Волки

А ещё Петя открыл для себя иммунотерапию рака – новое направление лечения опухолей с помощью антител. По поводу «новое» – нужно пояснить. Родоначальником иммунотерапии ныне признают Уильяма Коли (родился в 1862 году, умер в 1936), который в 1891 году впервые внедрил стрептококковые бактерии в организм пациента с неоперабельной формой рака. То есть он как бы активировал иммунную систему, которая поборола присланные в организм «подарки» в виде бактерий, а заодно заборола и рак. В течение сорока лет Коли и другие врачи, применявшие его метод, сообщали об отличных результатах, в особенности при лечении пациентов с саркомой костей и мягких тканей. Однако методика Коли не получила при его жизни широкого распространения и не была введена во врачебную практику. Медицина – консервативна и, наверное, правильно консервативна. Только в последнее время интерес к иммунотерапии возрождается.

Действует иммунотерапия так: раковые клетки часто имеют молекулы на своей поверхности, которые могут быть обнаружены с помощью иммунной системы. Активная иммунотерапия направляет иммунную систему атаковать раковые клетки путем Т-клеточной цитотоксичности (подобных длинных слов Седых, разумеется, не разумел), за счет которой происходит уничтожение конкретного вида опухолевых клеток. То есть иммунной системе дают команду «Фас!» и она уничтожает то, что должна была бы уничтожить и без окрика сверху, но «проспала».

Сейчас терапия при помощи антител одобрена в различных странах (в лидерах – Израиль) для лечения широкого спектра раковых заболеваний. Антитела представляют собой белки, продуцируемые иммунной системой, которые связываются с антигеном-мишенью, на поверхности клетки. Иммунная система обычно использует их для борьбы с патогенами. Каждое антитело является специфическим для одного или нескольких белков. Те, которые связываются с опухолевыми антигенами, лечат рак.

Иммунотерапию используют как дополнение к традиционным методам борьбы с раком. Выраженного токсического влияния препаратов иммунотерапии на организм нет, хотя она может вызвать слабость, тошноту, гипотонию и аллергию. И все бы хорошо, но иммунотерапия дорогая. «Надо продавать квартиру!» – лежа ночью в психушке, снова констатировал Петя. С родителями – хозяевами квартиры, в которой самому отпрыску принадлежала лишь часть – он всё решит. Ведь и так ясно, что на лечение нужны деньги а их нет, значит, надо избавляться от большой жилплощади и переезжать в малую.

А потом Петя зашёл на сайт Гоблина и помотрел Разведопросы про рак и там серьёзно критиковали «чудо иммунотерапию» Уильяма Коли и всякие «прививки от рака». Всё-таки хорошо, что медицина – консервативна. Но что тогда делать, как спасти отца? Отчаяние сожрало надежду на выздоровление папы…

Сайты про лечения рака Седых поглощал один за другим, он так углубился в тему, что иногда забывал пойти на приём пищи или лекарств. Но ему напоминали о распорядке дня в психиатрической лечебнице. А ещё он ждал. Раз ему не дают выйти, значит, будет торг. И он заранее решил соглашаться на всё. На всё – значит, на всё. Поэтому, когда его попросили на выход, он был спокойным, как Штирлиц, которого вызвали к Борману. Чёрная машина везла его к знакомому зданию ФСБ, но почему-то поехала дальше. Петя и глазом не моргнул. Его провезли и мимо администрации губернатора, ни один мускул на лице Седых не дрогнул. Выехали за границу Приозёрска, пошла зелёнка в виде леса. А вот и озеро Глубокое, а рядом кафе типа шалман «У Ашота», где азербайджанцы кормили гостей грузинской кухней (так исторически сложилось). За белым пластиковым столиком на белом пластиковом стуле сидел господин Некто (именно Некто, а не Никто – иногда одна буква многое меняет). Он махнул рукой, мол, присоединяйся. Седых присел, он отказался от меню и заказал шашлык с хачапури, оба блюда можно было охарактеризовать двумя правдивыми словами: «пальчики оближешь».

Господин Некто смотрел на Седых, а тот смотрел на озеро Глубокое. В нём часто тонули, потому что глубина большая и дурость у людей не меньшая – напьются и лезут в воду, а от этого и тонут. Принесли шашлык и хачапури. Петя резал мясо, макал его в ядреный красный соус и вкушал горячее и вкусное. Пиво принесли холодное – просто праздник какой-то! Но Петя не радовался, ведь это был обед перед расстрелом. После того, как был дорезан последний кусочек шашлыка и не менее последний кусочек лепешки с сыром оказался в желудке рокера, Седых горячо поблагодарил подошедшего к ним хозяина кафе за замечательный шашлык. От добавки и от ещё одной кружечки пива Петя отказался.

– Внимательно вас слушаю! – обозначил свою готовность пациент дурки.

– А слушать не надо, вам к отцу надо ехать! – зашёл с козырей господин Некто.

– Так я свободен? – уточнил не поверивший своим ушам Петя.

– Конечно!

Петя тут же поднялся из-за стола и уже пошёл к машине, когда раздалось.

– Секундочку! – поднял указательный палец лежащей на столе руки господин Некто.

«Чекистские штучки» – подумал Седых.

– Никакие это не «чекистские штучки», – опроверг его собеседник. – Вообще местные силовики явно не дорабатывает. Зачем вас посадили? (это был риторический вопрос и поэтому Петя ничего на него не ответил, ему становилось всё чудесатее и чудесатее, ну как Алисе в небезызвестной сказке) Даже ежу понятно, что вы эффективнее на свободе. Но это тема длинная и для вас не существенная. Поезжайте домой, живите как всегда, но не забывайте носить очки гугл-глас.

Господин Некто замолчал.

– И это всё?

– Это более чем достаточно. Но если вы вдруг захотите поехать в лес на шашлык, так ни в чём себе не отказывайте. Ведь с вами могут снова заговорить волки, а нам крайне интересно будет увидеть эту беседу в записи, а не только с ваших слов.

– И вот это уже окончательно всё?

– Да. Вы свободны!

Нет, не был Петя Штирлицем. Он так обрадовался, что это отразилось на его лице и по непроницаемому виду господина Некто Седых понял – его легко просвечивают насквозь, но ему стало глубоко похуй (писать ли это слово слитно или раздельно – вопрос к филологам). Он – свободен! Знакомая чёрная машина довезла его до дома. «До свидания!» – радостно бросил на прощанье рокер чекистам (это были чекисты, а вот кто был господин Некто Седых так и не понял, может, спецпосланник императора? Как их в Риме называли? Да похуй!) и кинулся к родителям. Он звонил, он звонил и звонил.

– Мама это я! – объявил Петя и бросился в объятья, а потом, не расшнуровывая ботинок, кинулся к отцу. – Папа, как ты?

– Да всё со мной в порядке. Расскажи лучше, как ты вырвался из застенок? – отстраняя сына от себя (он не любил телячьих нежностей) сказал Николай Седых, очень похожий на здорового человека…

– Да просто наш доктор Демидов дал мне дружеский пендаль под зад и вот я здесь! – Петя говорил благоглупости и искал следы рака на лице отца. Их не было. Как всегда уверенный в себе, сильный и мудрый. Он понял, что сын ему пропихивает дезу и для того, чтобы мама не плакала много, тему поддержал и так же балагурил. А мама всё-таки плакала, но больше от счастья.

А потом она плакала только от горя. Отец сгорел буквально за два месяца. Всякие разговоры о продаже квартиры и лечении в Израиле он пресек на корню. Петя предлагал поехать в Москву и приложиться к мощам Николая чудотворца (их как раз привезли в Первопрестольную), но отец так на него посмотрел, что дальнейшая дискуссия по данному вопросу аннигилировалась. Он принял смерть стойко, как и жизнь. Он не ударился в религию, ведь всю жизнь он был атеистом. Он верил в человека, в прогресс, в науку, а вот всяким священным писаниям – нет. Хотя с попами мог запросто выпить водки.

Николай Седых привёл свои дела в порядок и старался вести прежнюю жизнь. Он не изменил себе, не отмаливал грехи и не ударился в грех. Он ничего не спускал себе, он не хотел, чтобы жена и сын видели его слабости. Даже при сильной боли он никогда не стонал. Единственное что он не мог – совершить чуда и победить болезнь. Но он чётко признал сложившееся положение дел. Петя боролся с отцом, но чем больше он настаивал на всевозможных вариантах лечения, тем непреклоннее становился отец. И в какой-то момент сын сдался. Отец был сильнее – «толще кость», так говорят. Хотя внешне Николай быстро истончался, кожа его становилось прозрачной и сам он как-то усох, но твёрдый внутренний стержень в этом человеке сохранился до последнего дня. Он не позволял себе упаднических настроений. И дом в последние дни хозяина не превратился в склеп или богадельню. Отец до конца остался верен себе. Да, тело его ему отказывало, но это ещё не повод для отчаяния. Петя преклонялся перед отцом и старался равняться на него. Но был не так силен и не так честен с собой. Он плакал вместе с мамой за двумя закрытыми дверями от отца (дверью кухней и дверью спальни), чтобы умирающий не слышал. Он ходил в церковь и ставил свечки за здравие отца и молился так истово, как не молился никогда. Но чуда не произошло.

«Ты остаёшься за старшего», – такие были последние слова отца к сыну. Петя старался собрать своё лицо в порядок, но оно дергалось. Отец подмигнул. Вечером он умер, мама держала его руку до последнего вздоха.

На похороны пришли друзья Николая, настоящие, их никогда не бывает много. И много пришло настоящих добрых людей, ведь добрых людей в мире много, просто они не так заметны, как люди злые. Говорили простые слова, но за этими словами от сердца стояла правда. И каждое слово отзывалось в вечности.

Семь дней из жизни рокера Пети

Понедельник. Воробьи пищали, именно пищали, а не чирикали. От этого пищального гвалта Петя проснулся, на его груди лежал рыжий кот – единственное живое существо из близких, которое не знает, что умирает отец. Рокер погладил кота и одновременно переложил его на Весту – пусть её погреет. Сам он вывел велосипед на улицу и совершил утренний заезд для бодрости, а бодрость духа ему была нужна как никогда. На улице гуляли собачники и их питомцы или собаки и их хозяева. Петя метнулся до парка и там нарезал несколько кругов, но без фанатизма, а потом вернулся в квартиру-студию и принял контрастный душ.

Отец был против больниц, но исполнял то, что предписывали ему врачи. Сегодня он проходил положенные процедуры в раковом корпусе. И естественно, мама и Петя были рядом. Нигде не чувствовалась безнадёга так, как в этих палатах. Седых доводилось навещать своих друзей в «травме» (травматологическом отделении), там лежали поломанные байкеры, люди в гипсе от производственных и бытовых травм. Поскользнуться можно и в ванной, а потом у вас случится открытый или закрытый перелом, а можно упасть и удариться до смерти – опасная штука ванная. Но в тех белокаменных палатах есть надежда. Даже когда жизнь сильна поломала, но ты знаешь – выйдешь. И аккуратно застеленная пастель обычно означает – пациент вышел, потому что его лечение завершилось, дальше ковылять он будет уже на вольных хлебах. А в раковом корпусе всё не так. Там безнадёга сочится из стен, там застеленная койка обычно означает одно – пациент умер. И разговоры соответствующие. После очередного визита к отцу Петю обычно трясло, но он эту слабость свою скрывал и как мог поддерживал маму. Мама постарела, но боролась. Если бы чудеса существовали, одно такое «невозможное возможно» воплотилось бы в Приозёрске от маминой воли и от маминой молитвы, и отец обязательно бы выздоровел, ведь она хороший человек и добрый волшебник. Но… Петя обнимал маму и так они шли до остановки автобуса. По этой дорожке скорби в раковый корпус ходит много людей. Берёзки по бокам стоят такие зелёненькие и глупенькие, они ничего не понимают, им всё равно где расти.

До точки добрались на чёрном микроавтобусе, в таких машинах маньяки в кино затаскивают свои жертвы, а ещё на таких же рассекают бандиты и силовики. За рулём восседал Лёха – фанат группы Сorner бросил родное Тимошкино и сейчас трудился на рок-фрегате дерзким юнгой, ибо боцман у рокеров свой уже имелся, а капитан… да тут все капитаны. Кроме приозёрской четверки и юнги в салоне находилась ещё только Женя – теперь уже законная супруга Роджера.

– Вы чо реально поженились? – поинтересовался Петя, чтобы дорога не казалось такой длинной.

– А то! – засмеялась Женя и показала не только обручальное кольцо, но и татушку. И Роджер показал татушку. У них были одинаковые татушки! Просто романтика какая-то.

– А почему я вашу свадьбу не помню?

– Потому что ты в дурке лежал! – потрепала по отрастающим волосам Пети законная супруга Роджера.

Выпили. Петя испросил разрешения пить только апельсиновый сок и ему на это индульгенцию выписали, тем более, что он обосновал: «Воротит от водки» – всё понятно без соплей. Мир сквозь гугл-очки казался каким-то жёстким и цифровым, поэтому Седых снял и бережно спрятал в карман стёклышки – и мир сразу стал тёплым, ламповым…

Остановились на излучине реки Окши – тут и бор сосновый и вид с крутого берега, и вода чистейшая, благо солнышко жарило и летом было лето, а не так, как в Москве и Поволжье – холодрыга, ураганы и ливни. Сначала убрали немного мусора от предыдущих отдыхающих, потом разложили мангал и накрыли поляну на семь человек – счастливое число. И воскурился дымок к небу и нёба обожгла водка и сердца стали биться в ритме счастья и только Петя не мог выгнать из себя печаль, но он её душил и взрывал. А ещё ему нужно было кое-что выяснить.

– Толя, как у тебя мама?

– Стало лучше.

– Деньги на лечение нужны?

– Нет, Петя, нам из Мюнхена прислали, у мамы там двоюродная сестра и они там один дом купили несколько лет назад по дешевке, сделали из него конфетку, продали с выгодой… в общем, на лечение мамы хватило… она на поправку пошла! – Толя улыбнулся так, как он давно не улыбался. А потом засмущался, ведь он знал, что отец Пети – безнадежно болен…

– Это хорошо. Давайте выпьем за здоровье наших близких!

Выпили. Горьким показался Пете сладкий апельсиновый сок.

– Друзья! Я не буду ходить вокруг да около… у меня отец умирает, врачи дают от месяца до трёх, от операции заграницей он отказался, да и уже поздно… – голос Петю подводил, но главное, что сердце его не подвело. – Он борется… но… возможно, из-за него меня и выпустили из дурки, а ещё вот причина, – Петя достал очки. – Мне надо волков снять, если, конечно, их вообще можно снять на видео. Но это уж как получится…

– Может, выпьешь? – спросил Шершень. Петя помотал головой.

– Короче, не могу я жить, как раньше… нет, не волнуйтесь, в монастырь уходить не собираюсь.

– Слава Богу! – заявил Боцман.

– Богу слава! – поддержала ливерпульская четверка и ей сочувствующие.

– Вот сволота, а! Своего фронтмена всё время перебиваете!