявлял свою волю народу:
– Жители магистрата! Мужчины и женщины! Настали новые времена! Анихея, где долгие годы наши сограждане вынуждены были существовать под диктатом коррумпированных властей и сумасброда императора, наконец-то воссоединилась с нашим народом!
Анихея вошла в состав магистрата! Ура, братья и сёстры!
Далее человек, очень похожий на магистра, долго и красноречиво объяснял, как все люди расширившегося магистрата теперь хорошо заживут… а то, что магистрат и дальше будет расширяться в речи не упоминалось… Это правильно, ведь текст правил я, составители не всё понимают.
И вроде бы всё тип-топ, только вот в далеких странах наше дружеское воссоединение с Анихеей называют грубым словом «аннексия». Они просто завидуют. Надо будет сказать двойнику, чтобы он так на людях руками то не размахивал. Скромнее надо быть. Я перестал слушать «свою» речь и пошёл кормить кошек.
Шут
И всё – обрыв. Наверное, там было продолжение, артист, несомненно, нашёл своего принца и… может быть, попал в вожделенный мир с прыжками, а быть может – секир башка. Но это дело неизвестное, впрочем, и неважное тоже. Важнее другое: прочитав сей опус, я как-то сразу понял – буду шутом. У меня тоже не было никаких данных для этой профессии. И я стал самым несмешным шутом в королевстве. Но зато получил работу. Смешно? Нет. Как раз к тому моменту, когда я сшил себе настоящий камзол шута, состоящий из лоскутов красных и лоскутов фиолетовых, королева устроила конкурс на должность придворного шута (не зря же камзол мой шился). Поскольку наша королева не отличалась необдуманными жестокими жестами, вроде отрубания головы за неудачную шутку и не была настолько несчастна, чтобы быть жадной, на конкурс слетелось шутов столько, сколько мух обычно слетается на дохлого слона. И вот в зале смеётся королева, она уже много-много раз приходила к мысли: «вот смешнее этого клоуна и быть никого не может». А шуты всё шли и шли, и шли… А я появился совсем не в зале – в других покоях. И, разумеется, не материализовался из воздуха, а зашёл ножками посредством взятки, открывшей нужную дверку в комнату, куда королева удалилась для раздумий. К тому времени она уже не могла видеть смешные рожи, ужимки, падения и шутки. Я галантно присел рядом с диванчиком, на котором решила прилечь одна из самых красивых женщин, коих мне посчастливилось наблюдать в своей жизни, и шепотом не напрягающим уставшие от всевозможных шумов королевские ушки сказал: "Привет, ВВ, и долго ты будешь терпеть этих фигляров, чем тебе не нравлюсь я?" Потом мы сошлись на том, что я не смешон, имею сволочную натуру и предам королевство в целом и королеву в частности при первой же возможности. Надо ли говорить, что я занял вакантную должность в королевском табеле на жалование.
– Не называй меня ВВ, – она щелкнула по одному из колокольчиков на моем колпаке и тот не зазвенел. – Почему он не звенит?
– Понимаешь, ВВ, я залил все колокольчики свинцом, звон, конечно, пропал, но зато появилась возможность неслышно красться в темноте. Согласись, что такое вроде бы не колокольное свойство очень пригождается для прослушки и подклядки, к тому же, в случае чего я снимаю колпак и отмахиваюсь им от врагов, таким бубенцом по башке заедешь и мало не покажется.
– И все-таки ты ужасно не смешон, кто же будет меня веселить?
– В основном придворные, но я могу из своей зарплаты нанять человечка смешной наружности, пусть валяется по углам, если так угодно ВВ, которая вообразила себя стервой. Кстати, я таких видал стерв, по сравнению с которыми ты просто Агнец Божий.
– Вот агнец мне нравится, называй меня так.
– Хорошо, ВВ.
– У тебя ещё и глаза разные?
– По размеру одинаковые.
– Зануда, я говорю про цвет!
– Зануда, я говорю про размер!
Она кинула в меня короной (не тряслась она над златом – уважаю), я поймал драгоценный обруч и кинул его обратно, не настолько сильно, чтобы причинить королеве вред, но все-таки поймать его было не легко – она поймала. Так мы дурачились некоторое время, если бы не одежда, трудно было бы понять: кто из нас монарх, а кто – клоун.
Так королева приобрела никакого шута, зато большую сволочь и талантливого соглядатая за чужими тёмными делишками. С тех пор, для королевы даже самое мутное озеро чужих интриг легким усилием моей тяжёлой длани (ну не мог я свои изящные ручонки обозвать как-нибудь по-другому, например, корягами кривыми) превращалась в стекло, которое было прозрачнее росы, прячущейся от девственниц в гриве единорога.
Боцман
Это была она, это была Она! Сама вошла ко мне в спальню! Из всех она выбрала меня! Я даже как-то стушевался по началу, как-никак сама королева!.. у меня, простого безработного сторожа! Но потом, основной инстинкт очухался и стал рулить моим телом… и тут я обнаружил, что проснулся и целую Эльзу.
– Что это ты так на меня смотришь, как будто во сне видел другую?
– Я… просто… сон тут, нет сон там, а тут ты и там тоже… ты… а я думал сон… какая радость!
– Не юли, кого ты видел во сне?
– Никакой Юли я не видел! Только тебя, любимая! Только тебя! – я не дал своей благоверной засомневаться в моих словах и дабы избежать дальнейших разборок заткнул ей уста проникновенным поцелуем…
Но, если быть честным до откровенности, видел я во сне не Эльзу.
Королева
Однако я не забывала присматривать и за другими персонажами сновидческой игры, она же в некотором роде все-таки моя игра. Где моя верная фрейлина? Ага, с ней всё в порядке – она рядом с супругом. А с ним тоже полный порядок: он находился не где-нибудь в тюрьме (рано, ещё рано), а в трусах. Трусы у Боцмана знатные: подвязывались веревкой, доходили до колен, а колор? половина полосок – чёрные, половина – белые, правда белые завазюкались в многочисленных передрягах, а чёрные – вылиняли, но зато веревочка, она сохранила себя такой, какой появилось на свет при плетении неизвестно кого неизвестно когда – обыкновенной, но зато надежной, ведь трусы ещё ни разу не спадали когда не надо. А уж к лучшему это или к худшему – пусть каждый решит сам. Вот в этих знатных трусах он и стоял сейчас, закрывая глаза от солнца ладонью, и обозревал просторы моря, а Эльза любовалась мужем, он ей нравился таким – загорелым и в трусах, ну какое слабое женское сердце устоит от такой картины маслом? А мне нравились они оба, прекрасная пара. Вид чужого счастья на некоторых навивает грусть, а меня сейчас согрел… я широко улыбнулась, одна, в собственном сне, но согретая, а это важно.
Вся такая внезапная и энергичная я направилась на встречу с герцогиней. Александра уже ждала меня в парке, ей легче всего удавалась представить меня во сне в парке, что разбит позади моего – во сне уж точно моего! – дворца.
– Доброй ночи, ваше величество! – приветствовала она меня.
– Доброе утро, Саша!
Мы взялись за руки, и я стала объяснять ей план…
– …значит, мне нужно провести в ваш сон Эльзу и Майю?
– Для начала да, потом к вам присоединиться ещё одна девушка, но об этом позже.
– До свидания, ваше величество!
– До скорого, Саша! и не будь ты такой официальной.
– Воспитание не даёт даже во сне отступить от этикета.
Герцогиня мило улыбнулась и исчезла из парка, где мы гуляли, сделала это она самым естественным образом: проснувшись в придорожной гостинице, где снимала номер.
Я же не проснулась, ибо просыпаться мне было некуда.
Магистр
Вот она лежит в саркофаге. Красивая и мёртвая, но как живая. Саркофаг герметично запаян, воздух туда не поступает, да и тело не дышит… а такое впечатление, что сейчас веки задрожат и глаза распахнутся… но это всё придумывает мой мозг. Она мертва, как и знахарь, что приготовил мне яд. Он потерял бдительность, когда увидел обещанное ему золото, тут его и удавили гарротой. Потом пришлось поменять кресло в кабинете. Человечество так и не придумало способа чистого умерщвления, то кровь льётся из человека, то моча…
Что девочка лежишь, так и будешь лежать в зелёном платье с капюшоном… красивая и бледная. Думала, что тебе страна досталась и всё будет хорошо. А что было хорошо? Запредельная коррупция, дефицит бюджета, нищета, безработица… но обо всём этом забыли в сытые годы, сытыми они стали после моих реформ! Возросшие закупочные цены на зерно и молоко спасли сельское хозяйство. Масштабные дорожные работы победили безработицу. Да несколько зарвавшихся герцогов и графьём пришлось приморить, а их имущество поступило в казну. И что? Меня проклинают на улицах, а тебя вспоминают с мечтательной ложью – вот были времена… Да никто из ныне живущих (за исключением шута, которого до сих пор не поймали) уже не помнит даже рассказов пра-пра-прадедушек своих о том, как было при королеве. Но с надеждой ждут, что ты встанешь из гроба… учёные заверили меня, что это не возможно в принципе. Колдуны трясли чучелами крокодилов и прочих гадов и выдали такой же вердикт. Но ничто, даже моя спальня, не охраняется в королевстве (анахронизм, не изжить, магистратом государство так и не называют) Зелёных холмов так, как колокольню… ведь по легенде герой ударит в колокол и королева проснётся… а пока она спит. И так будет всегда!
Набравшись спокойствия, я пошёл читать свою речь для волшебных экранов. Деградация образования привела к тому, что обычные телевизоры называют волшебными. Для тренировки мозга я задал себе задачку – найти сопротивления каскада резисторов в виде сердца, перечёркнутого стрелой… и заодно проверил посты. Я могу делать много дел одновременно. А эта девка могла только пить шампанское и танцевать…
Ну, ещё она является мне во сне и довольно неплохо играет в шахматы (кто бы мог подумать?!). Поэтому я и пришёл сегодня к саркофагу. Теперь пару недель не будет сниться… тонкое одеяло, хорошо проветриваемая комната и чистая совесть – залог хорошего сна. И ещё надежные телохранители за дверью… и овчарка Блонди у постели. Это уже семнадцатая, нет – восемнадцатая моя Блонди… они умирают и возрождаются в потомстве, а я вечен.
Да, я не люблю кошек. Это очередная тщательно выпестованная мной легенда «о магистре»… кошки присутствуют, и повар у них имеется, и даже выходит специальный бюллетень об их здоровье и играх (с цветными качественными фотографиями). Но разве можно любить глупых котиков? Только верным псам можно доверить свой сон!
Боцман
Сквозь тернии секса добрались до политики, но уже без Эльзы, и уперлись в коловоротов. Коловороты – это бывшие мельники. Раньше они занимались своим привычным делом: мелили муку и пили пиво и медовуху в пабах и барах своих деревень. То есть были трудягами, на крепких плечах которых и держится наш мир.
Но потихоньку среди них распространилось учение о том, что истинные люди – белые, а значит мельники – истинные люди. Все остальные же темнее, это ясно видно невооруженным взглядом, а значит – выродки и недочеловеки. И, конечно, богатство на земле должны принадлежать настоящим белым людям, а не всяким там чёрным нелюдям. Это же ясно, как белый день! И под воздействием такого простого и притягательного мифа мельники постепенно стали перерождаться в коловоротов. Их символом стала мельница, точнее её ветряк, концы которого были загнуты. Получилась свастика – символ древний, но кого это теперь волнует? Он стал однозначным символом зла.
В какую сторону свастику загибать? На этом вопросе произошел первый раскол среди коловоротов, и они разделились на правосторонних и левосторонних, в зависимости от того, куда загибались концы ветряка – посолонь или наоборот. Формой коловорота стала белая рубака, белые джинсы и белые шипованные ботинки, на бритой голове (изначально мельники брили головы, чтобы в муку не попали их волосы) – белый колпак. На рукаве рубахи – красный коловорот. В честь праздников они посыпали себя мукой и выходили в таком виде на улицы.
Поначалу коловороты лишь пили пиво иди медовуху в питейных заведениях и рассуждали о своей исключительности. Причём левосторонние предпочитали из двух основных напитков именно пиво, а медовухой уже баловались правосторонние. Но потом «истинные люди» стали мочить всех, кто был не согласен с такой позицией. Тут произошел второй раскол. Коловороты разделились на радикалов, которые считали, что мочить нужно всех, кто не коловорот, и на умеренных, которые утверждали, что мельники и врачи, даже если они и не коловороты, все равно белые люди, а значит, их мочить не нужно. Соответственно всего коловоротов стало четыре вида: радикальные правосторонние, умеренные правосторонние, радикальные левосторонние, умеренные левосторонние.
Но, как только собрался первый съезд всех коловоротов, тут же появилась ещё и пятая группа, так называемые отмороженные коловороты. Эти вообще считали, что истинный коловорот – это отмороженный коловорот. Зимой отморозки сидели голыми задницами на снегу, от чего часто заболевали менингитом и мерли, а летом – покупали на членские взносы большой холод, пропитывали им лавки и на них морозились, делом доказывая свою исключительность. Первый съезд коловоротов закончился их глобальной пьянкой и не менее глобальной дракой. И все бы это было смешно, но на практике очень быстро комедия превратилась в трагедию по каким-то диалектическим законам бытия.
Постепенно от людей со свастикой на рукаве и со свастикой в головах стали страдать уже окружающие, то есть все, кто не был коловоротом или был не коловоротом. Особенно люто коловороты ненавидели евреев и масонов (свободных строителей) и старались очистить от них всё пространство, на котором преобладали. Под размес попали цыгане (их мало кто любит) и заднепроходники (любители неклассического секса), а также все, кто защищал эти меньшинства.
Здравый человек никогда не пойдёт в коловороты, но к ним шли, особенно молодые. Шли те, кто не доволен жизнью, ведь идеология коловоротов очень простая: ты – белый и, значит, по определению должен быть счастливым и пользоваться жизненным пространством и его основными благами. Только вот власть в стране захватили евреи, масоны, буржуины капиталисты, голубое лобби и прочая сволочь. Вот поэтому ты с семьей таких же белых и достойных людей ютишься в маленькой квартире в рабочем районе, а у сволочи – процветает бизнес и брюхо от экзотической жратвы лопается! Что делать? Конечно, записываться в боевые отряды коловоротов! И тогда ты можешь отобрать у ненавистного соседа всё – квартиру, бизнес, барахло и прочее нажитое имущество. А соседа можно убить, он какой-то не такой, подозрительный, на тебя не похожий. Была для тебя несправедливость велика, а стало всё любо и благолепно. А главное – ты в стае, ты не один, ты чувствуешь локоть товарища, ты не один бьёшь и пинаешь недолюдей, это делает стая и вообще ты ни в чём не виноват – ты выполняешь приказы доброго фюрера. А он не может ошибаться!
Коловоротское движение было объявлено вне закона в либеральных государствах, а в темных странах, не дошедших в своем развитии до светоча цивилизации, коловорота так и вовсе, если поймают – сразу засовывают головой в мешок муки и ждут пока он не затихнет навсегда, чтобы жизнь малиной не казалась.
– А почему вы идёте на Байду? – спросила Клара у Ворда.
– Раньше Байда была нормальной такой байдой, там пили, ели, делали детей. А сейчас там рулят коловороты.
– Так у вас же с ними нейтралитет был?
– Вот именно был, диалектики недоделанные! – Ворд стукнул по столу и одна из его досок треснула. – Решили на своем съезде, что мы нелюди и нас надо мочить.
Вот так политика и вторглась в мою жизнь, хорошо ещё, что в ходе пьянки с доксинами я прошёл через теоретические тернии (см. выше) и знал, кто такие коловороты.
– А раньше вас, значит, за людей считали?
– Да не в этом дело, мы бы и сами рано или поздно схлестнулись с коловоротами, да повода не было, они на суше, мы – на море. Чего делить-то? Но после того как они захватили один наш корабль, перевозивший большой холод, и вырезали всю команду… – Ворд вторично стукнул по столу и одним столом в его каюте стало меньше. – Короче, совет капитанов решил: собираемся все и делаем коловоротам кирдык.
– Всем?
– Мы, докси-плавучий-народ – люди основательные и ленивые, вторично один и тот же сорняк, мешающий прорастать не табаку, искоренять не будем. Клянусь Белугой!
Белуга, как оказалась, священная рыба у докси и почитается матерью самого первого доксина. За это ей почет, а кто её убил – лютый враг и требует немедленного кирдыкания. Поэтому-то рыбаки, как увидят корабль докси – так и сбрасывают с грузом весь улов белуги (если таковой имеется на рыбачьей шхуне), по слухам, иногда, и грузилами или любым тяжелым скарбом, что под руку подвернется, утяжеляют ценную рыбку – жизнь-то она дороже.
Магистр
Транжиры, они тратят деньги на всё более дорогие вещи, а потом жалуются на якобы низкие зарплаты. Сколько одежды они носят? А я хожу в сером френче и лишь на торжественные мероприятия надеваю его парадный, но тоже радикально серый вариант. Пара серых брюк, удобные мокасины, а зимой – мягкие сапожки. Вот и весь мой гардероб. Если бы людей хоронили с их вещами, то могилы бы пришлось копать размером с большой шкаф или даже однокомнатную квартиру.
