Мы, кто катит этот мир

Глава 8

Колоритный персонаж, ничего не скажешь, тот из-под простынки! Мужчина, на вид лет сорока плюс минус два-три года, худой, нет, неимоверно худой, по такому можно строение человеческого тела изучать без плакатов и наглядных пособий. Хрупкий на вид, казалось, дай ему в руки что-нибудь тяжелое, да хоть чемодан среднего размера, так он попросту сломается, ровненько так, пополам. Все худое будто высохшее: тело, конечности, лицо, черты лица. Даже редкие волосы и те казались таковыми исключительно из-за того, что слишком тонкие, если не сказать, худые.

Болезненная бледность, подчеркнутая прогрессирующей дистрофией. Жидкая спутавшаяся шевелюра. Обтянутые кожей острые скулы. Оттопыренные и торчащие в стороны локаторы-уши, что просвечиваются на свету. Бесцветные глаза, лишенные не только пигмента, но и выражения. Уже этого достаточно чтобы чувствовать к данному индивиду устойчивое омерзение, а ведь можно еще вспомнить, что тот недавно выбрался из-под простыни. Жуть!

Наверняка этот субъект и сам понимал, какое производит впечатление на окружающих. Более того, оно его вполне устраивало. Нравилось ему читать отвращение на лицах случайных людей, упивался он этим, чувствовал какое-то особое наслаждение.

Так и в тот раз. Уже несколько минут пустые бесцветные глаза буравили безучастным взглядом свою новую жертву. Похоже, она мало его интересовала, во всяком случае, как человек, как женщина. Бесцветные глаза на долю мгновения задержались на округлости груди, лишь немного прикрытой откровенной блузкой, кажется, в них вспыхнул слабый отблеск желания, но нет, мигнули они и тут-таки вновь утратили всяческую осмысленность.

Скоро тому надоело пугать потенциальную жертву одним только своим видом. Угловатая, обтянутая полупрозрачной кожей голова кивнула, будто упала. Такие же бесцветные, как и глаза, худые губы прошептали несколько невнятных слов и растянулись в подобии улыбки.

Немного помолчав, он стер с лица слабый намек на эмоцию, отступил на пару шагов, остановившись на границе света и тени. Окинул взглядом ее, свою жертву. Отошел еще назад, во тьму, подтянул к себе металлический столик на колесах. Подобную передвижную мебель используют официанты, чтобы развозить еду изголодавшимся постояльцам отелей, вот только вряд ли в тот раз там было что-то вкусненькое.

Немая сцена. «Худой» наклонился над своим столиком. Дрожащие руки застыли над накрытой белоснежной салфеткой столешницей, поза богомола, поза заставляющая нервничать. Трудно не поддаться панике, теряясь в догадках, боясь представить, что находится под тонкой тканью, не решаясь даже в мыслях признаться себе в том, что под ней наверняка что-то страшное, омерзительное. Плюс ко всему это загадка, своего рода неизвестность, а что пугает больше неизвестности!

Время шло. Пауза явно затянулась. Статичность картины угнетала. Все так же бесцветные глаза смотрели в пустоту. Худые руки дрожали, худое лицо не выказывало эмоций, лишь еле заметная в неярком свете подземелья, мерно вздрагивала пульсирующая жилка на виске.

За всем этим наблюдали бездонные ее глаза. Она стояла, пристегнутая наручниками к водопроводной трубе, проходящей под самым потолком. Большая высота, если бы не острые шпильки каблучков, она бы попросту повисла на стальных браслетах, кольца которых глубоко впились в нежную кожу.

Уже не первый час она так висела – сильно побелели пальцы, лишенные притока свежей крови, не сгибались они, не шевелились.

Из последних сил она старалась не выказывать страха. Пусть внутренне дрожала, пусть тело ломило, пусть перед глазами мелькали жуткие картины того, что неминуемо произойдет.

«Бесцветный» вздрогнул, будто проснулся, резко и немножечко даже торжественно (так открывают памятники), убрал салфетку со столика. Ласково, наслаждаясь, смакуя, коснулся каждого предмета из тех, что ранее были скрыты под слоем ткани. В пустых бесцветных глазах блеснула искорка, то ли отголосок радости, то ли отблеск света, отразившегося от лезвия одного из десятка отполированных ножей.

Пугающая и завораживающая коллекция. Там было на что посмотреть. Инструменты. Полный набор современного мучителя, все, от грубых кузнечных клещей и до миниатюрного, не иначе как созданного для выполнения сложнейших операций, блестящего скальпеля.

Несколько томительно долгих минут он просто смотрел и чуть заметно улыбался уголками бесцветных губ. Кажется, что-то невнятное шептал. После медленно кивнул, опустил голову, пряча пробивающуюся ухмылку, повернулся к девушке, в его недавно еще холодных зрачках полыхало, подмигивая, дьявольское пламя.

Она держалась. Блеск инструмента, который в руках этого человека мог стать только орудием пыток, слепил ее, прогонял мысли, все кроме одной, самой страшной, самой ужасной. Она прекрасно понимала, что ждет ее дальше, понимала и старалась убедить себя в том, что выдержит. Старалась, пыталась, вот только получалось не очень. Да, ей почти удалось убедить себя в том, что все обойдется, но тело не хотело хранить ее секрет, выдавало скопившиеся страхи. Умножало их. Дрожали колени, дрожь раскачивала тело, старалась она выглядеть безучастной, но…

Смесь ощущений, что переполняли жертву, радовала самодеятельного палача. Тот не спешил, наслаждался каждым мгновением, растягивал удовольствие. Вот костлявая рука садиста потянулась к большому резиновому молотку, но замерла, чуть коснувшись рифленой поверхности рукояти. Метнулась к скальпелю и тут-таки вновь застыла. Похоже, мучитель все не мог определиться с первой пыткой.

Мрачную тишину страшного подвала разбавил пугающий бесцветный шепот:

– Скажи мне, дорогая моя, что попробуем, с чего начнем? Я прямо теряюсь. С одной стороны мне хочется утонченности, для этого у меня есть несколько любимых инструментов, вот, к примеру, один из этих ножей. Острые они, ну просто бритвы. Поверь, я могу сделать отличную пластику! – он скрипуче засмеялся, на бледном кажущемся безучастным лице заиграла блеклая улыбка сумасшедшего. – Но с другой стороны, шеф запретил наносить сильные увечья. Что делать, даже и не представляю!

В продолжение разговора он тяжело, но ничуть не натурально вздохнул. Долго смотрел на девушку, будто и вправду рассчитывал на ее помощь. Медленно пожал плечами, мол, как знаешь. Кивнул своим мыслям, взял в руки большие щипцы, из тех, которыми кузнецы извлекают из пламени раскаленный металл. Принялся вертеть инструмент в руках, поглядывая на дрожащую девушку. Нравилась ему эта игра, очень нравилась, даже испарина появилась на бледном лбу и дыхание чуточку участилось.

Все. Похоже, пришло время переходить к активным действиям. Палач обошел вокруг тележки, откатил ее, чтоб не мешала. Остановился напротив дрожащей своей жертвы. Взялся обеими руками за ржавые ручки щипцов, разжал, намереваясь обхватить губками ее руку, сдавить и сжимать, пока та не потеряет сознание от боли. Его это действительно заводило, даже глаза обрели по-настоящему осмысленное выражение, отражения страшных мыслей замелькали в их бесцветной глубине.

Девушка покорно склонила голову, но когда грубый металл коснулся ее нежной кожи, вдруг ожила. Резко дернулась, качнулась в сторону «худого». Увлеченный своими щипцами и предвкушением скорого удовольствия тот и не заметил, как ее ноги, обутые в высокие сапоги на шпильке оказались на уровне его груди. Собрав воедино все свои силы, она ударила его каблуками. Кажется, был слышен хруст. Палач ухнул, будто спущенный мяч. Схватился обеими руками за свой передвижной столик в надежде устоять. Не смог. Упал. Стол рухнул на него. Сверху на распростертое тело звенящим водопадом просыпался блестящий инструмент. Послышался страшный звук, нечто среднее между шипеньем и рыданьем и все стихло.

Проявляя настоящие чудеса гибкости, она дотянулась ногами до потолка. Завела носки сапог за трубу. Держась лишь ними, повисла на трубе. Подтянула голову к рукам. Пальцы коснулись волос. Мгновение и у нее в руках заколка. Легкое движение и одна рука свободна. Вслед за ней освободилась и вторая. Девушка качнулась, высвобождая ноги. Элегантное сальто и вот она на полу.

В момент эффектного ее приземления «бесцветный» пришел-таки в себя. Понимая, что перед ним не обездвиженная беззащитная девчонка, он затравленно огляделся в поисках хоть какого-нибудь оружия, чего-то более весомого, чем инструменты из его набора. Быстро нашел то, что искал – черенок с острым отломленным концом отполированный чьими-то натруженными руками. Удивительно резво вскочил на ноги, бросился к деревяшке, в которой видел свое спасение, наклонился, схватил, чудом устояв на ногах. Повернулся, противно зарычал и бросился на девушку.

Спокойно и грациозно, просто тигрица на охоте, она ступила шаг в сторону, чуточку наклонилась, уходя от удара. Поймала палача за руку, цепкие пальцы впились в костлявое запястье. Резкое движение. Сам не понимая, как это получилось, худой врезался лбом в стену, сполз, сдирая ногтями штукатурку, опустился на пол и громко завопил. Она же набросилась на него, придавила, завела руку за спину, послышался отчетливый щелчок, казалось, сломалась кость…

– Просто великолепно! Я безмерно рад, что вы меня не разочаровали. Скажу как есть – наблюдать за вами это одно большое удовольствие, – заглушая хрип поверженного садиста, послышался спокойный мужской голос. Новый персонаж подвальной сценки вышел из темноты, остановился и театрально поклонился.

Не столько от неожиданности, столько от удивления она немного ослабила хватку, а «бесцветный» так тот и вовсе перестал дышать. Жертва и палач, что поменялись местами, переглянулись и удивленно замигали глазами. Вне всякого сомнения, подобного явления они не ожидали. Это все вид того… новенького. Не пугающий он, комический. Полы широкого плаща скрывали объемную фигуру, в руке чернел отвратительного вида пистолет, но это еще ладно, а вот лицо, совсем уж некстати, закрывала яркая карнавальная маска, украшенная цветными перьями.

Человек в маске жестом дирижера взмахнул рукой с пистолетом, указывая стволом на плетеное кресло, что появилось на границе освещенной территории и кромешной мглы. «Бесцветный» облегченно выдохнул, тяжело поднялся, со злостью взглянул на девушку, которая покорно склонила голову. Напрягся, казалось, сейчас он ее ударит, как минимум, попытается. Нет, не рискнул, просто схватил руку, что выкручивала его суставы, попытался повторить прием, но физические упражнения это не самое сильное его место. Смирился. Подтолкнул девушку к стулу, та села.

– Вижу, наручники нашу гостью удержать не могут, значит, давайте поступим, как раньше, как в былые, так сказать, времена. Вяжи! – человек с пистолетом бросил на пол большой моток грубой пеньковой веревки. – Смотри мне, чтоб не развязалась!

Веревка надежно зафиксировала руки и ноги. «Худой» старался изо всех сил, вязал узлы, крепко, профессионально, со знанием дела. Тут старайся, не старайся, а никакая шпилька не поможет.

Наблюдая за его действиями, толстяк заметно осмелел. Медленно, по-прежнему продолжая целиться, он подходил ближе и ближе. Остановился у кресла. Присел. Потрогал последний узел, убедился в том, что девушка полностью обездвижена. Повернулся к бесцветному своему помощнику.

– Все. Собирай свои железки и с глаз долой! Да, ребятам скажи, чтобы готовились. Раз наша гостья не хочет сотрудничать, значит, все сделаем сами.

Все еще не решаясь убрать пистолет, он медленно попятился. Шаг, еще и еще один. Остановился, нащупал в темноте стул, потянул его на себя. Помещение наполнилось отвратительным скрипучим звуком, в воздухе запахло пылью с привкусом чего-то едкого.

– Вы не забыли, что находитесь на химическом предприятии? Нет? Это хорошо, не советую слишком глубоко дышать. Пыль, понимаете ли, большей частью состоит из человеческого эпителия. Кто знает, чью кожу мы вдыхаем, как он жил, от чего умер, – человек в маске тяжело опустился на стул. – Итак, по законам жанра я просто обязан с вами поговорить. Должен предложить вам сотрудничество, склонить на мою (конечно же, темную) сторону, все такое. После вы с презрением отвергнете то, что я делаю от всей души, оскорблять начнете с переходом на личности. Выслушав, мне ничего не останется кроме как вас убить. Да, так все и произойдет, я не хуже какого-нибудь ясновидящего представляю ближайшее будущее. Так все и случится, но все-таки я бы хотел заключить с вами сделку…

Тот замолчал, казалось, что-то обдумывая. Она же внимательно его рассматривала. Особенно ее занимала маска. Нет, она прекрасно знала, кто под ней скрывается. Директор. Пусть тот зачем-то пытался изменить голос, придумал себе смешную походку, но массивную фигуру не скрыть никаким плащом. Непонятно, к чему все это? Что за маскарад? Это, конечно же, интересная идея, но как-то несвоевременно…

– Точно, совсем из головы вылетело! – совершенно неожиданно толстяк рассмеялся. Громко так, натурально, просто от всей души. Смеясь, поднялся.

Изображая то ли загадочного мистера Икс, персонажа популярной оперетты, то ли небезызвестного призрака, живущего в тайных подвалах старого оперного театра, хохотун взмахнул рукой, закрывая полами плаща лицо, тут-таки убрал плотную ткань. Маска исчезла. Еще движение и в темноту улетел сам плащ. На границе света и тьмы, контрастно освещенный и глуповато улыбающийся, стоял толстяк директор. Он смущенно пожимал плечами и водил носком правой туфли перед собой, просто не страшный злодей, а обычный нашкодивший школьник.

Она не выдержала и расхохоталась. Буквально зашлась веселым безудержным смехом. Минуты сменяли друг друга, она смеялась, он мрачнел. Она закатывала глаза, заливаясь, он же мигал ресницами и краснел, прекрасно понимая, что смеются над ним и только над ним. Краснел, но ничего противопоставить веселому смеху попросту не мог.

– Все! Посмеялись и ладно, – краска отхлынула от круглого лица, оно стало серо-земляного цвета. – Пора переходить к делу.

– Какие у нас с вами могут быть дела? – сквозь смех спросила она.

– Прежде всего, перестаньте хохотать. Невежливо это, да и не люблю я все эти «хи-хи»! Надо мною в детстве часто смеялись, – он отвернулся и продолжил: – Мне бы очень не хотелось этого делать, не вынуждайте меня, но если вы не успокоитесь, мне придется принять меры…

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась она. – Так что вы хотите мне предложить?

– Предложить? Ничего. Я просто хочу вам объяснить, что все это ваше высматривание да вынюхивание ни к чему не приведет. Ни к чему хорошему! Следовательно, давайте поступим правильно. Все просто и понятно. Я вас отпускаю, ваша же организация оставляет меня и мое производство в покое. Только и всего!

Вместо ответа она отрицательно покачала головой.

– Вот как! Вы не поверите, но такой ответ меня тоже устраивает. В конце концов, я все равно получу то, что мне нужно, правда, другим путем, – он извлек из кармана телефон в чехле с пушистым белым чертиком на тыльной его части, ее телефон, показал ей, печально пожал плечами. – Последний шанс. Да, чуть не забыл, я ведь вам еще деньги не предлагал! Старею. Так вот, сейчас предлагаю. Сколько? Скажем, миллион! Нет? Два? Десять? Пятнадцать?! Опять нет? Ну и ладно. Видит бог, я старался быть вежливым.

Глядя ей в глаза немигающим взглядом, толстяк еще раз показал ей ее телефон, примерился дрожащим пальцем, целясь куда-то в верхнюю часть экрана, злобно ухмыльнулся. Она не отреагировала.

– Опять забыл! Какой-то я весь сегодня несобранный! – он звонко хлопнул себя по лбу. – Вы ведь не понимаете, что я делаю, а потому вам и не страшно. Так вот, сейчас все расскажу. Я что предположил, если вы не цените свою жизнь, должно быть вы цените чью-то чужую! К примеру, жизнь вашего друга. Видел я, как вы мило ворковали! Нет, что вы, не подумайте, я не подглядывал, просто так получилось, нечего обниматься на людях. Да, значит, я отправил ему письмо от вашего имени. Где-то час тому назад. Письмо, как это сказать, затравочное. Сейчас отправлю еще одно, уже с большей конкретикой. Вы очень хорошо позировали, там, на трубе… есть, отправлено. Остается только ждать результата…

– Ничего у вас не выйдет, – она облизала пересохшие губы.

– Ладно вам, вы еще так молоды, откуда такой пессимизм? Мрачность мысли – удел людей, умудренных жизненным опытом, – толстяк укоризненно покачал головой. – Я хотел сказать – не надейтесь, все у меня получится, надо только подождать!

– Он сразу же поймет, что это ловушка, – решительным тоном продолжала она. – Поймет и не станет мчаться сломя голову, напротив, сразу же обратиться в соответствующие органы. И еще, он может попросту не получить письмо, а еще может…

– Может, все может, но послание он гарантировано получит, я перестраховался, его уже ждут возле дома, как только я дам команду…

– Нет! – она попыталась вырваться, дернулась, но лишь чуточку подскочила, удерживаемая легким, но слишком уж надежным креслом.

– Да не волнуйтесь вы так! – теперь пришла очередь толстяка улыбаться. – Ничего ему не сделают, там не сделают, просто передадут послание, расскажут, где вас искать. Нам ведь обоим необходимо, чтобы он сюда пришел, а уже здесь, в подвале…

Улыбаясь улыбкой стеснительного садиста, он принялся рассказывать о том, что ждет ее саму и ее друга. Похоже, тема разговора толстяку нравилась. Описывая в мельчайших деталях предстоящую экзекуцию, он даже вскочил, не в силах совладать с эмоциями. Мгновение и он уже расхаживал по комнате, размахивал руками, истерично кричал, на ходу выдумывая самые изощренные пытки, дополняя собственной фантазией те, которые придумали до него. Здорово получалось, такому воображению мог бы позавидовать даже тот худой палач-неудачник…

Она же сидела привязанная к креслу, слушала и… тоже улыбалась. Искренне, при этом чуточку загадочно. Лишь немного воображения понадобилось, чтоб за напускной улыбчивостью разглядеть отблеск истинного счастья на дне ее прекрасных глаз. Странное поведение для девушки, руки и ноги которой надежно примотаны к ножкам и подлокотникам кресла, девушки, судьба которой, казалось, предрешена.

Пусть толстяк и был всецело погружен в свои сладостные фантазии, он не мог не заметить этот подозрительный блеск. Он резко оборвал монолог, отвернулся, чтобы не видеть ее и зловеще прошептал:

– Очень даже напрасно надеешься, – мрачный голос витал по не менее мрачному помещению. – Сегодня все будет, как я хочу! Он придет, ты уже здесь, вы мне ответите за все…

Девушка не стала ничего говорить, просто подмигнула, весело, задорно, наклонила голову, пряча улыбку.

– А вообще я должен сознаться – мне немного жаль. Вы так прекрасно пели! Говорят, сам не видел, но слышал, что вы еще и танцуете. Жалко губить такой талант, но вы не оставляете мне выбора. Что ж, пеняйте на себя, теперь вам будет не до песен и не до танцев, – голос зазвучал увереннее, толстяк снова взял себя в руки и подошел к ней. – Заговорился я с вами, а ведь уже пора давать команду ребятам в подъезде, они письмо доставят, по старинке, никакой электроники, исключительно бумага и ручка…

Послышался тихий писк, подтверждающий, что сообщение отправлено. Девушка вздохнула и отвернулась, скорее всего, это исключительно для того, чтобы улыбка, которая становилась только ярче, не выдавала отличного ее настроения.

К тому времени толстяк окончательно потерял всяческий интерес к своей пленнице. Похоже, он выговорился, его фантазия выдохлась, ее творения померкли. Он подошел к стене, открыл скрипучий металлический ящичек, потянул вниз массивный рычаг рубильника. Раздался отчетливый щелчок, одна за другой начала вспыхивать лампы. Яркий свет вырвал из темноты продолговатую комнату, в двух противоположных стенах которой виднелись двери. Они, как и стены казались тонкими, хлипкими, будто фанерными. Потолка же и вовсе не было. Чернела непроглядная высь, в ней же отражениями света ламп блестели металлические детали лестницы, какие-то крюки, тросы. Вообще создавалось впечатление, будто это и не комната, а участок коридора без потолка, отделенный на скорую руку фанеркой.

Будто по команде обе двери открылись. Стройными колоннами в помещение вошли люди. Много людей, человек тридцать, не меньше. Все мужчины одного роста, с одинаковыми фигурами, в одинаковой одежде. На каждом из них длинные плащи исключительно «шпионского» покроя, на бритых головах – мятые серые шляпы, под ними темные очки.

Мрачные личности выстроились вдоль стен. Ни один из них не взглянул на привязанную к креслу сидящую в центре комнаты девушку. Она их попросту не интересовала. Все молчали. Молчал и толстяк. Он неторопливо прошелся вдоль одной шеренги, авторитетно кивнул головой. Пошел обратно, но на этот раз останавливался возле каждого «агента», тыкал тому в грудь пальцем, при этом изображал какую-то замысловатую фигуру в воздухе. Повторил свои действия, прогуливаясь вдоль другой шеренги. Повернулся к девушке, подмигнул ей, широко развел руки, слегка склонил голову, будто поклонился, решительно направился к одной из дверей, толкнул, вышел. Тут-таки за ним последовали безликие личности в плащах и шляпах. Все ушли, оставив девушку сидеть в одиночестве и гадать, что все это было и главное, что в голове у того, как все это выдумал?

Топот множества ног просочился через тонкие перегородки. Сомнений не было, мрачные типы дружно поднимаются по лестнице. Значит, скоро начнется…

Шаги стихли, все стихло. Время шло, для нее же ничего не менялось. Ярко светили лампы, озаряя продолговатое помещение, где-то за стеной, то ли реальная, то ли воображаемая, капала вода.

Откуда-то сверху донесся звук. Удар. Глухой удар, за ним треск. Протяжный скрип. Она заметно оживилась, все-таки хоть какое-то разнообразие, хоть что-то отвлечет ее от изрядно надоевших капель.

Одна из дверей распахнулась. Судя по звуку, от сильного удара ногой. На пороге показался толстяк. Он скорчил страшную гримасу, изображая персонажа третьесортного фильма ужасов. Выставил вперед обе руки, грузно переступая с ноги на ногу, направился к ней. Тот же час вспомнился «худой», выбирающийся из-под простынки, его безумный взгляд. Похоже, но нет, это другое, глаза толстяка не были отрешенно-стеклянными, они светились, пылали бесконечной злобой, сквозь которую проглядывала растерянность. Уж не надышался ли «химик» своей продукции?

Липкие пальцы коснулись ее шеи. Ощупали, сомкнулись, начали давить. Девушка мысленно сжалась. Ей было больно, но куда сильнее боли было отвращение.

С горящими глазами, перекошенными чертами, лицо толстяка приблизилось к ее лицу. Она чувствовала его гнилое дыхание. Так хотелось увернуться, вырваться из державших ее пут, но веревки лишь сильнее впивались в конечности. Она не смогла удержаться и громко, пронзительно закричала.

Мерзкий шепот дополнил и без того отвратительную картину. Озверевший толстяк-директор принялся что-то бормотать. Пальцы-сардельки все сильнее сдавливали шею, ей не хватало воздуха. Она чувствовала, как силы покидают ее, но ничего не могла предпринять, не могла уже даже кричать, лишь глухо хрипела.