Мы, кто катит этот мир
С огромным трудом удалось загнать воспоминания обратно в недра памяти, откуда те так некстати выбрались. Стало легче, но лишь на мгновение.
Снова пробудились сомнения. Подпитываемые ними зародились две версии, что могли бы объяснить происходящее. Первая простая и понятная. Он не ошибся, она – хозяйка бала. А что, все логично, все сходится. Как тут усомнишься, это же ее идея, ее мечта, ее… главная роль! Но так ли все просто? Логика это хорошо, только не всегда она полезна. Да, на протяжении первого дня, как минимум до полудня, он постоянно ощущал ее присутствие, пусть неярко, можно сказать, переменчиво, но ведь было же! А день истекший? Ничего! Вообще ничего, ни намека, одна лишь сплошная неуверенность. Вот тут на передний план и выходила вторая гипотеза…
Где-то внизу вспыхнул свет. Слепящие лучи отразились от белоснежных стен и чистых окон двухэтажного домика для гостей, расположенного в паре десятков метров от особняка. Яркость свечения многократно усилилась, странное явление, могло показаться, будто тот флигель был сплошным идеально отполированным зеркалом!
Бесцеремонные зайчики, посланники чьей-то бессонницы, что метались по комнате, окончательно придушили его и без того отвратительное настроение. Мало того, что думать не получалось, так еще и светопреставление на нижнем этаже. Отобрало оно последнюю надежду на продолжительный здоровый крепкий сон. «Что же за лампы у них такие? Всего лишь отражение, а не скрыться от него никуда. Не спасают ни веки, ни даже пальцы рук…»
– Дорогие мои гости! – громкий и властный голос хозяйки разнесся по огромному дому. Насыщенная смесь пафоса и искренней радости проникла в каждую комнату в каждый закуток. – Позвольте позаимствовать толику вашего внимания. У меня для вас есть еще одно развлечение. Прошу всех незамедлительно собраться на заднем дворе. Точно так, имею честь предложить вам особое удовольствие…
– Считайте что я уже там, – мрачно пробормотал он. Повернулся на живот, накрыл голову подушкой. Стало гораздо лучше. Стихли звуки, да и свет, что бесцеремонно ворвался в его временное жилище, померк, дышать, правда, не очень удобно, а так…
В дверь настойчиво постучали. Он мысленно выругался, но все-таки выглянул из укрытия.
– Вы до сих пор не готовы? – в комнату заглянула золотая маска. – Ай-ай-ай, нехорошо опаздывать. Поторопитесь! Обещаю, это будет очень даже занимательно!
Дверь сразу же захлопнулась. Хозяйка поместья, громко цокая каблучками, удалилась. Он напрягся, кончики пальцев кольнуло, они мерно задрожали, а уж это точно неспроста! Да, что-то изменилось. Сквозь манящую полудрему и откровенно отвратительное настроение пробивалось то самое чувство. Оно! Подлинное, только очень слабое, еле-еле выраженное. Так сразу и не поймешь, что это реальность, или снова воображение шалит? Ответить на этот вопрос можно было одним лишь способом – подняться и проследовать на задний двор.
За тонкой дверью слышались шаги. Топот множества ног. Люди, быстрым шагом, а некоторые и вовсе бегом, спешили по коридору. Она среди них? Точно! Другого стимула не требовалось. Он резво поднялся с кровати, заставив старую мебель противно заскрипеть и зашататься. Проходя мимо маски, лежавшей на полу, поднял ее, машинально приложил к лицу. Привычно остановился у зеркала.
Приоткрылась входная дверь. Теперь уже без стука. В щелку заглянул лакей с фигурой атлета, мигнул черными глазами, мрачно кивнул, то ли приветствуя, то ли выражая удовлетворение, моментально ретировался. Подобная бесцеремонность озадачила. Нет, все понятно – здоровенный чернокожий приходил исключительно для того, чтобы поторопить. Получается, он не совсем гость. «Что это? Наглость или так все и должно происходить? – мысль отозвалась печальной полуулыбкой из-под маски. – Вот отбросить бы то эфемерное чувство, найти свою лошадь, вскочить в седло да сбежать. Куда угодно, да куда глаза глядят!»
Нет, уходить не время. Разве тут уйдешь, если чувство, то самое, оно снова возвращалось! Ощущение, оно крепло, с каждой секундой становилось отчетливее, его уже нельзя было просто игнорировать.
Дорогу удалось найти сразу. Трудно заблудиться, когда идешь в толпе. Вот и свежий воздух. Странное дело, судя по топоту, к месту представления спешили сотни, а то и тысячи людей, а нет! На небольшой площадке ограниченной стеной дома и высоким забором было не так уж и многолюдно. Человек двадцать, вряд ли больше. Наверняка то, что задумала хозяйка, было развлечением для избранных, а прочие так, массовка.
Темнота. Единственный источник света – блеклые отблески огней, что вспыхивали и гасли где-то в глубине окон первого этажа. От недостатка освещения площадка казалась маленькой, мрачной и чуточку даже пугающей. Пожалуй, так и было задумано. В рассеянном свете все происходящее должно было выглядеть волшебно, мистически. Все вписывалось в эту концепцию: тьма вокруг, темные наряды на гостях, блестящие маски, эффектно отражающие ту толику света, которой позволено было проникнуть на место действия.
Фактором в одно мгновение меняющим реальность выступил неожиданно ярко вспыхнувший свет. На четырех столбах, установленных в углах квадратного двора, разом загорелись факелы, зажглось множество огней, чей теплый подмигивающий свет не уступал мощным электрическим прожекторам.
Перемена на мгновение ослепила, но лишь на мгновение. Яркий свет высветил мрачную картину. Просто посреди двора стоял крест с высоко поднятой перекладиной, к нему привязан чернокожий мужчина. Потоки колышущегося света освещали его во всех деталях. Удивительно контрастным выглядело мускулистое, хоть и худое тело, эталоном скорби казалось продолговатое лицо с глазами полными бесконечной печали.
– Вам доводилось когда-нибудь быть свидетелем казни пусть лишь телесного наказания? Вы видели порку? – вперед вышла хозяйка дома. Прошла вперед-назад, взглядом хищницы поглядывая на тело несчастного сквозь узкие прорези маски. Она переоделась в черное платье, прекрасно понимая, что это именно то, что подойдет для полночной экзекуции. – Нет? Зря, это особое зрелище! Да, вы можете меня спросить, в чем причина, чем этот человек заслужил свою незавидную участь, так я вам с готовностью отвечу…
Начался длинный скучный хоть и весьма эмоциональный монолог, подкрепляемый продолжительными паузами и замысловатыми движениями рук. Хозяйка рассказывала что-то об ответственности, о труде, который должен освободить душу (странная формулировка!), о том, как важно быть членом коллектива, что-то о работе в команде. Говорила, казалось, исключительно ему, во всяком случае, пустые глазницы золотой маски были обращены в его сторону, вот только он не слушал, да и не хотел ничего слышать. Он был занят. В нем разрасталась уверенность, он все отчетливее чувствовал присутствие, ее присутствие, он понимал, что она здесь, она близко. Он почти верил в то, что она прямо перед ним в черном платье и золотой маске, но все еще сомневался в этом.
«Что если все не то чем кажется? Что если она здесь, но она не хозяйка?» – медленно ползали мысли, подпитываемые не унимающимися сомнениями. Рассеянно, стараясь не мешать собственному подсознанию, он рассматривал столпившихся зрителей. Видел маски, отблески света, играющие на покрытых лаком поверхностях. Различал силуэты, множество силуэтов, мужских, женских. Одежды. Фигуры. Стройные, бесформенные.
В дальнем конце двора, покачивающаяся, будто на ветру, стояла девушка в светло-сером платье, удивительно, до чего же похожа…
Хозяйка дома, ставшая распорядительницей казни выговорилась и замолчала. Внимательно осмотрела собравшихся гостей, посмотрела на каждого из них, снова повернулась к нему. Несколько минут буравила его взглядом, не встречая ответной реакции, резко мотнула головой. В прорези маски вспыхнул гневный огонек.
Свет погас, не позволив ему ни понять себя, ни разобраться в своих ощущениях. Почти сразу, наверняка так и было задумано, зажглись костры. Шалашики, собранные из веточек подсветили место экзекуции снизу. Постепенно разгоралось желто-оранжевое пламя, сдабривая ночной воздух удивительно приятным смолистым ароматом.
– Правда, эффектно? Это все я придумал. Сам! Моя, так сказать, постановка, – прошептал неимоверно худой субъект в черном одеянии, проходя мимо. Бесцветные глаза скользнули по его лицу бесцветным взглядом.
Подсветка снизу заметно разнообразила картину. Лишила ее контрастности, убрала грань между реальностью и вымыслом. Вся композиция, столб с перекладиной и человек на нем теперь казались бутафорией, чем-то ненастоящим, фальшивым, но эта видимая фальшь не умаляла нарастающего возбуждения, что электрическими разрядами пульсировало в воздухе.
Ловко проскользнув между двумя кострами, на средину своеобразной сцены вышел «главный постановщик». Остановился. Замер. Удивительное видение – полупрозрачный силуэт, обернутый в черный плащ, эффектно покачивающийся в колышущемся пламени, будто дух огня, сошедший на землю.
Неожиданно громко в наступившей тишине прозвучал барабанный бой. Частая дробь заставила задрожать каждого из присутствующих на площадке, даже человек на столбе и тот не избежал общей участи. Измученное тело начало вибрировать, выгибалось оно, будто подключенное к мощному источнику электричества.
Общая яркость огненных светильников плавно уменьшалась. Минута и дворик освещен лишь ровным блеклым светом. Темным пятном на общем сером фоне проявился облаченный в черные одеяния худой человек. Плаща на нем уже не было, но был черный костюм, под которым угадывалась черная рубашка, а при некоторой доле воображения можно было разглядеть и черный галстук. Был галстук или не было, понять трудно, но что точно не списать на воображение, так это фартук из толстой кожи, свободно наброшенный поверх костюма. К нему полагался островерхий колпак с круглыми прорезями для глаз. Продолжение маскарада? Вряд ли…
Новоявленный палач наслаждался приготовлениями к своему спектаклю. Медленно, очень медленно закатывал рукава. Один рукав, второй. Нацепил колпак. Несколько раз, когда худая, как и все тело, голова поворачивалась к одному из источников света, в прорезях ткани были видны глаза. Пылали они, горели белым, с красноватым оттенком адским пламенем. Практически не мигали они, поглядывали вокруг, внимательно всматривались в маски окружающих, метали молнии в сторону чернокожего, висящего на столбе. В ответ на каждый такой взгляд несчастный вздрагивал, вытягивался, будто струна готовая порваться, но снова замирал.
С приготовлениями покончено. Черный человек взял кнут. Поднял его вверх, чтобы каждый из присутствующих мог рассмотреть орудие пыток. Медленно обернулся вокруг, обвел взглядом двор. Наклонил голову, от чего глаза медленно погасли. Повернулся к столбу с перекладиной, замер, чуть заметно покачиваясь. Жуткое зрелище, со стороны казалось, будто колпак попросту висит в воздухе, будто нет под ним ничего, одна лишь только пустота. Ткань, наброшенная на пустоту, а может, так все и было…
Подчиняясь предупреждающему жесту палача, толпа отхлынула назад. Взволновалась. Послышались испуганные женские крики, их дополнило шуршанье накрахмаленных платьев.
Свистящий звук пронесся над головами. Кончик хлыста описал правильный круг и врезался в кожу человека, подвешенного на столбе. Тот еле слышно застонал. Новые звуки привнесли сумятицу. Трепетно задрожали дамы, прижимаясь телами к кавалерам.
Новый удар отозвался всплеском эмоций. Толпа на площадке выдохнула в едином порыве…
Он вздрогнул от неожиданности. Кто-то подошел и коснулся его плеч. Обнял. Прижался. Сильные, но вместе с тем нежные руки заставили его обернуться. Рядом с ним, слегка раскачиваясь, будто висящая в воздухе, виднелась маска, золотая, блестящая. На ней, лихорадочным румянцем, горели отблески костров. Трепетное тело, запертое в тесном платье, дрожало, все сильнее и плотнее прижимаясь к нему. Губы, скрытые под маской шептали неслышные слова, нет, не понять, что именно, можно было различить лишь томный голос, отдельные звуки, но смысл сказанного терялся в переплетенье ускоряющегося ритма ударов, стона и вдохов.
Очень скоро человек, привязанный к столбу, обмяк. Измученное, расчерченное свежими рубцами тело уже просто висело, чуть заметно раскачиваясь. Палач же не обращал на это внимания, продолжал бить, методично удар за ударом. Спокойно, размеренно, вкладывая в каждый удар всю свою злобу.
Толпа приветствовала каждый замах, она была одним целым, единым организмом. Она дышала одним дыханием, ритмично вздрагивала, следуя задаваемому палачом ритму. Поведение толпы предсказуемо, стадный инстинкт овладевает каждой составляющей ее личностью. Теряется собственное яркое «Я», растворяется оно в сером и безликом «Мы». Да он и сам начинал чувствовать, что не остается более ничего в нем своего, что все как будто напоказ…
Тихий вскрик и глухой звук удара заставили его вздрогнуть. Он удивленно огляделся, будто только сейчас осознал, где находится. Взглянул туда, откуда долетел недавний звук, всмотрелся в темноту, но ничего не увидел. Была лишь тень, безликая, как и все вокруг, медленно, раскачиваясь как осенний листок, опустилась она на землю.
Вернувшееся осознание своей личности отрезвило его. Он вывернулся из крепких объятий прильнувшей к нему хозяйки дома, еще раз мельком взглянул туда, где мгновение назад медленно и печально падала тень. Увидел, или решил, что видит суетившегося толстяка отвратительной наружности. Тут-таки позабыл о нем, бросился на импровизированный эшафот. Перепрыгнул через догорающий костер, подбежал к палачу. Налетел на него. Схватил за плечо, развернул лицом к себе. Замахнулся. Ударил. Кулак угодил в грудь. Послышался треск, будто ребра ломаются, вгибаясь внутрь.
Получив сильный удар, худой в черном облачении глухо ухнул и отлетел на несколько метров. Наверняка костлявое тело преодолело бы и большее расстояние, но на пути возникло препятствие. Один из «фонарных столбов» с факелами. Спиной палач влетел в него, тонкие руки вывернулись назад, оплели деревяшку, обняли неестественным объятием. Застыло тело, замерло, медленно сползая на землю. Черный колпак зацепился за гвоздь или сучок и повис, печально раскачиваясь. Из-под колпака же показалось бледное перекошенное, будто оскал мертвеца, лицо. Смотрело оно ввысь, отрешенно глядело в темное небо.
Толпа отозвалась бурными овациями. Никого не оставило безучастным представление. Ни первая его часть, ни вторая. Казалось, людей мало волновало, чем именно их развлекают, главное, чтобы не останавливались, главное, чтобы развлечение было как можно более кровавым.
Чувствуя перемену, несчастный, что висел на столбе, зашевелился. Вздрогнул. Раз другой. Медленно открыл глаза. В их глубине вспыхнул, разгораясь, огонек. Яркий, живой он казался отблеском ближайшего костра…
– Отлично провели время, а теперь всем спать! – скомандовала хозяйка и кокетливо хихикнула. – Да, получилось даже лучше, чем я того ожидала. Значит так, завтра день особенный, танцы, развлечения, но не только. В общем, всем нам надо хорошенько отдохнуть. Быстренько по комнатам!
Проходя мимо него, та остановилась, игриво мотнула головой, кажется, подмигнула и, кажется, улыбнулась. Нет, это все маска, а маски для того и созданы, чтобы будоражить воображение, прятать лица, скрывать эмоции.
Глава 8
Она открыла глаза и удивленно ними мигнула. Надо же, а все стало другим: обстановка, настроение, ощущения! Мир изменился, притом столь внезапно и так кардинально, что сразу и не разберешь, к лучшему перемены или очень даже наоборот. И ладно там чувства, мировоззрение и прочее, это все субъективно, но помещение, мебель, убранство! «Помню темный двор, избитый до полусмерти несчастный на столбе, а вот дальше пустота… – думала она, пытаясь выудить из недр памяти хоть какое-нибудь воспоминание. – Теперь комната. Нет, не моя, но я здесь точно бывала».
Медленно, будто преодолевая немыслимое сопротивление, она повернула голову. Посмотрела в одну сторону, в другую. Растерянно пожала плечами. Внимательно вгляделась в потолок. Отметила мастерскую лепнину, щедро декорированную позолотой. Дотошно осмотрела люстру, то ли стилизованную под старину, то ли на самом деле раритет, что сохранился с тех времен, когда единственным осветительным прибором были свечи.
В голове все перемешалось. Трудно было отделить реальность от вымысла, отсеять то, что происходило на самом деле, от того что было лишь плодом воспаленного воображения, щедро подпитываемого обрывками воспоминаний, мечтами и желаньями.
Взгляд плавно опустился ниже. Рассеянно скользнул по светильникам, выполненным в виде факелов. Медленно перебрался на тяжелые занавески, по ним спустился на пол. Задержался на мастерски выложенном паркете.
– Такие полы должны быть в музеях, во дворцах, а вовсе не в домах… – прошептала она, изо всех сил стараясь уловить отголосок мысли, пытавшейся объяснить ей суть происходящего.
Удалось. Воспоминания захлестнули, накрыли с головой. Мощным потоком запечатленные памятью и надежно спрятанные где-то в глубинах подсознания события недавнего прошлого вырвались наружу. Заработало воображение, воскрешая изрядно насыщенные происшествиями последние часы и то, что им предшествовало. Нет, она еще не все вспомнила, но общая картина постепенно вырисовывалась.
Отхлынула волна воспоминаний, оставив после себя лишь чувство опустошенности. Глаза сами собой закрылись. Она попыталась отбросить все, расслабиться, очистить сознание, позволив тому самому разбираться, где истина, а где фантазии.
Буквально несколько мгновений относительного спокойствия и вот оно, понимание…
– Будуар хозяйки, – она открыла глаза и затравлено огляделась. – Я в комнате смежной с ее спальней на втором этаже большого дома…
Сквозь приоткрытую дверь из соседнего помещения просочился звук – скрип. Еще один – кто-то громко зевнул и удивительно звонко рассмеялся. Счастливый смех, веселый смех.
Шаги. Легкие, уверенные. Они приближались.
Тихо скрипнула дверь. Приоткрылась. Выглядывая по-детски из-за угла, в будуар заглянуло довольное и буквально излучающее флюиды радости знакомое лицо. Зеленые глаза внимательно, кажется, по-доброму, осмотрели гостью, застыли, засмотрелись куда-то вдаль, в бесконечность. Длинные ресницы медленно мигнули. Раз, еще раз. Удивительно, но с каждым их движением в изумрудных глазах все меньше оставалось доброты. Исчез румянец, погасла улыбка, сквозь беззаботность довольной жизнью блондинки планомерно проглядывало совершенно другое лицо. Волевое и самодовольное.
Дверь широко распахнулась.
– Проснулась? Хорошо, – теперь это уже была хозяйка во всей своей красе. Короткий кивок. Несколько шагов по небольшой комнатке. Кресло. Села, повернувшись вполоборота к своей, то ли гостье, то ли пленнице. Пробуравила ее глазами. Резким движением отбросила назад волосы. – У меня к тебе есть разговор. Серьезный.
Она опустила ноги, попыталась встать, но сразу села пригвожденная тяжелым взглядом.
– В общем так. Надоела ты мне со всеми своими выходками, – та начала без предисловий. – Ты просто-таки загоняешь меня в угол. Вот смотрю я на тебя и не знаю, как мне поступить. Может продать тебя и решить одним махом все проблемы?
Ее пальцы, теребившие кружевной платок, задрожали. Подобного поворота она точно не ожидала.
– Можно, но зачем? От этого ни тебе облегчения, ни мне пользы, наоборот, только хуже… сбежит чего доброго, где мне потом его искать? Да, я не так глупа, как можно было подумать, я давно все поняла, ты – единственный способ удержать его рядом.
– Мне будет позволено вернуться к работе по дому? – ее сердце забилось быстрее, отголоски мощных ударов зазвучали в голове подобно колокольному перезвону.
– Не совсем. Я хочу предложить тебе нечто гораздо большее, – хозяйка импульсивно вскочила и прошлась по комнате. – Ты только посмотри на себя! То, что ты работаешь на плантациях – чистейшей воды недоразумение. Молодая, красивая. Белая! Белая рабыня это же просто абсурд! Ты должна жить в роскоши, свободной должна быть, счастливой, вот суть моего предложения! Не понимаешь?
Она молчала. Сидела, рассеянно глядя в окно. Там на ветке ближайшего дерева расположился голубь и с любопытством заглядывал в комнату. Наклонял он голову в одну сторону, в другую, подмигивал, с интересом рассматривая обеих девушек.
– Давай без разных там ужимок, не надо отворачиваться, не надо притворяться этакой глупышкой, ты ведь прекрасно все поняла. Свободу я тебе предлагаю! Только подумай, свобода! Ты вольна поступать, как вздумается, идти, куда захочешь. Что делать с этой самой свободой? Да что угодно! К примеру, окрутишь какого-нибудь плантатора падкого на сладости определенного рода и вот оно счастье – жизнь твоя кардинально изменится! Да, денег опять-таки получишь. Что я попрошу взамен? Да сущую безделицу.
Хозяйка замолчала. Неторопливо прошла по комнате, остановилась перед диваном. Проследила за взглядом собеседницы, заметила голубя, чьи черные глазки изучали роскошную обстановку будуара. Скривилась, подошла к окну, закрыла его, громко хлопнув рамой. Вопреки ожиданиям крылатый гость не улетел, наверняка любопытство маленького создания было сильнее страха.
– Ладно, давай начнем сначала. Мы ведь можем поговорить как подруги? Думаю, можем. Почему ты решила, что он твой? Руководствуясь какой такой логикой? На чем базируется твоя уверенность? Это все потому, что его к тебе «тянет»? Допустим, но мужчины, они так непостоянны! Да, еще более непостоянны, чем мы, женщины. Тянет! Кто знает, может его и тянет лишь потому, что он не знает других. Нет, неужели ты действительно считаешь, что он один раз тебя увидел и все, он твой, что называется, навеки? Да это же просто смешно! И ладно бы еще увидел! Забыла, дорогая моя, ты в маске была, в моей маске, на тебе платье было, ладно, купальник, но тоже мой. К тому же мы внешне похожи, что сестры. Именно так все и было, смотрел он на тебя, а видел меня! – диван противно заскрипел. Хозяйка села рядом со служанкой и обняла ее за плечи. – Сомневаешься? Не веришь? Так все же просто, давай проверим! Ты всего лишь подыграешь мне, а мы обе понаблюдаем за его реакцией. Посмотрим, на кого он обратит внимание и какую форму его внимание примет. Идет?
– А если окажется, что я права? – нерешительно спросила она.
– Права так права с кем не бывает! – чувствуя, что разговор перетекает в нужное русло, хозяйка улыбнулась. Отвернулась, моментально вернула на лицо маску серьезности. – Да, заметь, в любом случае я сдержу свое слово – ты будешь свободна. Свободна и обеспечена. Можно считать, что мы договорились?
– Да… – услышала она свой тихий голос.
– Вот и отлично! – хозяйка вскочила, прошла, почти пробежала по небольшой комнате. Остановилась у двери. Обернулась. – Договорились. Значит, сейчас и начнем. Сделаем так. Я приглашу его на прогулку, ты же должна оказаться рядом, но так, чтобы тебя не было видно. Позови управляющего, он тебя отвезет…
Прошло не более получаса, и вот она сидела в двуколке, что остановилась в тени единственного дерева, разросшегося средь бескрайних полей. Островок относительной прохлады, а вокруг, сколько ни смотри, равнина, рай для сахарного тростника и ад для тех, кто вынужден его обрабатывать.
Прогулку не назовешь приятной. Скрипучая повозка укачала, толстяк, который всю дорогу только то и делал, что каялся и уговаривал ничего не говорить хозяйке, утомил. Что особенно раздражало, так это то, что ему и извиняться-то не за что было! Так, попытался, не получилось, только и всего.
В любом случае скоро усталость усиленная нервозностью от недавнего разговора праздновала победу. Глаза сами собой закрылись, покачивание антикварного транспорта усыпило…
Прибыли. Нерешительно переступая с ноги на ногу, переваливаясь, словно игрушечный медведь, управляющий побрел по полю в направлении ближайшей группы рабочих. Жара добивала его, губы толстяка шевелились, он что-то шептал не переставая. Ясно что, проклинал жару, палящее солнце, свою работу, судьбу, да и жизнь в целом.
Остановился. Брезгливо скривился, заметив худого надсмотрщика. Криво усмехнулся, поглядывая на украшающий того огромный на пол-лица синяк – память о ночном «представлении». Кое-как спрятал неуместную в данной ситуации улыбку. Протянул руку, здороваясь.
Короткий обмен приветствиями. Она не удержалась и громко (благо никто не слышит – далеко) рассмеялась. Умилительная картинка: пузырь и соломинка…
Разговор был коротким. Толстяк сказал несколько слов, повернулся, указал пальцем на нее, широко развел руками. Худой кивнул. Окинул ее невидящим взглядом и демонстративно отвернулся. В ответ на какую-то фразу, произнесенную вопросительным тоном, махнул рукой, схватил хлыст, что-то громко прокричал и скрылся в зарослях.
Управляющий остался один в окружении рабочих. Зевнул, огляделся, всем своим видом показывая, что никуда не спешит.
Подвели белоснежного коня. Умное животное. Четвероногий красавец, которого ничуть не радовала перспектива послужить транспортным средством для столь упитанного человека, фыркал, упирался и часто мотал головой. Правда, скоро его беспокойство прошло, понял он, что толстяк не сможет даже забраться в седло, не говоря уже о большем…
