Сестёр люблю, фашистов ненавижу!

– Уточню один момент – ты тот самый герой войны по кличке Штык?

– Ну, не такой уж герой, простой боец сопротивления.

Тема не получила развития. Ну не такой я человек, чтобы рассказывать, как пули свистели над головой. И как меня били в Гестапо, и как мы ночью вырезали патруль в Чёрной балке…

– У вас нет вай-фая?! – вот тут эмоции я почувствовал, она пыталась подключиться со смартфона и не вышло.

– Нет, в городе до сих пор плохо со связью.

– И компьютера нет?!

– Неа… – ну не буду же я рассказывать, что на комп написал бездомный кот Душман, которого мы иногда подкармливаем, и компьютер такого позора не пережил.

– Чёрт! Как вы живёте?! – огроменные голубые глаза округлились и она стала просто прекрасной, вот бы прямо на столе разложить и отыметь во все дырки. Во все! Она, кажется, что-то спросила… перематываю назад, ага вопрос был: «как мы живём?» Да уж, как мы теперь заживём…

Когда пришла Марлен, она без особого энтузиазма обнялась с Гретой, да и подарки в виде каких-то немыслимых у нас в городе косметических штук оставили её равнодушными, хотя она и выкрикивала всякие положенные одобрительные слова. Но я то видел – не рада она сестре. А той всё нипочем, она как-то легко забурилась к нам в дом и осталась… Как шуруп, который гвоздодером не выдернешь.

Ночью поинтересовался у моей валькирии, сколько лет её сестре. «Без нескольких дней на шестнадцать лет меньше, чем мне», – вот задала задачку из арифметики. – «Ты помнишь, когда мне день рождение?» Я назвал точную дату. «Молодец!» – то ли поцеловала, то ли куснула меня в ухо. «Но тебе же тоже шестнадцать» – «Не ври!» Я так и не подсчитал, почти 32 минус 16 без нескольких дней – это сколько?

При каждом удобном случае я всегда учил Сашеньку говорить слово «мама», мне очень хотелось, чтобы своим первым словом она сказала именно «мама». Это было бы приятно Марлен! А однажды, я вернулся со смены пораньше и тихо открыл дверь (так получилось не специально) и услышал, как Марлен учит нашу дочу говорить слово «папа». Я аж чуть не прослезился, быстро развернулся, снова бесшумно закрыл дверь, потом громко топал на площадке, долго копошился ключом в замке, долго заходил и снова топал ногами и шумел для профилактики. Меня уже ждали мои любимые.

Первый раз… как это было? В лифте мы с Гретой поехали. И когда двери закрылись, я просто больше не мог сдерживаться. Привлекаю её к себе, обхватив тонкую, как тростник, талию, и целую, а она отвечает и мы всасываемся друг в друга и она обхватывает меня ногами. Локтем стоплю лифт, разоблачаю брюки от ремня, милипизерные трусики блондинки пытаюсь разорвать, но получается только сдернуть и вхожу в анимэ по самое небалуй, она уже мокрая и не девственница. Это хорошо, от девственниц одни неприятности.

Вот противоположности легко сравнить, столкнув друг с другом: «Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень. Не столь различны меж собой» – рубил с плеча фразы-алмазы классик Пушкин (наше всё). А как сравнить Марлен и Грету? И я не про внешность, тут как раз есть, где развернуться антонимам, я о простом, о сексе. Это же огонь и пламя. Хотя нюансы есть, валькирия – огонь, но на счёт анально зайти – ни-ни. Вроде и присказку иногда говорит: «ничего так не красит женщину, как анальный крем» – кокетка, ёлы-палы! – но в попку свою не допускает меня ни на полшишечки. Грета – пламя! Она не такая страстная внешне, но внутри – вулкан. Заводится с полоборота и при оргазмах позволяет всё. Да и сексом мы с ней где только ни занимались – и в туалетах баров и на крышах заброшенных зданий и в транспорте. Марлен подобной анархии не допускала, у неё в приоритетах спальня, ну может быть кухня, иногда ванна. Но в туалете – зачем? А вот с Гретой – легко! С Марлен мы могли всех наших соседей извести – так она орала и так мы перекатывались по полу-стенам (до потолка не достигали, врать не буду), а с Гретой можно было по тихому кончить в метро, взял за грудку, она начала таять, чуток добавил ласк и насаживаешь её киску на свою флейту и исполняешь вальс бостон. Теперь, вы понимаете в каком счастье я купался и какие огромные тучи надо мной сгущались…      В нашем захолустном городе (по сравнению с их заокеанскими мегаполисами) Грета времени зря не теряла – поучаствовала в косплее, для меня слово не знакомое, ну там все надевают умопомрачительные костюмы и делают соответствующий макияж. Сеструха Марлен нарядилась в героиню какой-то древней анимешной саги про пиратов Чёрной лагуны – минишортики с расстегнутой пуговицей на ширинке просто валили с ног, а её стройные ножки открыты – это тоже отрыв башки, топик не закрывал плоского животика – а как я люблю плоские животики, ой вэй! Ну и на закуску – две «Береты» в кобурах под мышками. Когда она в таком виде завалилась домой после их косплеевского шабаша, я держался, наверное, пол мига, потом с рычанием бросился на неё, единым клубком тел-рук-ног мы укатились в спальню. Сашутка под присмотром радио-няни осталась в кроватке.

Через малое время, после того, как мы с Гретой привели себя в порядок, в нашу квартиру ввалился ураган в виде Чёрной вдовы. Вся в чёрном, блестящем, два арбуза торчат из декольте (внимательно слежу, когда вывалятся) и тоже с двумя пистолетами. Везет мне на баб, стреляющих с двух рук. Вдовушка попалась горячая (везёт мне на горячих женщин), но оказывала она внимание не мне, а Грете. Я сначала приревновал, но потом подумал и сделал вывод: мне на руку. Пусть девчонки мутят свою лесбийскую историю. Марлен меньше будет ревновать к сестре. А то ведь, когда Грета выходит к завтраку моя жена начинает слегка нагнетать – уж больно в сексуальных распашонках её младшенькая единоутробная сеструха выползает и иногда без трусиков, а лифчика она вообще не признает. Я стараюсь не смотреть, но член начинает обозначать себя в спортивном трико, приходиться класть ногу на ногу.

В процессе развития романа Греты и Чёрной вдовы Марлен несколько сбавила накал ревности и мне стало полегче. Хотя, сколько я проживу, если моя валькирия узнает, что я творю с её сеструхой? Секунду-другую… Лучше о таком не думать, а то позвоночник холодеет.

Двойным агентом тяжело, нужно быть двумя людьми в одной шкуре, а это плохо – можно лопнуть. Остаюсь любящим отцом и я в этом искренен, остаюсь любящим мужем и я в этом искренен – я же люблю Марлен! – и в сексе у нас полный порядок, а ещё я люблю Грету и трахаюсь с ней при первой же возможности. Вот тут и возникает некий дуализм, триединство, короче, сложность, а я же простой человек. Да и от такого обилия любви можно захлебнуться легкими. А ещё я теперь мог заснуть и после завтрака и после обеда и даже после ужина. Ведь ни днём, ни ночью при таком плотном графики жизни и секса спать – то есть просто спать и видеть сны или не видеть снов – положенные восемь часов подряд просто невозможно. И ещё я на уровне копчика понял мужиков, которые всех своих баб называют одинаково «киской», «рыбкой», «зайкой» – даже во сне ты не проговоришься, ведь «зайка» – всегда «зайка».

Марлен – своя, я её понимал, я её любил, она мать нашей дочурки, она никогда не бросит и я её не брошу. Грета – другая, в ней есть некая инаковость, я её не понимаю довольно часто, но когда от моих ласк у неё расфокусируются глаза… короче, я люблю двух женщин, а ещё люблю Сашутку.

Мир не без добрых людей. Кто-то Марлен донёс, может быть, соседи, которые слышали подозрительные вздохи, когда моей жены не было дома, или Чёрная вдова сделала своё тёмное дело. Но результат один – прямое, как шпага, обвинение:

– Ты трахаешься с Гретой! – Марлен в ярости. Она выхватила «Люгер» и наставила на меня. Я положил Сашеньку в кроватку и отошёл, не хватало ещё закрываться малышкой. Марлен оценила, но ствол всё равно нацелен мне в лоб, а ноздри разгневанной женщины раздуваются от воздуха и гнева, которые не может вместить даже её роскошная грудь.

– Что скажешь?!

– Что люблю тебя…

– Ложь!

– Правда…

– И на нашей кровати ты трахаешься с этой … (дамой низкой социальной ответственности – прим. цензуры)?!

– Да, – вздох. – Я её тоже люблю… (правда)

Она передернула затвор. Наверное, любое сказанное мной слово теперь будет использовано против меня…

Секунды текут столетиями… да ничего тут не изменишь и ничего не решишь… и я заплакал… ведь я люблю Марлен, Грету и Сашу, и сейчас Марлен убьёт меня и я потеряю их всех. Слёзы стекали по моим худым щекам, достигали подбородка и капали на пол неслышно.

– Твою ж мать! – она бросила в меня «Люгер» села на пол и заревела белугой. И Саша заплакала. Вот так счастливая семья превратилась в несчастную, хотя на входе процесса была только любовь. Наверное, зло родилось из лжи. Но тогда, конечно, я ничего такого сложного не думал. Не мог – я просто плакал, а когда попытался обнять Марлен, она ударила меня локтем и разбила нос. Что-то в последнее время ему не везёт.

Грета пришла не вовремя, хотя и в другое время было бы не лучше.

– Ах ты сучка! – Марлен рванулась разорвать свою младшую сестру.

– Грета, беги!      – Я схватил и сколько мог удерживал валькирию. Младшенькая сеструха свалила, забрав только сумочку. Чемодан из окна выкинула Марлен и он разбился – двенадцатый этаж не оставляет шансов фирменным чемоданчикам.

Мы не разговаривали три месяца, но не развелись.

– Твоя сучка родила, поздравляю, дважды папаша! – бросила в меня ядовитые слова Марлен.

Мне стало и горше и радостнее. Позже, я узнал, что родился мальчик. Здоровый мальчик, рост, вес, количество пальцев на ногах и руках – всё как положено. По настоянию матери Грета загодя вышла замуж за любящего её молодого человека и мой сын родился не в моём браке.

С Марлен мы до сих пор не спим вместе, но нас соединяет Сашутка, которая, как мост, соединяет маму и папу. И всё бы хорошо, но вдруг в наш шаткий мирок, который, я надеюсь, скоро пройдет точку бифуркации (критического неустойчивого состояния системы) и вновь займёт устойчивое положение, снова приедет Грета?